Согласно строгим монастырским правилам, доступ к документам мог получить любой желающий, но снимать копии, как и делать любые записи, было категорически запрещено. Итальянец, ознакомившись с манускриптом, тоже отправился в Александрию, видимо, намереваясь продолжить расследование. Лучше бы он этого не делал…
Бурхардт снова мелко закашлялся и зашарил по столешнице в поисках стакана. Уэскотт торопливо наполнил его вином из оплетённой тростником бутыли. Немец благодарно кивнул и стал пить – долго, жадно.
– …итак, принимая дела в качестве хранителя собрания редкостей хедива, я наткнулся на весьма любопытную запись.
Профессор закатил глаза к потолку.
– …В месяце Зуль-каада 1162-го года Хиджры некий романец покусился на собственность тогдашнего владельца коллекции, паши Египта, был схвачен и при большом стечении народа предан мучительной казни. Следуя к месту экзекуции, несчастный отчаянно ругался и пытался проповедовать насчет рая земного, который по недомыслию своему отвергают те, кто не позволяют ему исполнить некое "предназначение". Разумеется, это не возымело никакого действия – жизнь бедолага закончил на колу. Я же, потратив немало времени и усилий на разгадывание тайны манускрипта, в итоге, отступился. И так бы и забыл о нём, если бы не ещё один русский учёный, доцент Московского Университета герр Евсеин – и лишь благодаря его появлению в этой истории события приняли именно тот оборот, который они, в итоге, приняли…[25]
Бурхардт замолчал и в два глотка прикончил свой стакан.
– Но об этом, с вашего позволения, поговорим в следующий раз. – сказал он, и Виктор отметил, что голос его вдруг стал скрипучим, каким-то надтреснутым. Простите, господа, это всё годы, будь они неладны – я весьма утомился и хотел бы немного передохнуть.
Виктор проводил взглядом Бурхардта, дождался, пока за ним закроется дверь. Вместе с профессором ушла и Берта – она категорически отказалась от комнаты, выделенной ей во временных постройках, возведённых для нужд «экспедиции», и, несмотря на бурные протесты Уэскотта и МакГрегора, устроилась внизу, в деревеньке, в том самом доме, что они снимали раньше. Вместе с ней там были горничная и стюард – плечистый молчаливый тип, выполнявший, похоже, заодно и функции телохранителя.
– Если предположить, что профессор прав, и найденные здесь артефакты имеют то же происхождение, что и те, что были извлечены из пещеры близ Маалюли – я уверен, что ещё одной статуи четырёхпалого там не было. – заявил Виктор. – Будь это не так – легенда о чаше Грааля, доставленной из Святой Земли и скрытой в Монсегюре, вообще не возникла бы. Конечно, крестоносцы обладали буйной фантазией, да и катары мало им в этом уступали, но вообразить, что Иисус был четырёхпалым – это слишком даже для них.
МакГрегор хмуро посмотрел на молодого человека.
– Ну почему же? Они могли счесть, например, что статуя изображает одного из ангелов Господних, а те могут иметь любой облик. Да и количество пальцев – не более, чем условность. Если обратиться к росписям готических соборов двенадцатого-тринадцатого веков, то там и не такое встречается.
– В таком случае, статую вместе могли вывезти с чашей и остальным – но позже она была утрачена. Скажем, досталась после падения Монсегюра инквизиторам, а те, недолго думая, уничтожили её, как заведомое творение еретиков.
– А почему тогда записи об этом отсутствуют? – не сдавался МакГрегор. Похоже, шотландцу претило хоть в чём-то соглашаться с русским собеседником.
– Это-то как раз вполне объяснимо. – пожал плечами Уэскотт. – Инквизиторы много чего тогда уничтожили, чтобы стереть с лица земли саму память о катарах и их ереси. Книги, предметы культа, манускрипты, предметы с изображениями священных символов – всё испорчено, расколото, разбито вдребезги, отправилось в огонь Статуя – не чаша, не горсть бусин, и даже не металлические книги; спрятать предмет такого размера оказалось посложнее, вот она и разделила участь своих временных владельцев.
– Что ж, с чашей и пластиной мы разобрались. – продолжал Виктор. – Это, судя по всему, части единой оптической системы, с способной в определенных условиях воспроизводить информацию в виде голограмм… простите, объёмных изображений. С металлическими книгами тоже всё более-менее понятно: это записи, сделанные либо самими… хм… тетрадигитусами, либо теми, кому они оставили свои артефакты. Можно предположить, что некоторые из них содержат, к примеру, подробные описания того, что демонстрирует чаша со статуей, или же какие-то дополнительные инструкции. А вот чёрные бусины, способные, как мы знаем, открывать "червоточины", проходы между прошлым и будущим – что они такое?
Уэскотт вскинул голову и внимательно посмотрел на молодого человека. Тот выдержал взгляд англичанина, не моргнув.
– У вас, надо полагать, есть предположения на этот счёт?
Виктор улыбнулся – в первый раз за этот день.
"…приятно, когда чувствуешь уверенность. Теперь-то они точно ничего ему не сделают, побоятся упустить что-нибудь важное. И правильно, пусть боятся…"
– Представьте себе, есть. Но тут я, пожалуй, последую примеру герра Бурхардта. Голова не варит совершенно, надо отдохнуть, переварить всё услышанное. Предлагаю продолжить нашу беседу завтра, а сейчас – не прикажете ли подать обед? С утра маковой росины во рту не было. Я, с вашего позволения выйду, подышу воздухом, а вы пока распорядитесь…
Он снова улыбнулся адептам "Золотой Зари" – на этот раз не без некоторого сарказма – и вышел из комнаты во двор, не обращая внимания на раздавшееся вслед злобное шипение МакГрегора.
Франция,
департамент Верхняя Гаронна,
Тулуза
– Лет пятнадцать назад здесь случилось сильнейшее наводнение. – сообщил Яша, сплюнув в струящий между опорами поток. – Затопило весь "розовый город", человек двести потонуло. Гаронна поднялась на тридцать футов и смыла все мосты – Эмпалот, Сен-Пьер, Сен Мишель. Только вот этот Старый Мост, и устоял.
– Сколько ему, лет триста? – осведомился Олег Иванович. Они стояли на мосту уже с четверть часа и откровенно маялись бездельем. – Умели всё же строить предки!
– Двести тридцать пять, если считать с момента окончания строительства. – подумав, ответил спутник и снова сплюнул в воду. – А если с начала строительства, то прибавьте ещё сто лет. В те времена работали неспешно, зато на века. Мне вот интересно: знаменитый Бруклинский мост в американском Новом Йорке столько простоит?
– Насчёт трёхсот лет не поручусь, а сто пятьдесят простоит точно. Во всяком случае, я ничего насчёт обрушения не слыхал. Разве что в фильмах на тему постапокалипсиса частенько его руины показывают – ну так на то и кино…
Следующие несколько минут спутники увлечённо обсуждали только-только нарождающийся в этом мире, синематограф. До первого публичного показа фильмов братьев Люмьер в Гранд Кафе на парижском бульваре Капуцинок, в трёх домах от здания, занимаемого сейчас модным домом "Вероника", оставалось ещё шесть лет. Прямо сейчас Огюст и Луи Люмьеры занимались тем, что налаживали выпуск на своей фабрике в Лионе новомодных желатиновых фотопластинок с покрытием из бромида серебра. Но у них практически не оставалось шансов войти в местную историю в качестве прародителей кино – аналогичные работы шли в России уже год, а на сентябрь был запланирован первый сеанс "фильмы" в присутствии самого Государя Императора. Деятельность попаданцев вносила в течение событий всё больше корректив – хотя далеко не все они относились к области научного и технического прогресса.
– Может, пойдём, перекусим? – предложил Яша. Видимо, ему надоело плевать с моста в полноводную Гаронну и наблюдать за расходящимися кругами – пусть это занятие и свидетельствует, по утверждению Дюма-отца, сделанного устами Портоса, о склонности к рассудительности и созерцанию.
– А что, и пойдёмте! – легко согласился Олег Иванович. – Хозяйка обещала к обеду виноградных улиток, тушёных в горчичном соусе и зажаренных в сметане карпов. Признаться, каплуны мне уже несколько надоели.
Путешественники прибыли в Тулузу три дня назад – как и договаривались, сев на вокзале в Орлеане на экспресс. За эти три дня они успели обойти весь город, навели справки в отелях и пансионах о мадемуазель Берте (надо сказать, без малейшего результата: дамочка то ли не стала задерживаться в Тулузе, то ли вовсе объехала её стороной) и успели соскучиться. Ровно настолько, чтобы, потолкавшись к несказанному удовольствию Олега Ивановича среди букинистов на набережной, перейти к осмотру достопримечательностей и дегустации блюд провансальской кухни. С последним проблем не было – небольшой, в старинном стиле, трактир "Саламандра", где они остановились, располагался в "розовом городе", историческом центре Тулузы и славился рыбной кухней и огромным выбором блюд из морепродуктов. К каковым после недолгих колебаний, Олег Иванович отнёс и знаменитых виноградных улиток, которые мамаша Тернье, владелица заведения и бессменный шеф-повар, готовила двумя дюжинами разных, порой, весьма экзотических способов.
От моста Пон-Нёф до улицы Кюжет, где располагался трактир, было не более десяти минут пешком. И первое, что они увидели, спустившись по низким ступеням в обеденный, выдержанный в средневековом стиле, зал, был Ярослав, помахавший им рукой из дальнего угла.
Яша и Семёнов переглянулись и заторопились к столику. Похоже, отдыху и безделью пришёл конец.
– Это точно был Стрейкер? – спросил Олег Иванович. Вернее, переспросил, уже в третий раз.
– Он. – с готовностью подтвердил Ярослав. – Сам видел, и по фотке узнал. Он самый и есть.
Фотографиями ван дер Стрейкера любезно снабдил Д.О.П. беглый вожак радикалов-террористов Геннадий Войтюк. Они хранились на отобранной у него флешке, и после соответствующей обработки были переданы всем оперативникам и агентам, работающим по этой теме.