– И всё же, почему именно на юг Франции? – продолжала гадать девушка. – Ну, хорошо, не справились "специалисты" сэра Рэндольфа с загадкой статуи – смените их на других, из "Золотой Зари" и работайте дальше! Но тащить через Ла-Манш, а потом ещё через половину Европы?
– Как я понял, это категорическое требование Мак-Грегора и его коллег. Эти джентльмены помешаны на средневековой мистике и эзотерике. На юге Франции, в Провансе и Лангедоке ещё в двенадцатом веке был центр движения катаров и альбигойцев – а все нынешние масоны, розенкрейцеры и прочие иллюминаты, так или иначе, выводят свои традиции именно от них. Судя по тому, что я успел услышать, "Золотая Заря" приобрела там какой-то древний замок, связанный с альбигойцами, и устраивает в нём свои мистические игрища. Именно туда они и намерены переправить статую.
– Ладно, доберёмся до пансиона – ещё раз послушаем запись. – согласилась Варя. – Темная всё же история, непонятная. Одно хорошо: если бы не этот замок, или что там ещё, то вряд ли статую вытащили на свет божий и, тем более, рискнули везти куда-то по морю… ой!
Заговорившись, девушка не заметила прислонённой к фонарному столбу лестницы – и едва не уткнулась прямо в неё.
– Эй, полегче, мисс! – раздалось сверху. Себе нос разобьёте, и меня сверзите с верхотуры – а ежели я руку сломаю, кто будет кормить Салли и ребятишек?
Пожилой мужчина в засаленном цилиндре стоял на верхней ступеньке стремянки. Одной рукой он держался за столб, а другой подкручивал что-то скрипучее в недрах большого фонаря. Раздалось шипение; мужчина отстранился от фонаря, и чиркнул спичкой. Фонарь вспыхнул тускло, жёлто; мужчина подкрутил огонёк, закрыл дверцу и, полюбовавшись немного на плоды трудов своих, спустился по ступенькам.
– Простите, мистер… э-э-э… не знаю вашего имени. Мы не хотели!
– По вечерам надо глядеть себе под ноги, а не то наживёшь беду! – прокряхтел фонарщик. – А вы, видать, приезжие, выговор у вас не наш? С материка?
И, не дожидаясь ответа, крякнул, взвалил на плечо лестницу и зашаркал к следующему столбу.
Иван взглянул на часы и присвистнул – стрелки подбирались к десяти вечера. На Лондон опускалась мгла, и город оживал тусклыми огоньками, в которых сгорали несчётные кубометры светильного газа, и только набережная Темзы возле Вестминстерского аббатства сияла новомодными электрическими фонарями
В сумерках на улицах появились шарманщики. Они торчали на каждом углу, крутя ручки своих пёстрых ящиков и выводя жалостливые мелодии. Шарманщики совмещали роли бродячего магнитофона и гадалки: у каждого на плече сидел попугай или обезьянка, которые за мелкую монетку вытаскивали жаждущим узнать свою судьбу карточку с заветным словом, а то и целое послание, запеченное в трубочку из пресного теста.
– Ой, Вань, давай попробуем! Так интересно – а я думала, что шарманщики только в Париже бывают – ну, знаешь, как в старых фильмах? Я тоже хочу такой конвертик! Давай, тебе жалко, что ли?
Юноша пожал плечами и полез за пояс. Тьфу, как неудобно без карманов… чёртов "черногорский колорит"! Тапенс звякнул о фаянс чашечки, пристроенной сверху на шарманке. Владелец "музыкального автомата" благодарно забормотал и погладил по спинке крупного серого попугая. Умная птица перебрала когтистыми лапами на плече хозяина, наклонилась к коробке с конвертиками, выудила один. Потом вытянула шею – та стала, чуть не вдвое длиннее, встопорщилась перьями, как посудный ёршик – и отдала добычу клиентке. Девушка захлопала в ладоши и зашуршала бумагой.
– Ну что, мисс, узнали судьбу? А там, случайно, не сказано, что надо проявлять щедрость, и тогда Господь отвратит от вас все напасти?
Иван обернулся. Перед ними стояли три типа – руки в карманах, воротники подняты, головы втянуты в плечи. Впереди – вожак; плоское лицо, волосы налипли на лоб, щербатая пасть растянута в ухмылке. За ним невысокий крепыш в мятом котелке, и ещё один, рыжеволосый, длинный как жердь. Глаза насторожённые, злые, бегают по сторонам.
А это кто? Ну, точно, рассыльный Билли! Иван всего полчаса назад, вручил ему свёрток с униформой – и обещанную гинею за просрочку. Решил сорвать джек-пот? Ну, прохвост…
Щербатый главарь вытянул руку из кармана. Тускло блеснула сталь. Короткие, грязные пальцы нервно тискают рукоять ножа, у основания большого пальца – вытатуированный лиловый якорь.
Моряк? Неудивительно, половина, лондонских бродяг – бывшие матросы. А то и беглые – те, кому грозит пеньковая верёвка. "Высоко и коротко", старая формула британского правосудия…
– Мой вам совет, мистер – выворачивайте карманы, если не хотите познакомиться со ржавым шэнком!
– Точно! – поддакнул Билли. – У него от соверенов кошель лопается, пускай поделится с бедными людьми!
– Это ты-то бедный? – разозлился Иван. – Совесть поимей, я же тебе целых шесть гиней отвалил!
Бродяги уставились на рассыльного. Тот стушевался, принялся что-то бормотать, потом заорал, что "мистер всё врёт, он и дал-то два паршивых шиллинга!". А Иван, пользуясь тем, что визави на какое-то время отвлёкся, осторожно нащупал у пояса "гайдук". И, едва двигая кончиками пальцев, потянул из ножен, рукоятью вверх, в рукав. Стоит разжать пальцы – и нож послушно скользнёт в ладонь…
Шляпа в левой руке, просительно прижата к груди – перепуганный подросток перед толпой гопников.
"..Ну, ничего, я вам покажу, кто тут перепуганный…"
– Это вас так зовут, мистер… Шэнк*? – спросила вдруг Варя. Она нервно тискала в руках платок, и Ивану показалось, что в него завёрнут какой-то предмет. Небольшой, угловатый, размером… с пистолет? Вздор, откуда, ведь им запретили…
Бродяги заржали.
– Нет мисс, это его так зовут! – щербатый подкинул на ладони нож, лезвие которого и правда, было тронуто ржавчиной. – Старина шэнк умеет убеждать самых упрямых, так что вы уж его не злите, совет вам даю!
– Что-то многовато советов, любезный. – не сдержался Иван. – Пожалуй, я тоже дам совет – идите-ка вы своей дорогой вместе со своим Ржавым Хэнком… или Шэнком!
И на чистом русском языке добавил, куда щербатому следует отправляться. Варя, услышав то, что выдал напарник, слегка зарделась – она не терпела матерщины.
То ли моряку доводилось встречать их соотечественников, то ли он сам бывал в российских портах – щербатая пасть расплылась довольной ухмылкой.
– Русский, значит? Ну, за это вы мне заплатите вдвое, мистер! Думаете, я забыл, кто выбил мне три зуба в кабаке, в поганом французском Тулоне, чтоб его Дэви Джоунз[13] сволок в пучину целиком? Ваш, русский боцман и выбил, а вы, мистер, мне за это заплатите, или я не декки Бэнди, и не глотал пять лет кряду синюю книгу![14]
И добавил пару оборотов по-русски, от которых напарница Ивана сделалась совсем пунцовой.
Р-раз! – шляпа полетела в ухмыляющуюся рожу. Два! – «гайдук» звякнул, отбивая в сторону Ржавого Шэнка. Три! – безжалостный удар ногой в пах свалил завывающего главаря на мостовую.
Налётчики, получив отпор, не собирались отступать разошлись в стороны, прижимая Ивана к стене дома. Их ножи тускло поблёскивали в отсвете газового фонаря. Поганец Билли держится позади, а старик-шарманщик, невольный свидетель стычки, торопливо ковыляет по переулку. Длинная палка, на которую опирался его инструмент, путается в ногах – бедняга споткнулся и чуть не свалился на мостовую, серый попугай забил крыльями и хрипло заорал. Иван отскочил назад; "гайдук" он перехватил на испанский манер, лезвием к себе. Долговязый вдруг оказался совсем рядом – Иван отшатнулся, но кончик ножа успел пробороздить щёку полоской боли.
"…вот гад, в горло целит!.."
Влево, прыжком, чтобы оба были на одной линии….
Долговязый дёрнулся вслед, но едва не упал, налетев на подельника. Тот прошипел что-то невнятное, присел и боком, по-крабьи, пошёл на Ивана. Нож в его руке выписывал восьмёркии дуги, отсвет газового фонаря играл на клинке.
"…влипли! С двоими нипочём не справиться, а бежать нельзя
– Варька в этих дурацких юбках…"
– Вань, глаза! Берегись!
Ударило – раз, другой. Он едва успел зажать глаза ладонями. Сдвоенный грохот прокатился по улочке, где-то зазвенело стекло, рассыпался пронзительный женский визг – как сквозь три слоя ваты, уши заложило акустическим ударом. Иван отнял руки от лица – перед глазами плавали чёрные круги. Боковым зрением увидел, как напарница поднимает руку – и зажмурился изо всех сил.
Из дневника гардемарина Ивана Семёнова.
– …я едва успел зажмуриться, а когда открыл глаза – Билли, гад такой, улепётывает, а двое других мечутся, как вспугнутые курицы. Два светошумовых патрона, с трёх шагов, в физиономии – тут кого угодно переклинит!
Я говорил торопливо, взахлёб, придерживая у щеки марлевый тампон. После стычки в лондонской подворотне не прошло и четверти часа. Мы с Варей так напугались, что пробежали три квартала, свернули в переулок между домами с вывеской зеленщика и облупленными железными воротами – и нос к носу столкнулись с ротмистром Нефёдовым. Нас прикрывали, как и было обещано, и спасибо моей напарнице, которая, перед тем, как кинуться наутёк, нажала кнопку на брелоке экстренного вызова.
Подъехал кэб, на козлах которого сидел тип атлетического телосложения – ясное дело, один из нефёдовских оперативников. Варя в полуобморочном состоянии повалилась на сиденье; я уселся рядом, чувствуя, что ноги, внезапно сделавшиеся ватными, вот-вот откажутся держать. Едва я хлопнулся на тощую кожаную подушку, как кэб тронулся и затарахтел по вымощенным булыжником лондонским мостовым. Куда мы ехали, где оказались в итоге, я так и не понял; помню только двухэтажный, тёмно-бордового кирпича, особняк в глубине запущенного сада, и воздух, густо напитанный влагой, креозотовой вонью и амбре подгнившей рыбы, помоев и водорослей от Темзы, несущей свои гнилые воды неподалёку.