ечто металлическое, но сейчас было не до анализа обстановки.
Он вскочил на ноги и метнулся назад. Но уже через мгновение понял, что вновь повел себя нерасчетливо. Для его молодого организма было бы губительным принять в себя жалящие смертоносные пули, но осознал он это тогда, когда выстрел застал его врасплох. Эта пуля нанесла больше ущерба его сапогам, висевшим на плече, но он ощутил ее жгучий полет и вновь кинулся на пол…
Еще долго продолжалась эта смертельная игра. Перебежки, короткие засады, выстрелы, вновь перебежки и вновь выжидание. Шульга пришел в себя, когда израсходовал все шесть патронов. Он с горечью осознал этот факт, как и то, что силуэтов преследователей не уменьшилось. Они неумолимо приближались, а капитальных боковых ходов все не было.
Он стиснул зубы, вскочил и побежал. Побежал, словно безумный, бросаясь от стены к стене, понимая, какой желанной целью выглядит для немцев его спина. И в тот миг, когда его мозг отдал ему команду «ложись!», сбоку мелькнула такая желанная шахта бокового ответвления. Он ринулся в нее, услышав запоздалую автоматную очередь. Этот новый ход был узкий, но через два десятка шагов появилось еще одно разветвление, и в нем вроде привиделся свет. Он метнулся на свет. Юркнув в помещение, прислонился к стене и устало прикрыл глаза. Эх, будь у него автомат, то не он был бы сейчас дичью. Зря он не обыскал того, убитого им фрица, на тропе. Что-что, а толк в военных играх старшина Шульга знает как никто другой. Но без патронов много ли навоюешь?
Сейчас наверняка подойдут те двое и офицер с монахом, что ушли первыми, и они его грамотно и капитально обложат. В этих лабиринтах ему, безоружному, против вооруженных до зубов егерей никак не выстоять… Шульга хотел было еще поразмышлять над чем-нибудь стоящим для собственного спасения, но мысли вдруг стали сами собой отступать на второй план, вытесняемые вполне осязаемым беспокойством. Так было однажды с ним, когда он полз с товарищами ночью по нейтральной полосе из холостой вылазки за «языком». До своих было уже рукой подать. Они тогда ползли и замирали, кланяясь каждой осветительной ракете, как вдруг Шульга почувствовал нечто подобное – будто бы кто-то наблюдает за ним. Опасность исходила откуда-то сбоку, и тревога все усиливалась. И в очередной раз, когда из немецких окопов запустили осветительную ракету и все уткнулись лицами в землю, он не стал маскироваться, а взглянул в ту сторону. В двух шагах от него, изготовившись к нападению, пялились во все глаза немецкие разведчики. Им тоже позарез нужен был «язык». Уничтожив в короткой схватке троих, одного они приволокли живым, за что комдив ему лично приколол на грудь орден…
Вот и сейчас он всем телом осязал, что его затылок будто бы буравил кто-то. Ему даже почудилось едва сдерживаемое дыхание над головой. Шульга запустил руку за пояс, обхватил рукоять ставшего бесполезным пистолета и резко обернулся.
– А-а-а!!!
Чей-то крик, резонируя в пещерных сводах, растворялся вдали, но Шульга не мог быть до конца уверен, что это не он кричал от испуга. Перед ним, прищурив узкие глазки, стояло странное существо. Мощное телосложение, всклокоченные сальные волосы, длинная борода, покрывающая все лицо, и немигающий взгляд желтых глаз.
Шульга непроизвольно сглотнул, и мышцы существа тотчас напряглись. Его верхняя губа дрогнула, обнажая крепкие зубы, и раздался тихий рык. Опытный зверолов, Шульга старался не смотреть ему в глаза. Медленно приподняв вверх обе руки, он потихонечку отступил на несколько плавных шажков. Крепкие узловатые предплечья человекообразного существа взбугрились. Коротко рыкнув, оно шагнуло следом. Шульга уперся спиной в стену. Но желтые огоньки в глазах существа вдруг погасли, оно ссутулилось и протянуло руку к висевшей на груди Шульги медали. Медаль «За боевые заслуги» отсвечивала бронзовыми бликами и, видимо, привлекла эту образину так же, как латунные блесенки влекут тайменя в таежной речушке.
Едва дыша, Шульга отстегнул медаль и вложил ее в грязную морщинистую ладонь. Существо близоруко поднесло ее к глазам, повертело и, потеряв к медали интерес, уронило ее на пол. За его спиной, откуда-то из глубины помещения, раздался чей-то нечленораздельный возглас. Существо повернулось и, косолапя, побрело в дальний угол. Только теперь Шульга смог хорошо его рассмотреть. Непропорционально развитый мощный торс и со спины был поросшим курчавым волосом, во всем же остальном он был вполне человекообразен. А свисавшие длинными космами волосы, растоптанные ступни ног и сутулость напомнили картинки из школьных учебников о первобытных людях.
Из угла вновь донесся какой-то возглас, но существо в ответ грозно рявкнуло и с невиданной ловкостью шмыгнуло в едва заметный проем. Через мгновение только убийственный запах звериного логова, доносящийся из щели, напоминал об этом существе.
Шульга всмотрелся в полумрак и только сейчас заметил сидящего на полу долговязого немца. Он был бос, а из одежды на нем были только трусы и майка со свастикой на груди. Немец с открытым ртом сидел у стены, слюни тянулись ему на грудь. Он смотрел на Шульгу вроде бы безучастно, но справа у его бедра лежал автомат, и путь к нему от руки долговязого был куда более коротким, чем от Шульги. Старшина застыл, выжидая время. Пока тянулась пауза, Шульга успел рассмотреть брошенные в кучу рядом с верзилой какие-то геодезические приборы, распотрошенный ранец и несколько консервных банок, покореженных чьими-то мощными челюстями.
Уловив взгляд Шульги, верзила отвел от него глаза и тоже посмотрел в ту сторону. Реакция Шульги была мгновенна. Блефуя, он выдернул пистолет и наставил его на немца:
– Хенде хох!
Но немец повел себя как-то странно. Он не стал бросаться на Шульгу и не делал попыток схватить свой автомат. Он лишь по-детски осклабился, и слюна пролилась ему на живот:
– Гы-ы!
– Ты что, псих?!
Немец на это восклицание подобрался, прикрыл рот и внимательно посмотрел на Шульгу. И только сейчас Шульга узнал его. Это был именно тот долговязый, к которому старший группы обращался по имени «Вирт».
Осторожно ставя ступню, поглядывая в сторону логова, Шульга переместился ближе к автомату. Вирт смотрел на старшину безучастно. Его глаза не выражали ни тревоги, ни какой-либо озабоченности. А когда Шульга подцепил ногой ремень и потащил автомат к себе, Вирт снова осклабился в широченной улыбке, раскрыв рот. Он был похож на ребенка, лежащего в колыбели, во всяком случае, в поведении его не было ничего говорящего о разуме взрослого человека.
Шульга вложил пистолет в кобуру и взял автомат. Вирт спокойно наблюдал за его действиями. Шульга передернул затвор автомата.
– Вставай! – Он стволом указал немцу на выход.
Тот посмотрел туда и вновь заулыбался.
– Вставай, чего лыбишься?! – Шульга шагнул к Вирту, но тот испуганно вжался в стену.
Ничего не понимая в поведении ополоумевшего немца, старшина схватил его за предплечье и подтолкнул к выходу. Вирт потоптался и пошел, часто оглядываясь. Шульга спешил. За те минуты, что он потерял здесь, фашисты вполне могли приготовить ему какой-нибудь сюрприз. Поэтому он и взял с собой Вирта. С прикрытием, да еще и так здорово вооружившись, ему не терпелось скорее выйти на немцев.
Вскоре они вышли к центральному проходу. Но не успел Шульга сориентироваться, как Вирт вдруг рванул в сторону выхода. Он бежал, размахивая руками, и Шульга тотчас сообразил, что к чему, и ринулся за ним. Едва успевая фиксировать взглядом боковые ответвления, он едва поспевал за длинноногим Виртом. А когда из-за поворота вдруг показался ударивший по глазам свет, лившийся из овального выходного отверстия, он инстинктивно, еще не чувствуя опасности, метнулся на пол, ближе к стене.
И вовремя. В проеме выросли два силуэта. Их автоматы ударили огнем, и этот грохот и огненный смерчь сразили Вирта. Будто натолкнувшись на невидимую преграду, он рухнул навзничь, пронзенный множеством пуль. Они еще какое-то время с визгом рикошетили от стен, выбивая град мельчайших крошек. Превозмогая секундную слабость, Шульга вскинул автомат и, почти не целясь, длинной очередью стал поливать ненавистные силуэты, ставшие смертельной преградой на выходе из тоннеля. Грохот бил по ушам, в воздухе висела пыль и пороховая гарь, а Шульга неистово водил стволом бившегося в его руках автомата по светлому проему выхода. Но вот затвор щелкнул, последняя гильза со звоном запрыгала по гранитному полу, да в ушах звенело от невероятного грохота. А потом наступила абсолютная тишина. Все было кончено.
Шульга встал и пошел к выходу. Вирт лежал в луже крови. Лицо его выражало какое-то неземное удивление. Шульга даже поймал себя на мысли, что ему немного жаль этого немца, отчего-то потерявшего разум. А этим двоим досталось здорово! Промазать в такие «мишени», стоявшие в небольшом светлом проеме, можно было только сослепу. Один лежал, ввалившись в проход головой, а сапоги другого торчали у него за спиной.
Шульга снял с них поясные ремни с магазинными сумками, ощущая приятную тяжесть запасных автоматных рожков. Весь обнаруженный при них провиант переложил в один рыжий ранец из телячьей кожи и только после этого сел и вытянул уставшие ноги. Времени для отдыха у него не было, ведь оставшиеся немцы ушли. И с этим тоже нужно было что-то делать. Но вот куда они могли направиться? В сторону фронта? Вряд ли. Идти туда, в разворошенный ими же улей… Что же остается? Отсидеться или сделать крюк, чтобы выйти к фронту где-то в стороне. И почти наверняка они решат идти по руслу той реки, ведь речушка впадает в Ловозеро, и им вдоль берега идти куда вольготнее, чем по отрогам Луяврурта.
А вот далее куда? На юг или на север? На юг вряд ли, от этого места им предстоит пройти берегом вниз более двадцати километров. Да плюс еще и переправа через норовистую Цагу… Кроме того, они ведь должны понимать, что при погоне путь низом Ловозера будет перекрыт в первую очередь. Так что безопаснее путь по берегу озера, да на север… Только надо иметь в виду, что они будут двигаться севернее лишь в поисках переправы. Ведь переправившись на ту сторону Ловозера, они запросто затеряются в огромной лесотундре Кольского полуострова, ищи потом ветра!