Капитан Архипов стоял в окопчике боевого охранения стрелкового батальона и до рези в глазах вглядывался в мутную предрассветную пелену. Этот склон господствующей над местностью горы не давал ему покоя. Немцам удалось здесь вклиниться в нашу оборону, потеснить 715-й стрелковый полк и действовавший с ним 3-й танковый батальон, имевший в наличии лишь восемь легких танков БТ и три огнеметных танка. Враг несчетное количество раз массированным налетом авиации и сильным артиллерийским обстрелом предпринимал яростные атаки пехотой при поддержке танков. Горел лес, в жаркую погоду сухой, как порох. Небо заволакивало дымом. Да и каменистые осколки представляли опасность не меньшую, чем шрапнель. Они секли лицо и тело, а от пыли нечем было дышать. Но стрелки, танкисты и артиллеристы, тесно взаимодействуя между собой, удерживали занимаемые рубежи.
Командир батальона капитан Мокрецов сидел на снарядном ящике поодаль, исподволь поглядывая на внезапно нагрянувшего представителя Особого отдела фронта. Этот парень, капитан Архипов из фронтовой контрразведки, на вид казался абсолютно свойским, но Мокрецов не ждал ничего хорошего от его появления в расположении батальона. Его терзало нехорошее предчувствие. Ведь не далее как вчера командир полка в присутствии начальника штаба дивизии опять требовал, чтобы он, комбат Мокрецов, сбросил наконец немцев с горы.
«А что я могу? О применении танков в составе батальона не может быть и речи. Бои на такой пересеченной местности могут вестись только мелкими группами. А у них против таких групп есть надежное противоядие – накидали минных ловушек, да и тяжелые пулеметы на каждом шагу…»
Вот и вечером, когда после взбучки от командира полка, молчаливо поддержанного начштаба дивизии, Мокрецов сидел у танкистов с их комбатом Володей Пелюшенко, он собственно только и мог, что рассказать об этом злополучном приказе. Нацедив из трофейной фляжки остатки рома в алюминиевые кружки, они выпили, крякнув, закусили трофейными же консервированными сосисками.
– Они что? Совсем ополоумели?! Куда я со своими «коробочками» по этому бездорожью? Скалы и крутые сопки, покрытые лесом, лощины и поляны, заросшие кустарником и усеянные валунами. А озера, горные речки, топкие болота? Да нас пожгут там, пока мы будем танцевать среди всей этой мерзости…
Вспомнив тот разговор, Мокрецов глубоко вздохнул: «Ломай теперь голову. Все равно ведь погонят брать ее! Не меня, так другого…»
– Командира батальона на НП! – услышал он голос.
Через минуту зашуршали камешки, и в окопчик, подняв облако пыли, соскользнул ординарец Мокрецова Василий Ерохин.
– Товарищ капитан! Вас того… начальство понаехало, требують на НП!
Ординарец вытер тыльной стороной ладони взмокшее лицо, оставляя на нем грязные разводы. Пилотка у него съехала на затылок, но запыленная форма сидела на нем как влитая.
Мокрецов месяц назад сразу приметил этого смышленого, хоть и малообразованного паренька среди нового пополнения. Заметил и взял его к себе ординарцем. Взял и не ошибся, хоть и злился поначалу от его назойливости. Уж очень опекать любит! Не успеешь проснуться, как он ему уже харчи горячие под нос ставит, разносолы всякие, и где он только добывал их?
– Что за начальство? Откуда? – спросил комбат ординарца, поглядывая на капитана Архипова.
Но контрразведчику, похоже, и дела не было до его забот, он лишь сосредоточенно вглядывался вдаль, прижав к глазам бинокль.
– Так что за начальство? – повторил комбат.
– Полковник какой-то да начальник Особого отдела дивизии, а с ними и капитан из дивизионной разведки и еще…
– Особый отдел, говоришь?..
Мокрецов еще раз взглянул на Архипова, но тот был невозмутим. И тогда Мокрецов тронул Архипова за локоть:
– Кхе… товарищ капитан, вы как? Со мной, на НП или…
Контрразведчик наконец оторвался от бинокля.
– На НП, говоришь? А мне-то зачем?! – искренне удивился Архипов. – Иди, комбат! И не дрейфь, все будет в ажуре!
– А я и не дрейфлю, чего мне дрейфить… – пробормотал Мокрецов. – Ну что же, пошли, Василий.
Они выбрались из окопа и тут же плюхнулись на горячие камни – протарахтела очередь и над головами просвистели пули.
«Крупнокалиберным садит, сволочь…»
– А ну, давай – перебежками! За мной! – Мокрецов вскочил и бросился к гряде валунов.
Ординарец не отставал.
«…два, три, четыре…»
– Ложись!!! – Они едва успели нырнуть на землю.
Вжик! Вжик! Вжик! Немецкий пулеметчик патронов не жалел, но это был его запоздалый акт. Выпрямившись за каменной грядой во весь рост, Мокрецов и ординарец, отряхнувшись от пыли, поспешили к батальонному НП.
– А ты чего такой веселый? – заметил комбат улыбающуюся физиономию ординарца.
– Да так, письмо от мамани получил!
– Да? Что пишет? – спросил комбат, а у самого заныло сердце. Он расстался с женой в первый же день войны, с тех пор от нее ни слуху.
– …я ее ругаю, а она нет, опять за свое! – уйдя с головой в свои грустные мысли, комбат пропустил ответ ординарца.
– Извини, ты о чем?
– Так о мамане я! Представляете, говорит, сон ей несколько ночей подряд снился – камни вокруг, деревья, цветы, а вместо земли – вода! Прямо как у нас здесь?! Так вот. Захотелось ей напиться, наклонилась она к воде, а из воды в отражении, значит, не себя, а меня видит! Вот чудная-то?! Я ей – это суеверие все. Бабушкины сказки! Ведь правда, товарищ капитан? А она – нет, плохой сон, и все тут. А как узнала, что вы меня к себе взяли, так сразу и успокоилась. Но опять двадцать пять! Говорит, это Господь услыхал ее молитвы! Переживает…
– А отец у тебя где? Братья, сестры?
– Не-а! Один я у нее… – Василий шел, жестикулируя. Курносый светлоглазый паренек с совсем еще детскими ямочками на щеках.
– Ты это… – не нашелся сразу что сказать комбат. – Смотри голову свою под пули не подставляй! А то живо писарем в полк отправлю!
– Не надо писарем, товарищ комбат! Я с таким трудом нашего военкома уговорил…
Под хлипким навесом из жердин, сгрудившись, стояли с биноклями в руках старшие офицеры. Подполковника Осинцева, начальника Особого отдела дивизии, комбат знал еще с момента своего появления в дивизии, а вот полковник был ему незнаком.
– Долго ходите, комбат! – сделал ему замечание командир полка майор Белых, тоже, видимо, не ожидавший нагрянувшего начальства.
Незнакомый полковник оборвал его:
– Представьте нас, майор!
– Слушаюсь! Капитан Мокрецов Иван Андриянович, командир 3-го батальона. А это – начальник Особого отдела 14-й армии полковник Николай Николаевич Клочев!
– Иван Андриянович… – сказал Клочев, и у комбата появилось на душе нехорошее предчувствие, не просто так по имени-отчеству к нему начальник армейской контрразведки обращается. – Доложите, пожалуйста, что у вас с этой высотой, – полковник Клочев кивнул на гору, занятую немцами.
«Ну, вот! Теперь ясно, откуда вежливость родом. То-то и капитан Архипов с утра в батальоне маячит…»
Комбат потупился, разглядывая свои пыльные сапоги, затем перевел взгляд на командира полка. У того на скулах напряглись желваки.
– Что же вы молчите, капитан?!
Комбат поднял голову и взглянул на начальника Особого отдела армии:
– Я считаю, товарищ полковник, что приказ я выполнить не смогу! Только людей зазря положу…
– Не понял, какой приказ?! В чем дело, майор? – Полковник недоуменно посмотрел на комполка.
Тот побагровел:
– Разрешите, товарищ полковник? – спросил он и сразу обратился к Мокрецову: – Ты, комбат, говори, да не завирайся! Высоту он не возьмет!!! Приказ отдан?! И ни тебе его обсуждать…
– Погодите, майор! Какой приказ?! Вы что, высоту брать хотите?! – Брови начальника Особого отдела армии совершили воистину длинный путь и остановились почти на лбу.
– Так точно! Вчера вечером в двадцать один ноль-ноль начальник штаба дивизии подписал приказ на контратаку силами третьего батальона и приданного ему…
– Кто автор приказа?!
– Так… – комполка замялся: я… автор. Так фрицев же там горстка…
– Ну вот, еще один Наполеон! Значит, так, майор! Сегодня получите другой приказ, а пока все мероприятия по контратаке прекратить. И не высовываться. Где солдаты ходили, пусть там и ходят, где жгли костры, там пускай и жгут – ничего в системе вашего «хозяйства» не менять. Вы все поняли?
– Так точно! Понял… – растерявшийся комполка сник, а уловив ехидный взгляд Мокрецова, зло сжал скулы.
Полковник Клочев подозвал к себе комбата:
– Капитан! Вот вам вопросик: если бы вы были с «той стороны», то где бы на участке вашего батальона вы попытались проникнуть в наш тыл группой, скажем… э-э… из десяти-пятнадцати человек?
Мокрецов шагнул к стереотрубе и довольно скоро нашел то, что хотел.
– Здесь, товарищ полковник!
Полковник снял фуражку, прильнул к окулярам и долго осматривал указанное комбатом место.
«Надо же! Архипов-то как в воду глядел! Ай да Архипыч, ай да голова…»
Но вслух полковник ничего не сказал и надел фуражку.
– Давно на кадровой, комбат?
– С училища, с тридцать седьмого года, товарищ полковник. Но на батальоне я недавно, я ж до госпиталя погранзаставой командовал…
– Тем более молодец! Теперь поведайте нам, что бы вы предприняли, получив сведения о намерении противника проникнуть в тыл в указанном вами месте?
Комбат расслабился. Он любил говорить о том, чем хорошо владел.
– Там у меня пулеметное гнездо. Два человека. Меняю каждые четыре часа.
– Ну-ну… Связь с ними имеется?
– Никак нет! Связисты провод не выделяют, нет его в полку. Но я на ночь отправляю к ним человека для связи.
– Хорошо, капитан! Все время будьте начеку! И имейте в виду – ничего не менять в вашем хозяйстве! Ни-че-го! За вами ОТТУДА постоянно ведется наблюдение. Есть информация, что не сегодня-завтра «гости» к нам пожалуют – так пусть идут. Вы только момент перехода не прозевайте!