Лемке кивнул, глубоко затягиваясь, а Зиверс пододвинул к себе пепельницу и поджег листок.
Книга вторая
Глава 1
Я давно потерял счет времени. Но с того момента, как мое тело сковало оторопелой неподвижностью, времени прошло совсем немного. Едва ли больше, чем необходимо человеку, чтобы прийти в себя, когда некий предмет больно уткнется ему в бок.
Безмолвная тишина царила в окрестностях старого московского кладбища, над которым поднималось июльское марево. Секунды текли медленно, но неумолимо. И когда звенящая в ушах тишина стала тяготить, я медленно приподнял ладони вверх и так же медленно повернул голову.
– Только без глупостей, дружок!
Голос за спиной журчал усыпляюще спокойно, но я к тому времени уже успел осознать, что уткнувшийся в мой бок предмет своей необычайной твердостью мало походил на палец, и просто кивнул, демонстрируя полное спокойствие.
Чьи-то проворные пальцы нагло, но со знанием дела пробежали по телу сверху вниз.
– А теперь можешь повернуться, только не очень спеши.
Поскольку спешка вообще не входит в число моих недостатков, я кивком дал понять, что не собираюсь менять свои принципы, и повернулся.
Краснолицый верзила отступил назад, пряча руку за пазухой, а двое его приятелей, стоявшие по бокам, даже не шелохнулись. Вопреки ожиданию, молодые люди крепкого телосложения совсем не походили на коротко стриженных накачанных парней с лицами, не обремененными интеллектом. Это были типы совсем иного сорта. В их небрежной беззаботности и в холодных цепких взглядах сквозила спокойная уверенность профессионалов – такие личности не ошиваются по кладбищам без дела.
Я демонстративно опустил руки и шагнул к ним навстречу:
– Ребятки, а вам не кажется, что вы ошиблись?
Хлесткая пощечина обожгла мое лицо.
– Стоять!
Во мне все вспенилось, но верзила опередил меня. Он вновь вскинул руку, и я покорно замер, словно выдрессированный гиббон на арене цирка. Имея до сих пор немалую практику в общении с оружием, я могу вас глубоко заверить в том, что если вдруг на вашем пути возникнет автоматический пистолет Игоря Яковлевича Стечкина, то известный каждому советскому человеку постулат «человек – сам кузнец своего счастья» в вашем случае обретет издевательскую сущность. Ибо пистолет Сталинского лауреата, обладая сумасшедшим темпом стрельбы, в мгновение ока сокрушит всякие порочные представления о собственной неуязвимости. Нет, если, скажем, у вас сложилось убеждение, что от разящего шквала можно уйти прыжками и перебежками, то конечно. Но перед тем хотя бы примерно вы должны прикинуть ту скорость, с которой вы собираетесь это проделать. Ведь двадцатизарядный магазин «АПС» опустошается со скоростью свыше шестисот выстрелов в минуту, а это… не более двух секунд. Мне доводилось бывать на стрельбищах – грудные мишени на дистанциях до пятидесяти метров неизменно превращаются в решето.
Сейчас, конечно, стоило отметить, что все вышеизложенное в большей степени относилось ко мне, так как зрачок ствола именно этого самого пистолета зловеще плясал у меня перед глазами. Происходящее вызывало во мне все большее недоумение, но я послушно задрал руки.
Пистолет опустился.
– Поедешь с нами, служивый, и без всяких фокусов! Репа, веди его!
Учитывая, что и в самом Управлении едва ли наберется с пяток человек, знающих о моем существовании, и то, что на кладбище я прибыл в штатском, то это «служивый» прозвучало как выстрел. Я быстро прозрел и успел незаметно перенести вес тела на опорную ногу.
Цепкие пальцы крепыша с нелепым прозвищем больно впились в мое плечо:
– Так как, ты сам пойдешь? Или тебе помочь? О-ох…
Приземистый Репа был тяжел как экскаватор. Но я, перехватив его руку, с такой мощью крутанулся по оси вместе с ним, что он бабочкой взмыл вверх. Его дружков как ветром сдуло. Максимально прогнувшись, я придал Репе необходимое ускорение в полете к памятнику и в последний момент уловил мелькнувший справа силуэт в элегантном костюме. Рефлексы мои еще были заторможены, но правое колено, хоть и с некоторым запозданием, а все же вылетело в сторону, и тело вошло во вращение на опорной ноге. Считается, что если не довернуть стопу до тех пор, когда пятка будет направлена к цели, то удар ногой получится скользящим. Но когда я хлестко выпрямил колено и лицо этого модника встретилось с каблуком моего ботинка, я понял, что ничем не нарушил каноны боевого искусства и что косметическая операция этому бедолаге уже не поможет.
Перескочив через неподвижное тело, я метнулся под прикрытие массивной стелы, но из-за моей спины тотчас выросла длинная тень. Шестым чувством просчитав его действия, я среагировал инстинктивно, с разворотом уйдя в нижнюю стойку. Верзила с запоздалым отчаянием лягнул ногой мне вслед, но тут же собрался, и его шаги опять по-кошачьи зашуршали рядом. Он был искушенным бойцом, но, скорее всего, пренебрегал русской классикой, а то бы помнил урок от гениального русского писателя, одно из произведений которого гласит: «на всякого мудреца довольно простоты».
Шажок вперед, имитация прямой правой в голову и молниеносный удар ногой в пах! Верзила сложился пополам и со стоном повалился на землю. Но Репа уже стоял на ногах. Вернее, он только еще подпирал плечом монумент, но кровоточащая ссадина на его лбу и застывшее лицо с узкой щелью там, где полагалось быть рту, не сулили мне ничего хорошего. Но я был мало впечатлительной натурой, тем более что кто-то из них должен был ответить на мои незамысловатые вопросы. Однако в тот же момент, когда я решительно шагнул к Репе, в дальнем конце аллеи появился еще один тип. Его намерения в отношении меня были неясны, но, когда он полез за пазуху, я мгновенно прозрел – пришло время сматывать удочки.
С низкого старта я рванул вдоль вереницы монументов к внушительным зарослям у дальнего забора кладбища. Они непреодолимо манили к себе, обещая спасительное укрытие, но очень скоро какая-то сосущая пустота под ложечкой заставила меня оглянуться. Репа все еще самозабвенно подпирал монумент, а вот силуэт его дружка замер в характерной для стрельбы позе. С вытянутой вперед рукой он был похож на флюгер, но тело его реагировало не на течение воздушных масс, а на траекторию моего бега. Смекнув, что в его руке вовсе не секундомер, я метнулся в сторону и в виртуозном прыжке взмыл через кусты промеж двух монументов. Отчаянно взвизгнув, первые пули ударили рядом, и острые крошки мрамора, как осы, впились в мое тело.
– Не стреляй, идиот!!!
Забота Репы о моем здоровье не могла меня не радовать, и в другой раз я, возможно, бы и прослезился от такой его душевности. Но едва приземлившись, я вновь вскинулся через затерявшееся в кустах надгробие, бульдозером продрался сквозь колючие можжевеловые заросли и плюхнулся на гравийную дорожку, пробороздив ее всем телом.
Увы! Мой новый костюм оказался не лучшим изолирующим средством при скольжении по щебню. Зато спасительный кустарник был уже совсем рядом, и я отчаянно заработал руками и ногами. Проворней самой быстрой ящерицы я преодолел это расстояние, раздираемый, казалось, на молекулы, просочился сквозь многоярусные сплетения веток и корней и оказался в ином миру. Мощные заросли боярышника, дерена и чубушника разрослись здесь такой стеной, что с легкостью скрыли бы еще с десяток таких же страдальцев, как я. Впору было бы задуматься и об ответных действиях, но меня очень смущало то, что, проявив чрезвычайную осведомленность о моей персоне, эти ребятки демонстрируют крайнюю агрессивность. А выступать здесь в качестве живой мишени мне очень не хотелось…
Это коварное корневище, вымытое из-под земли дождями, я заметил слишком поздно. Я рухнул на землю, не успев выбросить вперед руки. Еще совсем недавно мне казалось, что я давно перешагнул порог чувствительности, но сейчас, въехав головой в кусок старого бетонного постамента, я понял, что здорово заблуждался. Сноп искр ярчайшим букетом брызнул из глаз, и наступила темнота, окаймленная багровым заревом.
Откуда-то издалека, наплывая с безудержным колокольным звоном, звучали голоса. Они плыли, вместе с ужасающей болью разрываясь на куски, затем опять воссоединялись, так что в конце концов я едва, но разобрал их смысл.
– Ты его видишь?!
– Нет, но он где-то здесь, не мог он далеко уйти.
– Не вздумай больше стрелять, Греку этот Рэмбо живой нужен!
– Ладно.
В моей голове звучал целый оркестр, а солирующую в нем партию вел огромный барабан. Но даже ему не удалось заглушить резонирующее в ушах имя – «Грек».
Кое-как я дождался, чтобы мои двигательные функции опять восстановились, и неуверенной походкой двинулся в путь.
Ох уж этот людской эгоизм! При жизни мы нисколько не задумываемся о своем духовном наследии. Но уходя в мир иной, мы с маниакальной упертостью и какой уж век подряд загромождаем жизненное пространство наших потомков бесполезными глыбами бетона, мрамора и гранита с собственными изображениями, душещипательными эпитафиями и прочей дребеденью.
Наконец впереди замаячили крайние ряды погоста. На кладбище по-прежнему царила тишина, а звуки огромного города сюда практически не долетали. Тенистые аллеи были пустынны, из ближайших кустов на меня никто не пялился в бинокль и не обнаруживал своих воинственных намерений. И это мне было на руку, поскольку мой взгляд был прикован к небольшому приземистому строению с вывеской ритуальных услуг. Около него были припаркованы два роскошных лимузина, да по пятачку у входа уныло слонялся рослый увалень. Он больше походил на вышибалу в ночном клубе, чем на кладбищенского работника. И хоть мое специфичное зрение сразу определило, что за предмет скрывался у него под мышкой прилично скроенного пиджака, в целом выход с кладбища был для меня свободен – это сублимированное дитя штанги и протеина не казалось мне непреодолимой преградой.
Но уйти, не разузнав, что за Грек стоит за всем этим пакостным делом, я не мог – все указывало на то, что у этого дяди очень злая и непререкаемая воля. Уйди я сейчас, следующая подобная встреча станет неминуемой. К тому же я почему-то был уверен, что именно в этом домике ритуальных услуг найду ответы на некоторые свои вопросы.