— Отстань, — пихнул его Пашков. — Никаких у нас нет секретов, — показывая украдкой кулак Олегу, добавил он.
— Отстаньте от человека, — проворчал маленький щуплый Темыч.
— Правозащитник ты наш, — поглядела на него сверху вниз Катя.
Темыч надулся и обиженно засопел. Катя над ним подтрунивала еще в младшей группе детского сада.
—
Темыч и впрямь готовился после одиннадцатого класса поступать в Литературный институт и уже вынашивал замысел «большой серьезной книги», которая прославит его не только на родине, но и далеко за ее пределами.
— Так что у нас там за секретики? — снова пристала Катя к Пашкову.
— Отвяжись от него, — завел свое Темыч.
— Обойдемся как-нибудь без твоих советов, — ответила Катя.
— Прекратите, — вмешался Олег, которому вечно приходилось разнимать эту «сладкую парочку».
— И вообще уже пора в школу, — тихо произнесла светловолосая голубоглазая Таня.
Все семеро направились вниз по Портняжному переулку, где за железным забором стояло старое четырехэтажное здание из красного кирпича. У самого входа в школу Пашков, пропустив вперед остальных, задержал Олега.
— Разговор есть.
— Ну? — посмотрел на него мальчик в очках.
— Сашок ведет себя как-то странно, — сразу перешел к сути Лешка.
— То есть? — поинтересовался Олег.
— Он не такой, как всегда, — принялся объяснять Лешка. — Виляет и уклоняется.
— От чего уклоняется? — не понял Олег.
— От всех моих вопросов, — даже с какой-то обидой произнес Лешка. — Раньше такого никогда не было. Он от меня ничего не скрывал.
— Бывает, — усмехнулся Олег.
— Это все Санька, — ревниво изрек Пашков. — Она Ромку с Сашком постоянно заводит. Боюсь, вляпаются они в какую-нибудь историю.
— Ну, ты прямо как Темыч, — подмигнул другу Олег. — Может, у тебя и сердце что-нибудь чует?
— Нет, — угрюмо откликнулся Лешка. — Зато голова поет.
— Опять поет? — встревожился Олег.
— Да пока нет, — разочарованно сказал Лешка. — Но братан мой вел себя очень подозрительно.
— Ты ясней выражаться не можешь? — надоело ходить вокруг да около Олегу.
— Ясней некуда, — продолжал Лешка. — Думаю, ты был прав. Это пение у меня в башке — Сашковы проделки. А если и не его, то он все равно как-то с этим связан.
— А почему ты так уверен? — хотелось еще до начала уроков установить истину Олегу.
— Потому что Сашок ни на один мой вопрос не ответил, — отозвался Лешка. — А вопросы я задавал очень хитрые.
— Ребята! — показался из дверей долговязый Женька. — Куда вы пропали? Уже первый звонок был.
— Ладно. Потом расскажу, — махнул рукою Пашков.
Они с Олегом поспешили в школу.
Глава IIМы идем на премьеру
На первых двух уроках Пашкову так и не удалось рассказать Олегу, в чем заключается подозрительное поведение Сашка. Рядом все время кто-нибудь был. Наконец началась история. Ее вел Андрей Станиславович. Едва войдя в класс, учитель торжественным тоном объявил:
— Завтра мы все идем в театр. И не просто, а на премьеру.
— Это что, приказ? — хохотнул Вадик Богданов.
— Ни в коем случае, — нахмурился Андрей Станиславович. — Насильно никого не принуждаем.
— Без таких, как ты, в театре будет легче дышать, — подхватил с задней парты Марат Ахметов.
Половина класса поддержала реплику Ахметова одобрительным гулом. Другая половина, относившаяся к группировке Богданова, напряженно ждала, как отреагирует Вадик. Тот, смерив Марата насмешливым взглядом, спокойно проговорил:
— По-моему, ты театр со спортзалом путаешь.
Богдановские захихикали.
— А — он, кроме своего бокса, вообще ничего не знает! — преданно глядя на Вадика, подхватила рыжая Дуська Смирнова.
— Сейчас про мой бокс еще кто-то узнает! — мигом оказался Марат перед Вадиком.
— Ахметов, сядь! — вынужден был вмешаться Андрей Станиславович.
— Только можно я сперва ему один раз врежу? — взмолился Ахметов.
— Нельзя! — отрезал учитель. — Кому сказано: сядь на место.
Марат нехотя вернулся за парту.
— Надо было не спрашивать, а сразу бить, — сказал ему сосед по парте и соратник по секции бокса Боря Савушкин.
— Конечно, надо было, — вздохнул Марат. — Но теперь уже поздно.
Тут Школьникова, состроив глазки любимому учителю, проворковала:
— В какой же мы театр идем, Андрей Станиславович?
— В Центральный российский театр современного концептуального авангарда, — отозвался учитель.
— Улет! — воскликнула Машка. — Туда ведь билетов не достанешь. Это самая крутая тусовка в Москве.
— Именно, — усмехнулся классный руководитель десятого «Б». — Благодарите папу Олега. Это он нам устроил.
— И ты молчал? — ткнул Пашков локтем в бок Олега.
— Почему молчал? — перегнулся к ним сидевший позади Женька.
— Да я сам в первый раз слышу, — искренне изумился Олег.
Беляев-старший ходил в школу чрезвычайно редко. Он был целиком и полностью занят делами собственной фирмы, которую они совместно с женой, Ниной Ивановной, неимоверными усилиями держали на плаву. Когда Борис Олегович успел организовать поход в театр, для Олега оставалось совершенной загадкой. И еще Олегу было неясно, почему отец ничего ему не рассказал.
— А на какой мы идем спектакль? — полюбопытствовала Катя.
— «Нет повестей печальнее на свете», — ответил Андрей Станиславович.
— Что за такие печальные повести? — с кокетливым видом спросила Школьникова.
— Кажется, это что-то из Шекспира, — не слишком уверенно произнес Марат Ахметов.
— Ну и ну! — воскликнул Вадик Богданов. — Шекспир входит в массы!
— Вот сейчас я кому-то массу испорчу! — взвился на ноги здоровяк Ахметов.
— Сядь! — коротко распорядился Андрей Станиславович. — Спектакль действительно по мотивам произведений Шекспира.
Марат, так и не достигнув Богданова, уныло опустился за парту. Впрочем, при этом он не преминул заметить, что «печальная повесть Богданову будет в самом скором времени обеспечена». Вадик невольно поежился. Встреча один на один с Ахметовым могла достичь поистине шекспировского драматизма.
Тут Дуська Смирнова воскликнула:
— А кто видел новый фильм «Ромео и Джульетта»? Там Леонардо ди Каприо такой лапочка!
— Дурак твой Леонардо ди Каприо! — отрезала Школьникова. — И фильм совершенно левый. Надо же, испохабить такую любовь!
— Много ты понимаешь в любви, — не осталась в долгу Смирнова.
— Уж как-нибудь не меньше других, — повела мощными плечами Школьникова.
— Кажется, назревают серьезные боевые действия, — шепнула Катя на ухо Тане.
Светловолосая девочка молча кивнула.
— Леонардо ди Каприо обсудите на перемене, — крайне вовремя вмешался классный руководитель. — А сейчас речь о другом. Борис Олегович просил меня сегодня вечером сообщить, сколько человек реально пойдет на спектакль. Так что вам надо до конца уроков определиться.
— Ах, Андрей Станиславович, — состроила ему глазки Школьникова. — Мы уже определились. Все пойдем.
— Я не пойду, — тут же сказал Вадик Богданов. — Решай, Школьникова, за себя, а не за других.
— Я тоже пас, — немедленно подхватил Вовка Бочкарев, которого в десятом «Б» чаще всего именовали «богдановской шестеркой».
Дуська, взглянув на Богданова, тяжело вздохнула и с явной неохотою произнесла:
— И я не пойду. Чего я там, в этом авангарде, забыла.
— Смотри своего ди Каприо с пулеметами и базуками, — процедила сквозь зубы Школьникова.
— Без тебя разберусь, что смотреть, — огрызнулась Дуська.
— Теперь начнем урок, — торопливо проговорил Андрей Станиславович.
Школьникова, сидевшая за первой партой, раскрыла конспект, одновременно стараясь, чтобы от взора любимого учителя не укрылся ее новый костюм из розовой кожи, приобретенный в бутике «Гуччи».
— Сядь нормально, Школьникова, — сказал Андрей Станиславович. — Иначе у тебя будет искривление позвоночника.
И он принялся диктовать новую тему.
Все последующие перемены Олег тщетно пытался довести до конца начатый утром разговор с Пашковым. Отделаться от друзей не удавалось. Во всяком случае настолько, чтобы не вызвать их подозрений. Лешка же, в свою очередь, категорически не желал ставить в известность никого, кроме Олега, по поводу странного происшествия, случившегося позавчера. Он боялся, как бы его не подняли на смех.
Однако Лешка сейчас, похоже, мало кого интересовал. И Компания с Большой Спасской, и остальной десятый «Б» бурно интересовались предстоящим походом в театр. Особенно этот вопрос волновал Школьникову. Ей приспичило выяснить, каким образом Беляев-старший «затесался в такую крутую тусовку»?
— Да просто эти Прошечкины — старые друзья предков, — безо всякого почтения к деятелям авангардного концептуального театра проговорил Олег. — Кстати, еще большой вопрос, как вам это понравится, — выразительно глянул он на друзей.
— Обязательно понравится, — воскликнула Школьникова. — В этом театре такая крутая публика! И цена на билеты в партер до ста баксов доходит.
— Ну и дерут! — мрачно изрек экономный Темыч.
— Молчи, микроспора, — никогда не воспринимала его всерьез Школьникова. — Раз платят, значит, стоит того. Закон рынка.
— Может, конечно, и закон, — пожал плечами Олег. — Но прошлый спектакль Прошечкиных ста долларов за билет явно не стоил. Правда, мы с предками ходили по приглашениям. Но отец и за бесплатно заснул.
— Именно потому и заснул, что бесплатно, — сказала Школьникова. — А вот если бы выложил за всех вас триста баксов, то и сам бы не спал и вам бы не позволил.
— Кто же спит за свои кровные триста баксов, — на сей раз согласился с ней Темыч.
— Нет, — покачал головой Олег, — мой предок и за триста баксов на этом спектакле заснул бы. Там актеры всю дорогу в аквариуме плавали, а другие, снаружи, за них текст произносили. В общем, жуткая чушь.
— Ну, «Ромео и Джульетту» они, положим, так не испортят, — сказала Катя. — Шекспир есть Шекспир.