— Их на продажу готовят. Наташа, хоть у этих участков и нет пока собственника, но всё же лучше, если мы отсюда уйдём.
Немного попетляв, улочка вывела на широкий бульвар, запруженный праздно гуляющим народом. Гонс пересёк поток и нырнул в следующий проулок. Планировка города оказалась довольно запутанной, а по главным улицам Гонс не ходил словно принципиально. Зато по всяким проулкам и зигзагообразным улочкам они нагулялись вдосталь. Одна из них вывела их на просторную площадь, заставленную торговыми рядами. С первого взгляда здешний базар ничем не отличался от такого же базара в родном мире, впрочем, со второго взгляда отличий тоже найти не удалось. Разве что одежда людей другая, а так всё то же самое: торговцы, активно рекламирующие товар; покупатели, пытающиеся сбить цену; вон два торговца сцепились — покупателя не поделили. Покупатель, правда, благоразумно решил свалить от такого активно-навязчивого сервиса. Девочка рассмеялась. Как ни странно, но здесь ей нравилось, несмотря на толкотню.
Её внимание привлёк какой-то шум неподалёку. Девочка поднялась на цыпочки, пытаясь разглядеть, что происходит, потом решительно направилась туда. Оказалось, что торговец поймал за руку худющего мальчишку лет двенадцати в каких-то лохмотьях вместо одежды и теперь усиленно вопил, зовя стражу, заодно просвещая всех, желающих узнать, в чём дело:
— Стража! Люди добрые, да что же это делается?! Отвернуться уже на миг нельзя, сразу воруют! — С этими словами торговец тащил сопротивляющегося мальчишку к своей лавке, из которой, видно, и выскочил, когда обнаружил кражу.
Лавка оказалась фруктовой — большущая палатка, прилавок, на котором горками были разложены различные фрукты: мандарины, лимоны, киви, яблоки и груши.
— Вы только посмотрите, что делается! — продолжал вопить торговец.
Он дотащил мальчишку до прилавка и вырвал у него из руки кошелёк. Одной рукой открыть его оказалось делом трудным, но мужчина справился и высыпал из него на прилавок несколько медных монеток.
— Что?! — взревел он. — А где четыре дежа?! Куда дел банкноты, шельмец?!
Мужчина ухватил мальчишку за и так уже изорванную рубашку и принялся трясти его.
— Да не брал я ничего! — яростно отбивался мальчишка. — Всё, что было в вашем кошельке, — всё на месте!
— Врёшь, негодник! Признавайся, кто сообщник?! Если признаешься, не передам тебя страже!
Наташа озадаченно разглядывала разыгравшуюся сцену, потом посмотрела на прилавок. Проход между прилавком и стенкой палатки был только один, и весьма узкий, даже если бы мальчишка сумел забежать туда, то украсть кошелёк не успел бы.
— Прошу прощения, — девочка решительно шагнула к палатке. — Скажите, а где лежал ваш кошелёк?
— Что? — торговец обернулся и несколько секунд разглядывал девочку. Потом его взгляд остановился на её причёске. — Ага! Так ты и есть его сообщница!!!
Наташа нахмурилась, но сказать ничего не успела — вперёд вышел маг.
— Гонс Арет, — представился он. — Совет Магов. Специальный уполномоченный контрольной комиссии Совета. Только что при мне было нанесено оскорбление уважаемой гостье республики госпоже Наташе. Прошу всех быть свидетелями.
— Что? — Торговец вроде как ещё хорохорился, но было заметно, что он потерял часть своего гонора. — Госпоже?
— Если вас вводит в заблуждение причёска госпожи, то ещё раз повторяю специально для тех, кто плохо понял с первого раза: госпожа Наташа гость нашей республики, и по этой причине она может не придерживаться наших обычаев.
— Но я запомнила ваше оскорбление, — внесла свою лепту и девочка. — А теперь я прошу ответить, где лежал ваш кошелёк, когда его украли. И где в этот момент находились вы?
Вокруг уже собралась приличная толпа. Люди всегда жадны до развлечений, а здесь их предоставляли по полной программе. Наташу разглядывали с интересом и без враждебности. Торговец сообразил, что симпатии окружающих вовсе не на его стороне. Он сердито толкнул мальчишку к подоспевшему стражнику, а сам бросил кошелёк на прилавок позади разложенного товара.
— Вот тут я его положил, а сам вышел поправить товар.
Наташа оценила расстояние до кошелька, потом оглядела мальчишку. Решительно подошла к нему, приподняла его руку и измерила взглядом, потом вернулась к прилавку. Чуть отошла и глянула на вывеску.
— Вы Торнет?
— Нет, — торговец отвечал неохотно, но и избежать ответа под взглядами стольких зрителей не мог. — Господин Торнет — владелец многих торговых лавок. Я наёмный служащий.
— А-а-а. Ну, тогда понятно, — кивнула девочка. — А я-то всё гадала, зачем вы врёте.
— Что?! Даже от гостьи республики я не потерплю…
— Лжи? Да-да, я помню, вы сказали, что я сообщница вора. Я обещала вам это не забыть. Мальчишка, конечно, виноват, но вы виноваты больше. И вы врёте. Кошелёк ведь не здесь лежал, правда?
— Правда! — закричал вдруг мальчишка. — Он с краю прилавка лежал!
— Да какая разница, где лежал кошелёк?! И потом, кому вы верите?!
— Разница большая. И верю я мальчишке по той причине, что с того места, где лежит кошелёк сейчас, он его схватить быстро, не рассыпав товара, не смог бы. Да и не увидел бы он его за ним. Взять его оттуда он смог бы только в том случае, если бы знал, что кошелёк там.
— Ну, значит, он немного не там лежал.
— Вы забыли, куда положили кошелёк с четырьмя дежами? Тогда неудивительно, что у вас его украли. Но, знаете, мне почему-то кажется, что всё было немного не так. Четыре дежа — довольно приличная сумма, и деньги эти, скорее всего, не ваши. Я не права?
— Это выручка за товар, — торговец вдруг начал неожиданно потеть, постоянно протирая лицо какой-то тряпкой, чем окончательно убедил Наташу в правильности её догадки.
— Вот и я о том же. Так небрежно обращаться с чужим имуществом… Зато, если хотя бы на миг предположить, что в кошельке не было ни одного дежа, тогда становится понятной ваша забывчивость. И если предположить, что мальчик не соврал и кошелёк лежал на краю стола… Вы либо не дорожите имуществом нанимателя, либо хотели, чтобы его украли. Знаете, я бы рекомендовала господину Торнету провести ревизию в вашей лавке.
— Что я обязательно и сделаю! — вдруг раздался рык из толпы зевак, и к лавке прорвался весьма солидного вида человек.
— Господин, — торговец даже побелел от страха. — Неужели вы поверите…
— Замолчи! Я давно подозревал тебя, но теперь…
Наташа попыталась взглядом отыскать воришку, но увидела лишь стражника, увлечённо взирающего на скандал, и обрывок рубашки у него в руке. Девочка усмехнулась. Она полагала, что мальчишку придётся выручать, но тот справился и сам.
— Пойдёмте, уважаемая гостья республики, — улыбнулся маг, предлагая ей руку. — У вас поразительный талант, — заметил он ей, когда они уже далеко ушли от места происшествия. — Вы умеете смотреть и, главное, делать выводы. Я ведь не понял, что торговец врал, а вы сразу всё сообразили.
— Что это, лесть, господин маг? — улыбнулась девочка.
— Почему сразу лесть? — притворно обиделся маг. — Я всегда говорю девушкам правду и только правду!
— И вы до сих пор живы? Вам очень везёт.
Маг расхохотался.
— Наташа, вы замечательный человек!
— Тогда вы ответите на пару вопросов замечательного человека? Скажите, дядя Гонс, а что было бы с тем мальчишкой, если бы он не сбежал?
— Ну, нарочно торговец подложил кошелёк или нет, вина воришки очевидна — кошелёк он всё-таки украл, вне зависимости от того, сколько в нём было. Так что для начала в тюрьму, а потом на каторгу.
— На каторгу? — ужаснулась девочка. — Но он же совсем ещё ребёнок!
— Что поделать, закон один для всех. Тут всё зависело бы от позиции суда. Он мог бы и проявить снисхождение из-за возраста, в этом случае мальчика отправили бы в работный дом. Но знаете, если бы выбирал я, то предпочёл бы каторгу.
— Ужасно! А суд… Как он проходит?
— Суд? Нобиля могут судить только нобили. Собирается специальное заседание Сената, и выбираются двенадцать судей. Суд по закону должен быть открытый. Решение выносится большинством голосов, а дальше уже в соответствии с законом, если признают виновным, и освобождают, если невиновным.
— Ух ты. Почти суд присяжных. А не нобилей кто судит?
— Всё то же самое, только двенадцать человек выбирают из граждан республики.
— А мальчишку кто бы судил?
— Этого вора? Да набрали бы первых попавшихся людей, и всё.
— А если преступление, например, совершено купцом против нобиля?
— Тогда специальная сенатская комиссия решает. Они набирают присяжных по договорённости с купеческой гильдией и Сенатом. Наташа, вы не понимаете, кто такие нобили. Это не некая социальная прослойка. Нобили сами купцы или банкиры, поэтому преступление купца против нобиля или нобиля против купца — это внутреннее дело. И даже если преступление совершает наёмный работник против нобиля, то и тогда, если работник гражданин республики, он имеет право на открытый суд.
— Мне кажется, вполне демократично.
— Как? Вы имеете в виду равные права? Наташа, вы идеалистка. Ясно же, что в суде всё равно всё решают деньги.
— Да нет, это понятно. Но если суд открытый, то явных злоупотреблений и нарушений законов быть не должно.
— Ну, если так смотреть, тогда конечно.
— Но я всё равно не понимаю, как можно так сурово отнестись к тому мальчику! Каторга! Да ему лет двенадцать или одиннадцать!
— А у вас как за кражу наказывают таких?
— Таких не наказывают, — вздохнула Наташа. — У нас уголовная ответственность наступает по закону только с четырнадцати лет. Так что поругали бы… ну, пару подзатыльников отвесили бы, а потом отпустили к родителям. Те уже сильнее бы всыпали.
— Боюсь, что у этого мальчика просто нет родителей.
— Как и у меня, да? Тогда бы его передали в органы опеки. Определили бы в детский дом…
— Работный?
— Не работный, а детский. Я не знаю, что у вас в работном доме делают, потому не буду говорить, что это одно и то же. В детском доме просто живут и учатся дети, у которых нет родителей.