Однако, несмотря на это, в итоге обсуждения В. Чернецкий делает неожиданный вывод: никакого близкого родства между «снежным человеком» и гоминидами установить нельзя, особенности стопы «снежного человека» требуют отнести его к особому роду и семейству, в то время как непосредственная генетическая связь между современным человеком и неандертальцем может считаться неоспоримой. Что же привело В. Чернецкого к такому выводу? В отпечатке ноги «снежного человека», пишет он, «совмещаются и обезьяньи и человеческие черты… Обезьяньи признаки: большой палец очень короткий и отклонен внутрь. Бросающиеся в глаза человеческие признаки: короткие пальцы и общие очертания широкой ступни. Характерными для снежного человека признаками являются исключительно широкая и массивная пятка, а также соотношение между длиной ступни и ее шириной у пальцев… Ширина и массивность пятки снежного человека чрезвычайно показательны. Этот человеческий признак у снежного человека выражен даже более ярко, чем у современного человека и у ископаемого неандертальца» (Чернецкий В. О природе снежного человека (приложение к книге: Иззард Р. По следам снежного человека. Пер. с англ. Предисловие С. Обручева. М., 1959, с. 218–220).
Вторая статья В. Чернецкого (1960) посвящена специально реконструкции стопы «снежного человека» на основе фотоснимка Эрика Шиптона. Сначала В. Чернецкий, глядя на очертания следа, изготовил гипсовую модель стопы, затем этой моделью произвел отпечатки на снегу, оказавшиеся весьма сходными с естественными следами. Тогда было дано весьма точное анатомическое описание этого гипсового макета, отожествляемого со ступней «снежного человека». С самого начала эта методика покоится на ошибке: естественные следы оставлял не жесткий предмет, какова гипсовая модель, а мягкий и подвижный; сходство искусственных следов с естественными отнюдь не доказывает, что механика их образования была тождественной, т. е., что «снежный человек» опускал на поверхность неподвижную как застывший гипс стопу. Напротив, сходство следов доказывает неполное сходство модели с натурой. Да и что значат с точки зрения анатомии такие слова, описывающие в деталях эту гипсовую модель: «мизинец менее согнут, чем остальные пальцы»? Значит ли это, что остальные более способны сгибаться, или что они так и окостенели в этом согнутом положении?
И все же, несмотря на эти неосторожные отожествления, в реконструкции В. Чернецкого можно отличить то, что отражает объективную действительность, от того, что механически и искусственно устроено для получения сходства следа. К последнему относится в особенности реконструкция несуразного, противоречащего морфологии приматов второго пальца, тогда как особенности его отпечатков на снегу должны быть объяснены не его статической формой, а его подвижностью, его движением в момент ступания по снегу. Вот эта-то ошибка, кстати, и ввела в заблуждение А. Сэндерсона, поместившего противоестественную выдуманную В. Чернецким стопу «снежного человека» даже на обложку своей книги. Французский антрополог А. Валлуа также останавливается в полном недоумении перед этой реконструкцией второго пальца: «его форма, восстанавливаемая таким образом, не соответствует ничему известному ни у людей, ни у обезьян; она не поддается объяснению». Несколько ниже А. Валлуа приближается, как мне кажется, к правильной разгадке: «Некоторые необъяснимые черты этого отпечатка не дают признать его без оговорки: не скользила ли оставившая его стопа, как это часто бывает, если идти по мягкому снегу, или если почва расположена полого» (Vallois H. Du nouveau sur I’Homme des neiges? // L’Anthropologie, 1960, t. 64, p. 381–382).
Из бесспорных же наблюдений В. Чернецкого над своим макетом отметим следующее.
Передняя часть ступни очень широка (около 43 % длины), что, как справедливо отмечает В. Чернецкий, обнаруживается также на ступне неандертальца из пещеры Киик-Коба в Крыму. Кости плюсны укорочены сравнительно с ногой современного человека, а фаланги длиннее. Глубина отпечатка, сделанного в снегу большим пальцем, наводит на мысль, что он несет на себе значительную часть веса тела; он значительно более отставлен, чем это возможно у современного человека и, очевидно, может быть использован для захвата предметов или для карабканья. Второй палец длиннее первого, что наблюдается у современного человека лишь в качестве отклонения от нормы и обычно связано с повышенной способностью захвата; при неустойчивом прямохождении «снежного человека», вероятно, характерно было включение этого удлиненного второго пальца в балансирование в большей степени, чем у современного человека. Слабость отпечатка пятого пальца «снежного человека» В. Чернецкий сопоставляет с тем, что и в стопе современного человека две периферические фаланги пятого пальца часто слиты вместе, — следует предположить, что у «снежного человека» он держался более прямо, чем остальные пальцы. Обращаясь к данным криминалистики о следах босой человеческой ноги, В. Чернецкий обнаруживает сходство в том, что задняя часть пятки, касаясь поверхности снега, отбрасывает крохотные кучки снега. Криминалистика подчеркивает, что наиболее глубокие отпечатки следов человека оставляют наружная сторона задней части пятки и внутренняя сторона большого пальца, а наименее глубокие — наружная сторона подошвы около мизинца и внутренняя сторона около большого пальца. Эти детали хорошо видны на следах и гипсовом слепке стопы «снежного человека». Таким образом, данные криминалистики свидетельствуют, что шиптоновский «снежный человек» должен ходить, в общем, примерно так же, как ходит человек, хотя сравнительная анатомия указывает на некоторые частные особенности его стопы сравнительно с нашей.
Итак, если отбросить указанные выше ошибки в методе реконструкции, основные наблюдения В. Чернецкого ведут, казалось бы, к единственно возможному выводу: шиптоновский след оставлен стопой гоминидной, отклоняющейся в ряде частных признаков от стопы Homo sapiens примерно настолько же, как стопа палеоантропа. Но совершенно неожиданно В. Чернецкий заканчивает свою статью ничем не подкрепленным мнением, что «снежный человек» вероятно схож с ископаемым гигантопитеком (Тschernezky W. A Reconstruction of Foot of the «Abominable Snowman» // Nature. London, 1960, v. 186, № 4723, May, 7, p. 496–497)! Как видим, только некоторые ошибки и непоследовательности В. Чернецкого толкнули А. Сэндерсона к тезису, что в то время как стопа первых трех групп или типов ABSM сходна с неандертальской, стопа четвертой группы совершенно отлична и даже ближе к понгидам, чем к гоминидам.
Если А. Сэндерсон, вслед за В. Чернецким, отодвинул след «йе-ти» («ми-ге») слишком далеко от человеческого, то надо признать в общем убедительным его анатомический анализ гипсовых отливок следов из Британской Колумбии и Северной Калифорнии, которые, напротив, на первый взгляд выглядят вполне человеческими. По фотографии отливки видно, говорит А. Сэндерсон, что оставившие эти следы существа идут с пальцами расположенными не веерообразно по линии движения, как у медведя и не с повернутыми наружу от линии ходьбы, как у человека, а с пальцами, направленными вперед по линии ходьбы. Анализ далее показывает, что хотя стопа огромная и кажется с первого взгляда длинной, на самом деле она очень короткая и широкая (с показателем длины к ширине 1.61). За пальцами видны две подушечки и А. Сэндерсон выдвигает интересную догадку, что не первая, а вторая подушечка отмечает место окончания пальцев, — в таком случае оказывается, что пальцы — огромной длины, к тому же косая линия идет вверх от окончания первого пальца к окончанию пятого пальца, в противоположность тому, что мы видим на стопе современного человека. На изучаемом следе грязь не зажата между, пальцами, что отмечается на сотнях тысяч человеческих отпечатков, — А. Сэндерсон предлагает объяснить это наличием перепонок между пальцами (Sanderson I. Op. cit., Appendix В; Сандерсон А. Op. cit, Приложение А (??)). Однако нельзя ли объяснить это большей силой приведения пальцев друг к другу, чем у современного человека?
В этой связи надо обобщить наблюдения и над другими отпечатками следов «снежного человека» и его аналогов: в большом числе случаев может быть отмечено, что длина пальцев превосходит таковую у современного человека. Это наблюдение не противоречит впечатлениям, что след «широкий» или, напротив, что он «длинный, узкий»: у фалангово-плюсных сочленений он шире, чем у современного человека, так что если речь не идет о длиннотно-широтной пропорции, он действительно может быть назван «широким», тем более при раздвинутых пальцах, если же брать контур следа в целом и не фиксировать внимания на линии фалангово-плюсных сочленений, он, в силу необычайной длины пальцев, особенно если они сжаты, действительно выглядит «удлиненным» и тем самым «узким» сравнительно с человеческим следом.
Вернемся еще раз к методике анализа следов В. Чернецким.
По-видимому, в рассуждение В. Чернецкого вкралось несколько ошибок, объясняющихся двумя причинами: во-первых, он взял шиптоновский снимок следа «снежного человека» изолированно от всех других снимков и описаний следов этого существа, вследствие чего принял некоторые случайные динамические положения пальцев за устойчивые морфологические видовые признаки; во-вторых, он взял отпечаток ступни лигурийского неандертальца изолированно от имеющегося костного материала по ступням неандертальцев, вследствие чего тоже принял кое-что случайное в данном следе за общее и типическое для древних ископаемых гоминид.
Если мы сопоставим шиптоновский снимок с другими, то увидим, что случайными, хотя подчас и повторяющимися чертами являются в нем: 1) отсутствие на отпечатке V пальца, что, может быть, связано с повышенной экстензией этого пальца, особенно на снегу; 2) повернутость I пальца несколько внутрь. Эта вторая черта отмечена и в описаниях следа «снежного человека» Вис-Дюнантом и Пьером Борде, однако гораздо чаще на фотографиях и в описаниях, а также на упомянутом гималайском слепке она отсутствует. На слепке большой палец тесно прижат ко второму, как на стопе человека. Том Слик и Питер Бирн отмечают «у»-образное (может быть: V-образное??) ответвление большого пальца по отношению к другим, необычайно напоминающее окаменелый след неандертальца из Лигурии. Геологи и охотники, описывающие аналогичные следы на Памире, также постоянно отмечают «оттопыренный», «откинутый» большой палец, как отличие данных следов от медвежьих и человеческих (Щербаков, Шалимов, Юсупов). О «значительно отставленном большом пальце» на следе рассказывает и очевидец с Тянь-Шаня (Тохтасынов). Казахи, информировавшие В. Д. Хахлова, чтобы продемонстрировать отличие ступни «дикого человека» от человеческой, клали ладонь руки на землю, подгибали по две концевых фаланги у четырех пальцев, при этом раздвигая их насколько возможно, а большой палец, хотя и прижимали сбоку ко второму, но конец его отводили в сторону. В кавказском материале мы тоже встречаем указания на заметную отодвинутость большого пальца в сторону (Леонтьев), причем в одном случае информатору, опытному охотнику и следопыту, было показано изображение шиптоновской фотографии и он, исправляя предъявленный набросок, подчеркнул, что большой палец отстоял в сторону больше, чем на нем.