Загадка тетрадигитуса — страница 38 из 43

Олег Иванович слушал сына, не перебивая. Он мог, конечно, возразить, что Иван и не пытался последовать за Стрейкером – он, как и все остальные, впал от неожиданности в ступор и попросту не реагировал на происходящее.

– Поди, не пусти членов боевых групп "Алеф и Зайн"! – ворчливо ответил он сыну. – Всё боеспособное начальство само полезло в подземелье, Яша со сломанной ногой был далеко. Что до оперативников – то они, во-первых, были заняты сбором убитых и организацией охраны, а во вторых настырные девицы и не подумали бы их слушаться…

Они сидели в кают-компании. "Змея Горыныча", приняв пассажиров на борт, развернулся на зюйд-вест и дал полный ход. Где-то далеко за горизонтом его ожидали "Мономах" и "Рында", а в полутора милях мористее резал воду таранным форштевнем "Адмирал Корнилов", выделенный командиром отряда, капитаном первого ранга Дубасовым в сопровождение. Бронепалубный крейсер был построен по французскому проекту в Сен-Назере, в Бретани, и спущен на воду полтора года назад. После доделочных работ и ходовых испытаний осенью прошлого, 1888-го года "Корнилов" прибыл в Кронштадт. Там на него установили артиллерию – как раз вовремя, чтобы включить крейсер в отряд, отправляющийся на Средиземное море. Сейчас он шёл на почти предельных для своих механизмов семнадцати узлах, едва поспевая за "Змеем Горынычем" – бывший трансатлантик при необходимости мог, не слишком напрягаясь, выдать и девятнадцать.

– Вообще-то нам уже случалось застревать в "червоточине". – заметил Ярослав. – И выбрались, как видите! Правда, Ромка… то есть поручик Смольский после того происшествия до сих пор в коме.

Ярослав имел в виду путешествие через "червоточину", когда из-за ошибки с "искалкой" их занесло то ли в чужой мир, то ли на чужую планету – и там ввязались в перестрелку с её четырёхпалыми обитателями. Результатом как раз и стала загадочная кома, в которой и пребывал после попадания лилового луча Роман Смольский.[28]

– В таком случае, у меня для вас хорошие новости. – заговорил Никонов. – Перед самым нашим выходом из Кронштадта Ольга сообщила мне, что её брат вышел из комы и даже уже встаёт с постели. Доктор Каретников даёт благоприятный прогноз, но выписывать Романа из госпиталя пока отказывается. Хотя, думаю, к нашему возвращению он уже будет в порядке.

Новость действительно была замечательная. Олег Иванович совсем, было, собрался расспросить кавторанга поподробнее, но тут на пороге кают-компании возник мичман-радист с бланком радиограммы. Никонов прочитал и кивком отпустил офицера.

– С "Корнилова" радио – заговорил он. – Обнаружен британский крейсер "Орландо". Дистанция семь с четвертью миль, идёт нам на пересечку. Я дал команду изменить курс, чтобы попробовать от него оторваться – но у "Орландо" парадный ход восемнадцать с половиной узлов против шестнадцати с половиной у "Корнилова", так что он догонит нас ещё до встречи "Мономахом" и "Рындой". У лимонников в двух барбетах по 234-миллиметровому орудию Марк-три, а эти малышки посылают десятипудовые бронебойные и фугасные снаряды на девять миль. Так что, если господам просвещённым мореплавателям вдруг попадёт вожжа под хвост, нам придётся несладко.

В кают-компании повисла тишина. Семёнов растерянно смотрел на спутников – хоть ему и случалось уже побывать в морском бою, но что делать теперь, он не представлял совершенно. Иван с Николкой наоборот подобрались и сидели прямые, словно проглотили по металлической линейке. Где-то там, на горизонте нарисовался враг, привычный, понятный – не то, что авантюрист Стрейкер или таинственные тетрадигитусы с их парализующими лучами.

Никонов посмотрел на цесаревича. Георгий, как и гардемарины сидел, вытянувшийся в нитку – словно и не сидел он вовсе, а стоял на полуюте во время утреннего подъёма флага.

– Вас, Георгий Александрович, прошу заняться подготовкой обоих аппаратов к вылету. Похоже, они нам скоро понадобятся.

IX

Средиземное море,

Нейтральные воды,

близ побережья Франции.

– С "Корнилова" пишут: "С "Орландо" требуют остановиться и спустить флаг. Иначе грозят открыть огонь". – отрапортовал сигнальный кондуктор. Никонов поднял к глазам бинокль. Британского корабля не было видно – он прятался за пеленой дыма из труб идущего мателотом "Адмирала Корнилова", и на крейсере приходилось каждый раз репетовать полученные сообщения.

– Однако же, господа… – Никонов удивлённо покачал головой. – Подобные требования уместны во время войны. Не на грани, ни в полушаге – нет, когда ноты уже вручены, орудия заряжены и в редакциях газет спешно верстают экстренные номера. Может, я что-то упустил?

Олег Иванович пожал плечами. Что тут скажешь? Требования "просвещенных мореплавателей" не лезут ни в какие ворота. Иван и Николка, поднявшиеся вместе с ним по приглашению кавторанга на мостик, молчали. Не подобает гардемаринам открывать рот, пока командир корабля не высказал своё мнение. Тем более, когда эти самые гардемарины даже не числятся в списках экипажа…

Над головами раздался электрический треск, запахло озоном. Олег Иванович вскинул голову – в проволоках корабельной антенны проскакивали бледно-лиловые искры.

Издали, со стороны кормы докатился далёкий гром. Иван вздрогнул – ему уже приходилось слышать голос тяжёлых морских орудий – и не только на учениях…

– С "Корнилова" пишут: "Орландо" дал предупредительный, – снова подал голос сигнальщик. – Под корму, недолёт пять!

Иван переглянулся с другом. Отсюда всплеска от падения снаряда, конечно, не разглядеть, но и без того всё ясно. "Недолёт три" – это значит, что главный калибр британского крейсера не добросил снаряд на три кабельтова до русского крейсера, причём взял точный прицел по горизонту. Для первого выстрела, к тому же, на такой дистанции – очень недурной результат. Сейчас канониры подкрутят свои штурвальчики, и следующий снаряд вполне может лечь уже близким накрытием.

Выходит, англичанам мало грозных предупреждений, и они решились открыть огонь? Конечно, нечто подобное уже случалось – в прошлом году, в тёплых водах Гвинейского залива, когда русский клипер "Разбойник" и канонерка "Кореец" вступили в бой с британским "Комюсом". Но то на краю земли, у диких африканских берегов, а не в паре миль от территориальных вод Франции! Вон сколько парусов и дымков пароходов на лазурной глади Средиземного моря – к вечеру о перестрелке прознают газетчики, и разразится международный скандал.

"…англичанам на это, похоже, плевать. Значит – война?.."

Господин каперанг, Сергей Александрович! Срочно, из Адмиралтейства! Я передал подтверждение приёма, согласно инструкции…

На мостик торопливо карабкался мичман-радист. Лицо напряжённое, тревожное, в руке – листок бумаги, исписанный торопливым почерком.

Никонов взял бумажку, прочёл – Иван увидел, как исказилось его лицо.

– Ну вот, судари мои, дождались у моря погоды! – пальцы командира "Змея Горыныча" нервно комкали бланк радиограммы. – Господа из-под шпица официально уведомляют нас, что с сегодняшнего утра Российская Империя и Великобритания официально находятся в состоянии войны. Любые корабли и суда, следующими под британскими торговыми или военными флагами рассматриваются, как законные объекты для нападения. В связи с этим…

Ещё один пушечный гром долетел со стороны кормы. Никонов прервал фразу на полуслове и вскинул бинокль.

– С "Корнилова" пишут: "Орландо" ведёт огонь по крейсеру! – снова закричал сигнальщик. – Спрашивают – можно ли отвечать?

– Пиши: "отвечать на огонь". – коротко бросил Никонов и повернулся к старшему офицеру. – Константин Игнатьич, боевая тревога! Мы принимаем бой.

Иван при этих словах подался вперёд; пальцы Николки вцепились в рукав товарища, костяшки побелели. А корабельный горн уже выводил тревожную трель, и ему вторили серебряные боцманские дудки и колокола громкого боя:

"Наступил нынче час,

Когда каждый из нас

Должен честно свой выполнить долг…

Долг!

До-олг!

До-о-олг!"

Набежавшие номера срывали парусиновые чехлы с оружий, вытаскивали деревянные обшитые кожей, пробки со стволов, расшпиливали укрытые от сырости кранцы первых выстрелов. Дрогнули, поползли по горизонту, выискивая невидимую цель шестидюймовки; с лязгом встали на место жестяные обоймы к револьверным Точкисам" – в них тускло блестели медные гильзы сорокасемимиллиметровых унитаров. По кораблю прокатилась волна лязга и скрежета: задраивали люки и крышки иллюминаторов. «Змей Горыныч» на глазах обретал строгий, торжественный предбоевой порядок, и только двум гардемаринам не нашлось в нём подобающего места.

– Господин капитан второго ранга! – Иван высвободил рукав из пальцев приятеля и встал смирно; Николка после крошечной, не больше секунды заминки, последовал его примеру. Оба юноши мучительно переживали тот обидный факт, что в этом царстве военного металла и неумолимой флотской целесообразности они одни облачены в жалкие гражданские обноски. Олег Иванович и прочие пассажиры не в счёт – они штатские и происходящее на корабле касательства до них не имеет…

– Господин капитан второго ранга! – повторил Иван. Голос его звенел от напряжения. – Прошу вас указать нам с гардемарином Овчинниковым места, где мы могли бы принести посильную пользу. Желаем принять участие в бою – присягу мы принимали, имеем необходимую подготовку и даже некоторый боевой опыт.

Ели у Никонова и мелькнула мысль отправить забывших о дисциплине юнцов в низы корабля, дожидаться вместе с прочими пассажирами исхода боя – то он быстро её подавил.

– Вы, молодые люди, кажется, дружите с передовой техникой? – спросил он. – Я имею в виду ту, что хм… опережает время.

Иван и Николка одновременно кивнули. Вопрос понятен: "Змей Горыныч", как ни один корабль Российского Императорского флота, напичкан техническими новинками – в том числе и созданными с помощью гостей из будущего.