– Мерячения?
– Это особенное психическое состояние, в которое совершенно внезапно может впасть человек или же группа людей. Тогда, совершенно отключившись от внешнего мира, они ведут себя так, будто кто-то вселяется в них. Одни начинают говорить на незнакомых им прежде языках, другие, не умевшие плавать, – плавают как рыбы! А то могут вдруг повернуться разом и двинуться строго на север, да так, словно в руках у них компас!
– С этим ясно, продолжайте…
– Слушаюсь! Из дневников астрофизика Кондиайна и других участников нам стало известно, что экспедиция прибыла на место и приступила к поисковым работам в августе тысяча девятьсот двадцать второго года. На перешейке между Ловозером и Сейдозером они обнаружили древнюю мощеную дорогу длиной около двух километров, а в одном из ущелий у Ловозера несколько пирамидальных сопок со следами искусственного гранения. В лесу неподалеку высилась желто-белая колонна в виде гигантской свечи, а под ней лежал большой камень кубической формы. У этого куба с идеальными пропорциями грани были ориентированы точно по сторонам света. Профессор Барченко сразу смекнул, что они находятся в районе, скрывающем в себе нечто большее, чем заурядное «древнее святилище». Ведь и восходящие рубленые ступени на горе Нинчурт, и развалины каменного моста, и пятнадцатиметровый каменный желоб, уходящий в звездное небо, и, наконец, множество обработанных гигантских плит со следами технологических пропилов – все это свидетельствовало о следах какой-то загадочной древней цивилизации. Но местные жители (лопари) с крайней неохотой отнеслись к расспросам профессора. Удалось лишь выяснить, что у пирамид ими овладевает нечто, похожее на… мерячение. Кроме того, оказалось, что и перед Роговым островом, находящимся вблизи их становища, лопари испытывают благоговейный страх.
Связав все воедино, Барченко захотел выяснить сущность этого явления и побывать на острове. Но лопари наотрез отказались предоставить ему лодку. По их словам, одно только приближение к Роговому острову может обрушить на них многие несчастья. Однако исследователи как-то раздобыли лодку и предприняли попытку самостоятельно достичь запретного острова. Но предсказание лопарей сбылось, едва они отправились вплавь. Разразилась буря, и на воде поднялся такой сильный ветер, что поломал их мачту. Так что исследователи с великим трудом добрались обратно. И тогда Барченко пошел к шаманам. Он уговорил старика Гаврилова допустить его к участию в их магических таинствах. А увиденное повергло профессора в шок. Шаманы легко впадали в летаргический сон, демонстрировали сеансы каталепсии, а самое удивительное было в том, что во время магических ритуалов каждый из тех, кто находился подле шаманов, неожиданно становился медиумом. Спроси его о своем будущем или о судьбе иного человека – непременно ответит! И в этом своем состоянии, по словам Барченко, такие люди были абсолютно защищены. Можешь хоть ножом их проткнуть, хоть углями жечь, никакого вреда не причинишь.
– А… мерячение у пирамид, чем же оно было вызвано?
– А вот здесь, по словам профессора, и кроется самая великая загадка, товарищ Сталин! Ему удалось установить, что мерячение вызывается каким-то местным, но весьма мощным излучением. И Барченко нашел лаз у какой-то круглой сопки, по его словам, это был замаскированный вход в подземелье. Однако проникнуть туда ни ему, ни его спутникам не удалось. Потому как при попытках проникнуть в подземелье они испытывали жуткий страх, поднимающийся в душе. И даже не страх, а практически осязаемый ужас. Так, будто бы с них живьем сдирали кожу! Они покинули то место, но профессор Барченко был убежден, что вся разгадка именно там, в подземелье. Потом, после возвращения в Петроград, Барченко общался с выходцами из Тибета, они и поведали ему, что вход для обычных людей в такие места закрыт.
– А этим… тибетцам было известно – что там?
– Несомненно! Они говорили профессору, что в нашей Лапландии находится Агартхи – подземное святилище, а в нем источник невероятной силы. И святилище – это есть не что иное, как хранилище древних цивилизаций, предшествующих нашей. Якобы там на каменных скрижалях записаны все знания и нашей планеты, и других миров…
– Даже так…
Сталин долго стоял в задумчивой позе, о чем-то размышляя, так что когда он вновь заговорил, Никитинский вздрогнул от неожиданности:
– Скажите мне, Иосиф Илларионович, профессор не оставил своих предположений обо всем этом?
– Видите ли, в тысяча девятьсот тридцать седьмом году Барченко был арестован, но после ареста все его дневники и записи куда-то бесследно исчезли. Мы ведем их поиски, а пока нам известны лишь ссылки профессора на «Естественную историю» Плиния Старшего. Опираясь на них, профессор утверждает, что найденная им Агартхи есть не что иное, как легендарная Гиперборея. Только вот, по словам тех же тибетцев, попасть туда, не получив позволения у «царя страха» Шамбалы, невозможно.
– По-видимому, Барченко выступал инициатором экспедиции на Тибет?
– Так точно! Но тогдашний начальник военной контрразведки товарищ Трилиссер категорически запретил снаряжать экспедицию, а более нам ничего не известно. В этой папке все документы, что нам удалось обнаружить.
Кивок Сталина был едва уловим.
Дождавшись, когда за начальником архивного управления закроется дверь, он вновь потянулся к телефону:
– Архивариус…
– Я здесь.
Сталин вздрогнул и повернулся на голос.
Скрытая под панели дверь в дальнем конце кабинета была распахнута, а идущий снизу свет высвечивал силуэт человека далеко не богатырского телосложения. Архивариус, тщедушного вида старичок в стираном-перестираном костюмчике, скрипуче рассмеялся и прикрыл за собой дверь.
Но Сталин не разделил его веселость:
– Уф-ф! Ходишь как призрак, все не могу привыкнуть! Ну, что скажешь? Все слышал?
– Да уж…
Архивариус принес стул от письменного стола и присел рядом.
Они хорошо знали друг друга, ибо еще в начале века в морозную рождественскую ночь 1904 года, будучи ссыльными, бежали вместе из Балаганского уезда Иркутской губернии. Что было доподлинно известно Сталину, так это то, что Архивариус происходил из семьи потомственного дворянина. Но то, как он попал в эту ссылку, так и осталось для Сталина загадкой.
Архивариус же, имея прекрасное образование, а стало быть, и собственные убеждения по поводу судьбы русского народа, никогда ни прежде, ни в более позднее время не поддерживал революционные воззрения молчаливого грузина. Хотя так уж получалось, что в трудные дни судьба их всякий раз сводила вместе.
А с 1918 года, когда под Царицыном Сталин разыскал его в тифозном вагоне и спас от неминуемой смерти, они более почти не расставались. Нет, Архивариус не занимал какую-либо должность советского или государственного служащего и не был известен ни в народе, ни в окружении вождя. Но уже много лет, оставаясь в тени Сталина, Архивариус был тем его единственным человеком, перед которым Сталину не нужно было лгать и оправдывать свои поступки. Особенно незаменим был Архивариус в двадцатых и начале тридцатых годов, когда схватка Сталина со сторонниками «военного коммунизма» достигла апогея. Но в тридцать восьмом Архивариус вдруг запросился:
– Отпусти меня, Иосиф… Хочу в монастыре пожить, душа грязью поросла, мочи нет…
С тех пор они не виделись почти три года. Но когда с началом войны Сталин послал ему записку, в которой было одно лишь слово: «Приезжай», то Архивариус вернулся. Случилось это сразу после того, как Сталина посетил Странник.
Внешности Архивариус был самой неброской. Так выглядит, должно быть, давно вышедший на пенсию бухгалтер какой-нибудь жилуправы или треста по озеленению. Пригладив сухенькой ладонью жиденькие волосы на розовую проплешину, он живо сверкнул глазами:
– Экспедиция Барченко, надо же! Коба, ты же читал материалы о работе моей группы в начале тридцатых? Мы тогда шли по следам «кладоискателей» Троцкого[18]. Сколько работы было проделано, тьма! А из тех всевозможных легенд и мифов, кои мы изучили неимоверное количество, нам не удалось извлечь ни-че-го! Кроме церковной утвари, одни лишь неясные проблески и догадки. Но вот в случае с тем немощным старцем… Так вот, случилось это году в тридцать втором. Исследуя брошенные городища староверов, мои ребятки наткнулись на одиноко умирающего в землянке старца. С виду вроде ничего особенного, обычный старикашка. Только вот в чем штука! Этот забавный старичок называл себя Странником…
Архивариус замолчал, глядя на переменившееся вдруг лицо Сталина. Пауза затянулась, но Архивариус не нарушил ее и вопросов задавать не стал, хотя и сразу понял, что встревожило Сталина нечто, связанное с упомянутым Странником.
Сталин открыл новую пачку с папиросами, но тут же закрыл ее и кивнул Архивариусу. Тот пожал плечами и продолжил:
– Так вот, Странник все время был вне сознания и в горячечном бреду плел россказни о каком-то таинственном князе. Мы привезли его в Москву и поместили в закрытый лазарет. Но в те минуты, когда старец приходил в себя, то от расспросов, как и от еды, он отказывался и вновь погружался в беспамятство. В бреду речь его была бессвязной, а если что можно было разобрать, то все больше о каком-то князе, хранителе пресловутой «звезды Богородицы». Что явится, мол, князь в назначенный срок и откроет мирянам доступ к древним кладезям Гипербореи…
– Но ведь и Барченко утверждал, что открыл Гиперборею?
– Так я к этому и клоню. Этот отрывочный и вроде бессвязный бред старца тогда записала дежурная медсестра, и вся моя группка была взбудоражена вестью об укрываемых староверами сокровищах. Все ждали, когда он пойдет на поправку, а тут… В общем, через пару деньков ранним утром, аккурат к приходу врача, охранник отпер камеру, гля, а старца уж и след простыл. Как будто и не было его вовсе!
– А куда же он делся?!
– Не знаю. Кроватка была аккуратно застелена, подушечка приглажена, все честь по чести, а его самого нигде нет. И решетка на оконце не тронута, и ни на двери, ни на стенах, и нигде еще никаких следов, будто испарился разом. С тех пор Странник как в воду канул. Так более никаких сведений ни о нем, ни о Гиперборее и ни о прочих странниках собрать не удалось.