Весьма любопытна одна деталь, которую можно заметить, сравнивая серию упоминаний о древолазании «снежного человека» с теми случаями, когда человек спасался от приближавшегося «снежного человека» залезая на дерево. Казалось бы, здесь противоречие. Но, вчитываясь внимательно, мы замечаем, что речь идет о двух разных вещах. «Снежный человек» отлично лазает по ветвям, стоит на них, держась за другие, или повисает, подтягивается; а спасающийся от него человек взбирается по тонкому стволу, как по шесту, до высоко расположенных ветвей, и в этом случае «дикий человек», пытавшийся почему-то настичь человека, принужден был топтаться под деревом. Это следует объяснить тем, что для цепляния за ветви не обязательно схватывание их противопоставленным большим пальцем, можно накладывать всю кисть как крюк, а для влезания на гладкий ствол или шест абсолютно необходимо схватывание противопоставленным большим пальцем.
Описание кисти «дикого человека», данное Хахловым, оставалось бы неполным, если бы мы не отметили, что в результате настойчивых расспросов о ногтях он характеризует их, как «узкие, длинные и выпуклые». «По всей вероятности, — добавляет Хахлов, это — когтевидные ногти, как назвала бы такое образование сравнительная анатомия. Разобраться в этом можно было бы, лишь имея перед собой объект, хотя бы в виде пальца „дикого человека“»(ИМ, IV, с. 47–50). Теперь это условие налицо, и ногти с кисти из Пангбоче действительно напоминают предварительное описание Хахлова.
Во всем остальном описательном материале мы многократно встречаем упоминания о «крепких», «крупных», «сильных» пальцах изучаемого нами вида (ИМ, I, с. 42; II, с. 115 и др.). В реалистической или легендарной форме мощная сила захвата кисти этого существа фиксируется рассказами о «джез-тырмаке». Указания на особенно длинные сравнительно с человеческими ногти на руках встречаются также в большой серии различных независимых друг от друга показаний наблюдателей (ИМ, I, с. 42; II, с. 115 и др.). Наконец, нет ни единственного показания, которое противоречило бы многократно повторяющемуся утверждению, что ладонь рук (как и подошва на ноге) не имеет волос (в том числе свидетельства Хахлова, Топильского, Агафонова, Карапетяна), но характер и степень обволошенности тыльной стороны кисти описываются не вполне одинаково: иногда просто говорится о наличии на ней волос, иногда отмечается, что она обволошена не полностью, а, например, только до первого сустава пальцев и т. п. (ИМ, II, с. 71; II, с. 115, кавказские данные).
Итак, в основном сходятся три комплекса данных о кисти: 1) анализ фотографий кисти из Пангбоче, как и сведения об обволошенности кисти с тыла 2) итоги морфологических исследований кисти кииккобинца и западноевропейских неандертальцев, 3) описательные опросные сведения. Из этого сходства мы заключаем, что кисть «снежного человека» в общем тоже имеет близость к тому, что известно науке о палеоантропах, может быть, шире — об ископаемых гоминидах.
Таким образом, мы существенно продвинулись в поисках опоры для биологических сопоставлений «снежного человека» с другими известными видами. Приведенные параллели, касающиеся вещественных, реальных, зафиксированных многочисленными фотографиями стопы и кисти реликтовых гоминоидов, — это уже немало! Выводы относительно этих двух конечностей, основанные на совершенно независимом друг от друга материале, в общем одинаковы. При этом мы можем заметить, что у реликтовых гоминоидов диморфизм верхних и нижних конечностей выражен слабее, чем у современного человека: если стопа реликтового гоминоида характеризуется большей, чем у современного человека, подвижностью пальцев, в частности, I пальца, то кисть характеризуется меньшей подвижностью, в том числе меньшей противопоставляемостью I пальца.
Эта особенность конечностей реликтового гоминоида лишний раз свидетельствует о его филогенетической примитивности по сравнению с современным человеком. Ведь, по меткому определению П. П. Смолина, анатомическое различие между обезьянами и людьми состоит между прочим в том, что люди — переднерукие, обезьяны же — заднерукие, то есть обхватывающие движения, держание чего-либо осуществляются у обезьян преимущественно задними конечностями. палеоантроп, как можно судить по сказанному выше, был менее «переднеруким», чем современные люди, менее «заднеруким», чем обезьяны.
Рассмотренные вещественные источники, относящиеся к конечностям, было бы, разумеется, в высшей степени желательно дополнить данными о костях черепа. Ведь череп остается фундаментальным материалом для научной систематики в зоологии и в антропологии. Естественно, что исследователи проблемы «снежного человека» искали прямых и косвенных путей к установлению морфологических особенностей его черепа.
Однако поиски пошли, по-видимому, по неправильному пути. Опыты реконструкции формы головы по скальпам «снежного человека», предпринятые В. Чернецким, не могли дать положительного результата. Весьма спорным является материальный памятник, который некоторые авторы предлагают рассматривать почти как вещественные останки «снежного человека». Речь идет о случайно найденной в одной коллекции зоологом С. М. Успенским буддийской ритуальной маске, применявшейся лишь в редчайших церемониях посвящения духовных лиц высшей степени. С. М. Успенский склонен допускать, что, за вычетом явно вымышленных элементов (зубная система), эта маска может рассматриваться как подлинная копия, снятая может быть путем наложения чего-то вроде слоев папье-маше с мумии или черепа «снежного человека». Более того, С. М. Успенский сделал интересную попытку реконструкции облика «снежного человека» методом восстановления лица по черепу, разработанным проф. М. М. Герасимовым (Uspenski M. S. Une figuration inconnue de l’homme des neiges // La terre et la vie. Paris, 1960, № 4, p. 200–203). Однако антропологами и приматологами выдвинуты веские возражения против сближения изображаемого маской существа с каким-либо из высших приматов, будь то антропоиды или гоминиды.
Но никому не пришло в голову привлечь совсем иной материал для изучения черепа реликтовых гоминоидов. В предыдущей главе мы указали на «подкумскую крышку» и другие неандерталоидные черепа Северного Кавказа, имеющие весьма молодой геологический и археологический возраст. С точки зрения биологической науки и ее обычных хронологических масштабов эти ископаемые черепа могут быть названы современными. Между тем на «подкумской крышке» мы видим характерные особенности палеоантропа (хотя и смягченные у данной особи) — развитый надглазничный рельеф или валик, покатый лоб, слабо развитые сосцевидные отростки, большую межглазничную ширину и др. Но не только на Северном Кавказе, а и во многих других географических областях найдены черепа и другие кости достаточно ярко выраженного неандерталоидного типа, относящиеся отнюдь не к палеолитическому времени, а к неолитическому, палеометаллическому и еще более позднему. Антропологи ни в коем случае не связывали эти находки с неандертальской проблемой, ибо не было даже мысли о сохранении на земле реликтовых пелеоантропов. Между тем количество таких находок в сумме весьма значительно и их уже никак нельзя рассматривать в качестве патологических случайностей. Краткий обзор состояния вопроса будет дан в главе 13. Пока необходимо лишь отметить, что находки неандерталоидных черепов голоценового возраста, в том числе «эпохи бронзы» сделаны, кроме Северного Кавказа, также в Тибете, или лучше скажем наоборот: на всех территориях, где сделаны находки поздних неандерталоидных черепов, имеются сведения о встречах в настоящее время или об обитании в прошлом аналогов «снежного человека». Как увидим, в описаниях внешности последних наблюдателями снова и снова подчеркиваются выступающие надбровья, прикрывающие глубоко запавшие глаза, покатый, убегающий назад лоб. Следовательно, можно предполагать, что мы обладаем обильным остеологическим материалом для изучения если и не чистых, то скрещенных особей Homo troglodytes («снежного человека»), живших в историческое время и, вероятно, почитавшихся при родовом строе наподобие «ларов» и т. п. (см. главу 14).
Во всяком случае мы получили некоторые твердые опорные пункты для начала морфологической характеристики реликтового гоминоида и определения его систематического положения. Вкратце наш вывод можно сформулировать так: с точки зрения узко морфологической (т. е. не касаясь трудовой, психологической, социальной стороны процесса «очеловечения» приматов) это существо эволюционно находится не дальше от современного человека, чем австралопитековые, но и не ближе к нему, чем неандертальцы (палеоантропы).
Есть несколько самых общих признаков, неизменно повторяющихся в огромной массе устных сообщений, отличающих аналогов «снежного человека», с одной стороны, от современного человека, с другой стороны, от любой обезьяны. От современного человека во всех описаниях его отличает 1) волосатость тела (наблюдаемая ввиду отсутствия одежды), 2) отсутствие членораздельной речи. От обезьяны же аналогов «снежного человека» в той же абсолютно подавляющей массе сведений отличают 1) прямохождение (по своей определенности и сходству с человеческим не идущее в сравнение с намечающимся прямохождением горных горилл), 2) наличие у особей женского пола развитых и даже гипертрофированных сравнительно с женской грудью грудных желез (в общем совершенно отсутствующих у всех обезьян, хотя в виде исключения иногда и наблюдается набухание и даже обвисание молочных желез, например, у самок гориллы, но только в период лактации). Что касается низших обезьян, то от них «снежного человека» отличает отсутствие какого либо хвоста, — признак, опять-таки подтверждаемый огромной массой описательных материалов.
Однако прямохождение у этих реликтовых гоминоидов все же еще далеко не столь выработано, как у современного человека, и отличается как бы некоторой незавершенностью. Выше уже приведен ряд показаний, характеризующих их неуклюжую, раскачивающуюся походку на несколько расставленных и слегка согнутых в коленях ногах. К этому нужно добавить встречающиеся указания на их относительную коротконогость, а также в некоторых случаях — кривоногость, косолапость (ИМ, I, с. 9; III, с. 115