А потом было представление…
Пересказать цирковое представление невозможно, его нужно видеть.
Нужно видеть, как под бодрую музыку циркового оркестра выбегают на арену акробаты-прыгуны. Ап! — сальто! Ап1 — еще одно сальто. Двойное.
Ап! — уже один акробат запрыгнул на плечи другому… Вся арена бурлит, крутится, каруселится.
А потом — вперевалку — выходит на арену медведь. И начинает делать упражнения на гимнастических снарядах — и солнце на турнике крутит, и крест на кольцах делает, и что только не выделывает…
А другой медведь на велосипеде педали крутит, а еще один на мотоцикле шпарит, аж дым идет.
И вот после медведей на арену выходит… кто? — конечно же, клоун.
И начинает… Нет! Нет. не могу я вам пересказать циркового представления. Не поддается оно пересказу. И хотя это был не Олег Попов., я хохотал. Я хохотал так, что у меня щеки заболели.
Спасибо тебе, цирк!
Ты мне был так нужен сейчас!
Я почувствовал, я знал, что теперь мне уже будут не так страшны насмешки, все эти «гав-гав», «жжжж» и всякое другое. Я зарядился юмором, смехом. И был готов держаться. Держаться и не сдаваться.
Назавтра, в воскресенье, я снова пошел в цирк.
В воскресенье было аж два представления, на которые я мог пойти, — утреннее и дневное. Я уже не стеснялся, смело бросался в поисках «лишнего билетика». И мне повезло. На утреннее я билет достал. А потом и на дневное.
Все номера я уже знал наизусть. Но мне не надоело их смотреть еще и еще.
Цирк стал для меня родным домом.
И вот во время другого, дневного, представления…
Глава 3Цирк. Неожиданная встреча. Таинственный дедушка. Чак рассказывает мне про свое детство в антракте
Я сидел в почти пустом затемненным зале и смотрел, как униформисты под наблюдением дядечки в длинном халате натягивали над ареной сетку, готовясь к второму отделению. Во втором отделении выступали воздушные гимнасты. И дядечка в халате был их руководителем. Я уже это знал. Выходить в фойе мне не хотелось. Смотреть, как все едят мороженое или конфеты — только дразнить себя. Что и говорить, конечно, мне хотелось мороженого, но… все деньги на билеты.
Я сидел и глотал слюну.
И вдруг сзади, из-за моей спины появилась рука с порцией мороженого.
— Возьми, пожалуйста!
От неожиданности я даже подскочил. Повернул голову. Надо мной нагнулся дедушка в сером свитере. Старенький, всё лицо в морщинах, с такими же голубыми, как у моего деда Гриши, глазами.
— Возьми, пожалуйста!
— Ой! Что вы! Не нужно! Спасибо! — смутился я.
— Ну, не обижай меня. Я же от чистого сердца. — Дедушка присел на свободное место возле меня. — Я же вижу, тебе хочется. И мне хочется угостить тебя и познакомится с тобой. Ну, будь добр!
Дедушка был совсем лысый, только брови были густые и лохматые. Из-под них светились веселые голубые глаза. А над верхней губой справа была большая родинка.
Этими веселыми глазами и этой родинкой он так напоминал мне моего деда Гришу. Только у деда Гришы родинка была меньше и на левой щеке, ближе к носу.
И так он как-то душевно меня угощал, что я не стал больше отказываться и взял мороженое.
— Спасибо! Только зачем было…
— Так же говорю, познакомиться хочу, — приятно улыбнулся дедушка. Заинтересовал меня. Я тебя заметил. И вчера ты был. И сегодня на втором представлении подряд. И сам. Без родителей, без никого. И каждый раз смеешься и радуешься, будто впервые видишь.
— А вы… — Я запнулся. — Вы что… тоже часто ходите? Или работаете тут?
— Нет. Не работаю. Я уже брат, нигде не работаю, на пенсии. За восемьдесят мне.
— Да ну! Я бы вам больше семидесяти, как моему дедушке, не дал никогда.
И правда, в потертых джинсах, в свитере, он совсем не выглядел таким старым.
— Благодарю! Благодарю! — засмеялся дедушка. — Если так, то это только благодаря цирку. Цирк, брат, — это великое дело! Да я думаю, тебя не нужно агитировать. Ты любишь цирк так, как и я.
— Люблю, — признался я.
И, наверно, мечтаешь стать артистом цирка. Скорее всего клоуном.
Я покраснел.
— Ты не стесняйся. Это, брат… — он сделал широкий жест и хотел еще что-то сказать, но тут подошла женщина с маленьким мальчиком, на месте которой он сидел, и дедушка резко поднялся.
— Извините, пожалуйста! — и, обращаясь ко мне, сказал: — Ты после окончания сразу не убегай. Хорошо? Я в соседнем секторе сижу. Поговорим.
— Хорошо, — кивнул я головой, спеша доесть мороженое. Уже прозвенел третий звонок, погас свет, и прожекторы осветили форганг (я уже знал, что так называется занавес, из-за которого выходят на арену артисты).
Во время второго отделения я всё время думал про странного дедушку. Кто он такой? Почему он вдруг решил познакомится со мной? Что ему от меня нужно?
И хотя все это было загадочно, тревоги я не ощущал. Дедушка мне был симпатичен.
Когда представление закончилось, я остался на месте, ожидая его. Проталкиваясь между людьми, он быстро подошел, почти подбежал ко мне.
— Ну идем, идем, я провожу тебя немного. Спасибо, что не убежал.
Мы вышли из цирка и пошли вверх по бульвару Шевченко.
— Ну, давай знакомиться. Как тебя зовут?
— Стёпа. А… вас?
— А меня Всеволод Мстиславович. Наверно, не выговоришь сразу. Но ты называй меня, как все — Чак. Это моя фамилия. Меня всю жизнь по фамилии называли. Потому, что фамилия краткая, а имя и отчество длинные и трудные. И я привык. Ты в Киеве недавно, правда?
— Недавно, — признался я. И, странная вещь, вдруг мне самому захотелось рассказать ему о себе. Вот бывают такие люди, которым почему-то хочется открыться, рассказать о себе. Чак был именно таким. Минут через десять он уже знал обо мне всё.
— Ты хороший мальчик. — Чак положил руку мне на плечо. — Я не ошибся в тебе. И неспроста мне захотелось познакомиться с тобой. Ты напомнил мне далекое мое детство, когда я впервые заинтересовался цирком, и одну загадку, которую я так и не смог разгадать на протяжении всей жизни. Сейчас я такой старый, что боюсь не смогу уже сам это сделать. Ты бы не хотел мне помочь.
— Я? Разве я смогу?
— Думаю, что да. Иначе я бы не обратился к тебе.
— Тогда конечно! Я согласен. Что может быть интереснее, чем разгадывание загадок?! Я готов. Хоть сейчас.
— Нет. Сейчас уже поздно. Тебе нужно домой. Ты без обеда уже второе представление смотришь. А вот завтра… После школы. Когда сделаешь уроки. Сможешь прийти к цирку?
— Конечно. Часа… часа в три.
— Ну, в три, может, ты успеешь. Давай в четыре. Я буду ждать тебя около цирка. Договорились?
— Договорились.
— Будь здоров, Стёпа!
— До свидания, Чак!
Мы попрощались на Бессарабке. Он пошел назад. А я побежал на пятнадцатый троллейбус. Я был взволнован так будто в моей жизни произошло что-то очень значительное и важное.
Этой ночью снилось мне родное село. Левада, на ней конь, белый-белый как снег. А на коне дед Гриша, молодой, кучерявый, в клоунском костюме. Куда-то меня зовет и подмигивает. И мне радостно, и я бегу ему навстречу легко-легко, едва касаясь земли.
С этим радостным чувством я и проснулся. Сразу вспомнил Чака и нашу сегодняшнюю встречу.
В школе никто меня сегодня не дразнил, не жужжал мухой, не гавкал. И пятерку я получил по литературе. И двадцать копеек нашел. Всё складывалось на удивление хорошо. Я даже немного заволновался — не готовит мне судьба какой-нибудь пакости. Так же бывает всегда: когда слишком уж везет, судьба тебе внезапно подножку — раз! — и ты прямехонько носом в лужу.
Может обманул меня Чак — не придет. Или заболел, может. Он такой старенький! И я его больше не увижу. И никогда не узнаю о той большой загадке, которую он не мог разгадать за всю свою жизнь. И уже казалось мне, что теперь моя собственная жизнь словно утратит весь смысл.
Когда я приближался к цирку сердце мое колотилось в груди, как школьный звонок.
Придет или не придет?
Придет или не придет?..
Я увидел его издалека.
Он сидел на лавочке в скверике возле цирка.
— Здравствуйте! — подбежал я к нему.
— А, здравствуй-здравствуй, Степан! — приветливо улыбнулся мне Чак. — Спасибо, что пришел. Садись.
Я сел рядом с ним. Он по-особенному улыбнулся — будто всеми морщинами сразу.
— Уроки сделал?
— Сделал.
— Значит не торопишься?
— Не.
— Ну хорошо. — Чак снова как-то загадочно улыбнулся. — Тогда начнем… Сначала я должен рассказать тебе о себе. Родился и всю свою жизнь я прожил в Киеве. На этой вот улице. — Он показал рукою. — Кинотеатр «Победа» видишь? Улица Чкалова. Тогда, в годы моего детства, она называлась Малая Владимирская, а потом Столыпинская. После того как в 1911 году в Киевском оперном театре убили премьер-министра России, кровавого Столыпина. Его везли еще живого по нашей улице в больницу Маковского, которая была там наверху. Всю улицу соломой застелили.
Столыпин прибыл в Киев вместе с царем и его «августейшей», как тогда говорили, семьей на открытие памятника Александру II — Но не про это разговор… Отец мой работал мелким чиновником в Управлении Юго-Западной железной дороги. Я учился в гимназии. Это я рассказываю про то время, когда я впервые узнал про тайну старого клоуна. О ней будет разговор. А всё началось вот тут, на этом самом месте, где мы с тобой сидим. По странной прихоти судьбы именно тут построили потом цирк. Тогда, семьдесят лет назад, тут был базар. Официально он назывался Галицийский, но все называли его Еврейский базар, Евбаз. На прилегающих к нему улицах Дмитровской, Златоустовской, Бульварно-Кудрявской в подвалах и халупах жила еврейская беднота, которой не позволялось жить в центре города. Это была так называемая «черта оседлости». Я часто бывал тут (мы жили за два квартала, на малой Владимирской). Базар был грандиозный. Посредине — церковь святого Иоанна Златоуста, так называемая Железная церковь, а вокруг неё ларьки, магазины, лавки, прилавки с навесами, без навесов, а главное — раскладки просто на земле, под ногами, на какой-нибудь тряпке, газете или прос