ти на многих людях аналогичный ракурс II и III пальцев. Оказалось, что, в отличие от современного человека (и ряда других приматов), на кисти из Пангбоче III палец отнюдь не длиннее II пальца. Свидетельствует ли это в пользу искусственности такого непомерно удлиненного II пальца на кисти из Пангбоче? Или подобный признак свойствен и другим неандертальским кистям? К сожалению, при реконструкциях кистей из отдельных костей Буль, Бонч-Осмоловский и другие в данном отношении принимают за модель как раз кисть современного человека, то есть выдвигают проксимальный конец III пальца дальше соответствующих концов II и IV пальцев. Таким образом, вопрос пока остается без ответа.
Как мы видели, кроме дискуссионных и недостаточно выясненных признаков, остается довольно значительное число особенностей, отличающих кисть из Пангбоче от кисти современного человека и сближающих ее с кистью неандертальца. Остается важный вопрос: а не укладываются ли они в пределы вариаций кисти современного человека? По мнению Л. П. Астанина, при ответе на этот вопрос нужно принять во внимание отмеченную еще А. И. Ярхо закономерность: отдельные признаки (размеры и форма костей) человеческой кисти варьируют в известной мере независимо друг от друга. Поэтому если данная кисть отклоняется от нормы по нескольким признакам, это имеет гораздо большее значение, чем если бы она отклонялась по одному признаку. «Как раз в случае Пангбоче это и наблюдается. По длине II пальца, укороченности I пястной кости, массивности других метакарпалий и некоторым другим признакам кисть из Пангбоче не походит на кисть современного человека. Если даже допустить, что каждый отдельный признак находится в пределах вариаций кисти современного человека (занимая крайнее положение), то та комбинация признаков, которая обнаруживается в кисти из Пангбоче, у современного человека, видимо, не может встретиться». Этот вывод тем более неоспорим, что к перечисленным здесь Л. П. Астаниным особенностям кисти из Пангбоче должны быть прибавлены еще такие, как рассмотренное нами специфическое костное образование или гребень на первой пястной кости, относительная величина эпифизов сравнительно с телом пястных и фаланг, характер изогнутости первой и четвертой пястной костей. Вся эта совокупность неандерталоидных особенностей кисти из Пангбоче, по-видимому, отнюдь не коррелированных между собой или хотя бы в известной мере независимых друг от друга, дает право считать, что кисть из Пангбоче стоит вне возможных вариаций кисти современного человека.
Она отстоит от кисти современного человека не менее, чем кисть неандертальцев. Наиболее вероятно, что ее следует определить именно как неандертальскую или неандерталоидную. Правда, для сравнения с древнейшими ископаемыми гоминидами и прегоминидами остеологический материал по кисти руки слишком скуден: есть лишь незначительные фрагменты по парантропам и плезиантропу. Но не видно причин для того, чтобы ставить исследуемую кисть ниже неандертальских. Из восьми неандертальских местонахождений, где найдены кости, относящиеся к кисти руки — Спи, Крапина, Ла Кав, Субалинк Хёле, Ла Шапелль, Ла Феррасси, Кармел и Киик-Коба, полностью опубликованы только четыре последних. На основе совокупности этих палеоантропологических данных можно утверждать, что кисть на неандертальской стадии антропогенеза отличалась большой вариабильностью строения, причем кисть киик-кобинца не может быть без оговорок принята за эталон, более того, в некоторых отношениях она занимает крайнее положение среди неандертальских форм. Но все же определились уже некоторые параметры вариаций неандертальских форм. Кисть из Пангбоче вполне вписывается в эту группу, причем меньше признаков сближает ее с кистью из Ла Феррасси, больше — с кистями из Ла Шапелль и Киик-Коба, что, кстати, совпадает с приведенными выше предварительными впечатлениями Бернара Эвельманса и Османа Хилла.
Я даже позволю себе думать, что кисть из Пангбоче способна пролить дополнительный свет на большие дискуссионные вопросы, касающиеся кисти неандертальцев. Разве не примечательно, например, в этом плане общее впечатление проф. Л. П. Астанина от кисти из Пангбоче: что она лишена черт специализации и как бы совмещает в себе некоторые признаки брахиаторной, круриаторной, способной охватывать предметы кисти?
Могут возразить, что невозможно делать какие либо обобщения на данном анатомическом объекте, поскольку он представлен только серией фотографий и даже нет надежды в ближайшем будущем получить подлинник в руки антропологов. Конечно, такое положение с кистью из Пангбоче сильно ограничивает возможности исследования. Так, мы не видим всех сторон каждой кости. Мы не можем произвести никаких сопоставлений абсолютных размеров, ибо пока не располагаем сколько-нибудь надежным масштабом для определения с точностью натуральной величины кисти из Пангбоче; известно только, что она немного меньше средней человеческой кисти, может быть, принадлежит женской особи. Но остается, как мы видели, достаточно широкая возможность измерений пропорций костей, то есть относительных величин, а также анатомического анализа конфигурации костей, их взаимного расположения и т. д. Главное все-таки в том, что в этих фотопрепаратах исключается артефакт, ибо ведь мы открываем в этом скелете такие свойства, которых не ожидали и не могли ожидать ни обладатели кисти — ламы, ни шерпы, ни путешественники, снимавшие фотографии. Тут ситуация прямо противоположна пильтдаунской. Наш анализ морфологических особенностей кисти из Пангбоче не подтвердил, а опрокинул прогнозы тех, кто снимал фотографии, ибо они ожидали найти подтверждение гипотезы о неизвестном «страшном антропоиде», а отнюдь не мысли о неандерталоидном характере кисти, которая им была неизвестна и чужда. Что делать, пока приходится довольствоваться фотографиями этого важного объекта. Но ведь можно привести немало примеров существенных и достаточно точных наблюдений и выводов, сделанных и советскими и зарубежными антропологами путем измерений фотографий костей — при отсутствии в руках оригиналов и муляжей.
Поэтому все же хотя бы в самом предварительном порядке сопоставим наблюдения над кистью из Пангбоче с основными положениями Г. А. Бонч-Осмеловского и его критиков по поводу особенностей и филогенеза неандертальской кисти. Хотя кости кисти киик-кобинца сохранились более фрагментарно, чем кости его стопы, и поэтому даже самые скрупулезные измерения не могли дать абсолютно надежных результатов, Г. А. Бонч-Осмоловский построил смелую, своеобразную и во многих отношениях твердо обоснованную концепцию. Естественно, что в некоторых пунктах она неоднократно подвергалась критическому пересмотру (А. Н. Юзефович, В. П. Алексеев и др.). Основные выводы Г. А. Бонч-Осмоловского состоят, как известно, в следующем. Кисть палеоантропа из грота Киик-Коба, как, в меньшей степени, и кисти некоторых из западных неандертальцев, отличались от кисти современного человека (неоантропа) исключительной массивностью и ограниченной возможностью противопоставления большого пальца. В пользу последнего утверждения свидетельствует строение пястно-запястного сустава I луча, не седловидное, каковым оно является у всех неоантропов. В то же время большой палец имеет более ладонное направление, то есть расположен в большей степени в одной плоскости с ладонью, чем у современного человека. Кисть киик-кобинца Бонч-Осмоловский на этом основании сближает с «лапой».
Больше всего подвергалось критике положение Бонч-Осмоловского о малой противопоставляемости и, соответственно, малой охватывающей способности большого пальца неандертальца. Несомненно, что его вывод должен быть обставлен большим числом оговорок. В этом выводе отчасти чувствуется предвзятость, он в известной мере внушен определенной концепцией, а именно идеями П. П. Сушкина, что помимо сознания Г. А. Бонч-Осмоловского влияло на методику исследования. Но все же навряд ли можно начисто и отбросить этот серьезно фундированный вывод. Между прочим, Бонч-Осмоловский ссылался в подтверждение своего тезиса и на то, что у современного человека при поражениях головного и спинного мозга, связанных с нарушением пирамидных путей (при котором выключается участие коры головного мозга), противопоставление большого пальца или ограничивается, или полностью выпадает. Бонч-Осмоловский ссылался и на данные проф. Н. А. Крышовой о слабости возбудимости сгибателей большого пальца при хватательной функции у новорожденных детей, причем выявляющейся значительно больше при сне, чем при бодрствовании. Эти наблюдения из области эволюционной физиологии нервной деятельности не имеют никакого отношения к чисто анатомической дискуссии: по А. Шульцу закладка оппозиции большого пальца в эмбриогенезе происходит более поздно, чем по В. П. Якимову; эта анатомическая возможность противопоставления большого пальца у зародыша 8–9 недель или новорожденного лишь по недоразумению могла быть противопоставлена эволюционной концепции Бонч-Осмоловского, подкрепленной Крышовой, говорившей не об анатомии кисти, а о развитии функций центральной нервной системы, кстати, против такого недоразумения предупреждал сам Бонч-Осмоловский, говоря, что тут мы имеем дело с выявляемым нервной деятельностью «переживанием» той стадии эволюции, когда не было противопоставления, хотя оно обнаруживается на другой стадии онтогенеза, «когда анатомическое строение всей аппаратуры оппозиции уже вполне сформировалось» (Бонч-Осмоловский Г. А. Op. cit., с. 142). Словом, мне представляется, что никаких решающих опроверженией мыслей Бонч-Осмоловского об особенностях большого пальца киик-кобинца не было выдвинуто, хотя мысли эти требуют оговорок и уточнений. Все это упоминается здесь мною только потому, что, по-видимому, как показано выше, кисть из Пангбоче дает некоторые морфологические наблюдения в пользу мнения Бонч-Осмоловского об ограниченности противопоставления большого пальца у палеоантропов.
Но, пожалуй, гораздо важнее отметить, в чем изучение кисти из Пангбоче способно подтолкнуть, хотя бы косвенно, к сомнению в правильности некоторых элементов реконструкции кисти из Киик-Коба, представленной Бонч-Осмоловским. Укажу на два таких элемента.