Но Морс почти не слышал его, потому что в эту самую минуту араб обернулся, озабоченно посмотрел через плечо на Морса и нахмурился.
— Кто это? — спросил Морс очень тихо.
— Он живет на...
Но Морс снова не услышал слов Хоскинса, потому что мысленно перенесся сначала в лифт, который, впрочем, не вызвал у него никаких подозрений, а потом к верхним этажам дома.
— Он, видно, рано заканчивает работу, не так ли?
— Да, он может себе это позволить, дружище.
— Так же как и вы иногда, Хоскинс! Проводите-ка меня в ту квартиру наверху, которая была недавно продана!
Маленький, но очень мощный лифт быстро поднял их на самый верхний этаж, где Хоскинс начал нервно перебирать связку ключей, пока не нашел, наконец, нужный. Он открыл дверь и распахнул ее, пропуская полицейского вперед.
Мысли Морса пришли тем временем в порядок, и теперь, стоя перед открытой дверью, он уже лучше представлял себе, что ему нужно делать.
— Они сказали вам, чтобы вы не приходили днем, ведь так, Хоскинс?
— Никто мне ничего не говорил, — запротестовал было тот, однако почти сразу признался, что, действительно, дело было в пятницу, ему позвонили и пообещали заплатить десять фунтов — всего-то! — чтобы он не приходил в этот день на работу.
Морс кивнул и прошел в комнаты. Так... значит, братья Гилберты: один из них — агент по операциям с собственностью, а другой — специалист по грузовым перевозкам. Первый продает собственность и рекомендует надежную фирму по перевозке грузов с хорошей репутацией; он также покупает собственность и снова рекомендует грузовые перевозки высокого качества той же фирмы. Очень удобно и очень выгодно. За долгие годы, работая в паре, братья устроили себе весьма доходный маленький бизнес...
И снова Морс осматривал квартиру в центре Лондона, объявленную как «роскошная»: маленькая прихожая, гостиная, спальня, кухня, ванная — все недавно отремонтированное. Ковра пока еще нет, занавесок тоже. Нигде никакого намека на пепел, никаких забытых гвоздей. Панели из светлого дуба безупречно чистые, нигде ни единого пятнышка, словно в солдатской казарме, куда вот-вот должна явиться с проверкой офицерская комиссия.
— Вы здесь тоже убирались? — спросил Морс.
Стены были аккуратно покрашены сиреневой краской, двери и стенные шкафы сверкающей белой. И Морс как-то непроизвольно вспомнил свою холостяцкую квартиру с мебелью из тяжелого старого ореха, которую оставила ему его мать, и подумал о том, что нужно будет присмотреть какую-нибудь более легкую, более светлую, современную мебель для себя. Тем временем он открыл один из шкафов в спальне и заглянул в него, увидев внутри лишь глубокие и просторные полки. И комнате было два таких шкафа.
Но второй шкаф оказался заперт.
— У вас есть ключ от него, Хоскинс?
— Нет, сэр. У меня ключи только от дверей. Если люди хотят запирать свои вещи...
— Давайте посмотрим на кухне!
Около мойки Морс обнаружил отвертку среднего размера. Это был, кажется, единственный предмет, оставшийся от прежнего владельца.
— Как думаете, этим мы сможем открыть, а, Хоскинс?
— Не хотелось бы... не хотелось бы, чтобы у нас с вами были неприятности, сэр. Я в самом деле не имею... я думаю, что мы не имеем права вторгаться в чужую собственность и портить вещи, сэр. — Он начал часто, чуть не через слово, вставлять «сэр».
Надо было как-то успокоить его.
— Знаете, Хоскинс, я беру эту ответственность на себя. Будем считать, что я выполняю свои обязанности как офицер полиции, как добропорядочный гражданин. Понятно?
Несчастного Хоскинса это, казалось, мало воодушевило, и он только молча кивнул. Однако именно он помог открыть шкаф после того, как у Морса ничего не вышло. Он ловко засунул отвертку поглубже в щель между дверцей и нижней панелью шкафа, после чего дверца немного подалась. Общими усилиями они, наконец, сломали замок, дерево раскололось и дверь медленно и плавно раскрылась. Внутри шкафа лежало тело мужчины, голова его была повернута к стене. Почти посередине между лопатками на спортивной куртке мертвого зияла круглая дыра, из нее все еще сочилась ярко-красная кровь, которая, стекая струйкой вниз, образовала на полу темную лужицу. Морс брезгливо просунул левую руку под безжизненно висевшую голову и повернул ее к себе.
— Боже мой!
Несколько секунд оба стояли, ошарашено глядя в это лицо, которое теперь смотрело на них своими застывшими открытыми глазами.
— Вы знаете, кто это такой? — прохрипел, наконец, Морс.
— Я никогда прежде не видел его, сэр. Клянусь, не видел.
Мужчина весь просто трясся. Морс обратил внимание на то, что щеки у него стали пепельно-серыми, а на лбу проступили капельки пота.
— Спокойнее, старина! — произнес Морс добрым, понимающим голосом. — Скажите мне только, где здесь ближайший телефон, а потом вам лучше будет совсем уйти домой! Мы всегда можем...
Морс собрался было положить руку на плечо мужчины, но было уже поздно. Не успел он обернуться, как к его ногам рухнуло второе тело.
Пять минут спустя он позвонил из гостиной по телефону 999, а потом отправил очнувшегося пожилого мужчину домой, предварительно не без труда выяснив его полное имя и домашний адрес, которые тот назвал трясущимися губами. Когда Морс остался один, он снова подошел к шкафу и осмотрел труп. Заметив, что из верхнего кармана спортивной куртки торчит маленький уголок белой карточки, Морс наклонился и вытащил ее. В кармане оказалось около дюжины таких карточек, но Морс взял только одну. Когда он поднес ее к глазам, его лицо помрачнело — его догадка подтвердилась. В общем-то, он уже и так представлял, кто перед ним, потому что сразу же узнал это лицо — лицо человека, которого он видел в первый и в последний раз в комнате Джорджа Вэстерби, преподавателя географии из Лонсдейл-колледжа в Оксфорде: лицо А. Гилберта, бывшего владельца фирмы грузовых перевозок.
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ВОСЬМАЯВторник, 29 июля
Слева сидел очень черный джентльмен в очень изящном, в тонкую полоску, костюме, который изучал розовые страницы «Файненшл таймс», а справа длинноволосый молодой брюнет, на котором были невероятно большие серьги и который читал «Улисса»[19]. Посередине сидел Морс, нетерпеливо вертя в пальцах маленькую белую продолговатую карточку. Все эти люди вместе ехали в поезде метро по ветке северного направления линии «Пиккадилли».
Морсу показалась, что едет он невероятно долго, кроме того, он обнаружил, что, находясь в метро, никак не может сконцентрировать свои мысли. Возможно, ему не следовало (как мягко намекнул ему сержант в одноцветной форме) столь стремительно исчезать с места преступлении. Скорее всего, его действия даже расценят впоследствии как преступную халатность (как уже более настойчиво утверждал сержант в одноцветной форме), потому что он позволил одному, к тому же единственному, свидетелю покинуть квартиру на Кембридж-Вей, хотя все видели, что этот человек был в совершенно шоковом состоянии. Потом Морс наконец объяснил сержанту, куда он едет, и даже показал адрес и номер телефона. Он подумал, что всегда сможет как-нибудь объяснить все это, извиниться, одним словом, он как-нибудь выкрутится... потом.
«Арсенал». (Уже близко.) Молодой брюнет быстро взглянул на Морса, но тут же вернулся к своему «Улиссу», как будто это было намного интереснее.
«Финсбери-парк». (Следующая.)
Внезапно Морс выпрямился и напряженно замер в неестественной позе. На этот раз другой его сосед, черный джентльмен с налитыми кровью глазами, подозрительно покосился в его сторону, как будто думал, что увидит сейчас начало эпилептического припадка.
Эта отвертка... и эта небольшая круглая дырочка между лопатками... и это он, Морс, человек, который столько раз на лекциях объяснял, как нужно правильно вести себя на месте убийства, это он оставил свои отпечатки пальцев на круглой рукоятке — чего? — орудия убийства! О, Боже! Да, теперь уж точно придется оправдываться, причем дело не ограничится пустяковым объяснением.
Однако настал, наконец, момент, когда нужно было выходить, и Морс испытал гордость оттого, что не растерялся в этом потоке людей и вышел из метро на беспорядочно раскинувшиеся улицы Мэнор-Хаус, где совсем невдалеке находился жилой квартал Берривуд-Корт.
Миссис Эмили Гилберт, жена Альберта Гилберта, женщина лет пятидесяти, не слишком приятной наружности, с потемневшими от возраста зубами, быстро сдалась, под напором Морса. По ее словам, она с самого начала знала, что это глупо. Она и мужу говорила, что все это может оказаться опасно. Но он ответил, что это просто шутка. Просто шутка! В доме на Кембридж-Вей она встретилась с другой женщиной, красивой, скандинавского типа, которую, как она думала, муж нанял где-то в одном из элитных клубов Сохо. Муж коротко проинструктировал их обеих, и... вот, собственно, и все, что она могла сообщить. После того как пришел мужчина, о котором шла речь, она (миссис Г.) оставила их вдвоем с той женщиной в квартире на втором этаже (да, в квартире мистера Вэстерби). Примерно около часа она ждала в пустой квартире наверху, а потом Альберт наконец пришел и сказал ей, что все идет хорошо и что она (миссис Г.) сделала все, как надо, и теперь этот странным маленький эпизод можно благополучно забыть раз и навсегда.
У нее был несколько странный, но довольно приятный тембр голоса, и Морс почувствовал, что постепенно начинает испытывать к ней симпатию.
— А та, другая женщина, — спросил он, — как ее имя?
— Мне сказали, чтобы я звала ее Ивонной.
— А она не сказала вам, где она живет? Может, вы знаете, где она работает?
— Нет. Но она была элитная женщина — вы понимаете, что я имею в виду? Одета с большим вкусом, прекрасный грим, восхитительная фигура.
— Значит, вы не знаете, где она живет?