— Монсеньор,— начал Бэтем,— для меня будет большой честью присутствовать на ваших сеансах перевода. Кроме того, я прошу вашего разрешения полистать рукопись и подвергнуть ее анализу, предусмотренному для подобных случаев.
— Если это необходимо,— ответил нунций, вздыхая.— Мы сделаем, как вы прикажете, коммандер, но я спрашиваю себя, не теряем ли мы понапрасну время.
— Монсеньор, армия тьмы сражается против демократии, против гарантируемых ею свобод, а также и против религиозного духа, не забывайте об этом. Мы обязаны разоблачить ее хитрости, чтобы разрушить ее стратегию.
Караколли воздел руки к небу, как это обычно делают священнослужители, потом сложил их, словно для молитвы.
— Увы,— воскликнул он,— силы зла не дремлют во всем мире! Они приспосабливаются к каждой эпохе, нам это слишком хорошо известно. Такая молитва защитит нас от их пагубной деятельности.
— Безусловно,— подтвердил Сальва,— но разве не говорят: “Помоги сам себе, и Небо тебе поможет?” Мой замечательный друг Бэтем — отличный специалист. Он уже одержал несколько блистательных побед над самым изощренным из наших врагов. Вы можете безбоязненно доверить ему рукопись.
— Хорошо,— усталым голосом ответил нунций.— Профессор Сальва, я вам полностью доверяю, но скажите вашему другу, что Ватикан, а в особенности Святейший Отец, не должны ни в коем случае быть замешаны в это дело. Скажите ему также, что благодаря вашему высокому положению и нашему суверенитету никто не сможет обратиться к иностранным властям без нашего согласия.
— Я все понимаю,— сказал Бэтем, которого эти ораторские предосторожности весьма позабавили.
Затем, как и каждый день, все отправились в зал святого Пия V, а монсеньор Караколли пошел взять “Житие” из сейфа, охраняемого отцом Грюненвальдом. Отец Мореше был уже на месте, когда вошли Сальва и Бэтем. Бэтем и Мореше были представлены. Работник “Интеллидженс Сервис” и иезуит много слышали друг о друге от Сальва. Поэтому им было интересно встретиться и познакомиться ближе. Вот таким образом Адриан Сальва создал в мире целую цепь друзей, состоящую из очень разных лиц, но все они были отмечены неповторимой оригинальностью. Ведь жить — это постоянно чувствовать на себе чей-то дружеский взгляд, так полагал Сальва.
Когда нунций возвратился в сопровождении швейцарского гвардейца, несшего документ с почти комической торжественностью, Сирил Бэтем объяснил, каковы его намерения.
— Если текст, который мы собираемся исследовать, имеет зашифрованный смысл, важно знать, на каком языке его следует прочитать. Исходя из сложившихся обстоятельств, это может быть польский, русский или даже английский, хотя я больше склоняюсь к двум первым, а еще более — ко второму.
— Согласен,— сказал Сальва.
— Следуя вашим выводам, шифровка была произведена копировальщиком или кем-то другим, попросившим этого фальсификатора внести ее текст. Исходя из этого, мы должны найти в тексте какую-нибудь деталь, которая, выпадая из общего целого, позволила бы нам проникнуть в систему. Я не знаю случая, когда бы копия, изготовленная вручную, не содержала бы, по меньшей мере, одну ошибку или пропуск. А поскольку текст был зашифрован компьютером, который не допускает оплошностей, такая ошибка или пропуск будут очень значимы.
— Отлично,— отозвался Сальва.
— Таким образом, монсеньор, когда вы будете переводить, я попрошу вас уделять особо пристальное внимание каждой подробности, которая покажется вам необычной или неуместной.
— Понимаете ли,— заметил прелат,— в таком тексте все кажется невероятным. Поэтому вряд ли что-то привлечет мое особенное внимание.
— Я говорю о детали текстуального характера, а не о содержании текста,— уточнил британец.
— Что ж, я попытаюсь,— вздохнул Караколли.
И он начал переводить, но, как было очевидно, это не приносило ему ни малейшего удовольствия.
Адриан подумал:
“Суть всегда прячется в отклонениях”.
“Попрощавшись с новоокрещенными, которых к тому времени набралось тысячи три, Сильвестр, Теофил и попугай Гермоген покинули Афины и направились в провинцию Фессалия. Старику Мелиносу, носившему теперь имя Юстин, было поручено присматривать за общиной.
На Небе нежная Сабинелла наконец обрела покой. В течение недель она дрожала за своего сына, почти убежденная в том, что он погибнет, попавшись в одну из многочисленных ловушек, которые подстроил ему Лукавый, а еще больше опасаясь, что в этих злоключениях он погубит душу. Она даже ходила изливать свою скорбь к Святой Деве, матери Спасителя, но Богородица утешила ее, напомнив, что Иисус избрал ее сына, чтобы тот стал светочем Фессалии, а значит, ничего неисправимо страшного с избранником случиться не может.
Между тем Сильвестр благополучно прибыл в Фарсалу — центр богатой римской колонии,— жители которой выращивали виноград и хлеб на окружающих город землях. Там жили также евреи, обосновавшиеся здесь больше ста лет назад и поддерживающие торговые связи с большим портовым городом Фессалоники в Македонии. Именно к ним сразу и отправился Сильвестр.
Синагога находилась в квартале, где жили золотых и серебряных дел мастера. Заброшенный вид храма свидетельствовал о том, что правоверные Торы перестали посещать свое святилище. И когда Сильвестра подвели к раввину, он ему сказал:
— Неужто вы перестали чтить Святое Писание, раз оставили свой храм в руинах?
Раввин был святой человек весьма преклонного возраста. Все его тело дрожало, но взгляд сохранил остроту, освещенную верой. Он ответил:
— Я понимаю твое возмущение. Знай же, что наши богатые братья, которые могли бы помочь отстроить здание, отвратились от веры. Только самые бедные из наших детей еще посещают это святое место.
— Так вот,— сказал Сильвестр,— я плотник. Дайте мне дюжину молодых людей, умеющих работать, и я отстрою вашу синагогу за полгода.
— Вы из наших? — спросил раввин, сильно удивленный.
— Я тот, кто я есть,— отвечал Сильвестр.— Не достаточно ли вам знать, что за свою работу я попрошу только хлеба и приюта для меня и моего товарища?
Раввин был доволен, хотя его и разбирало любопытство. Он собрал несколько молодых парней из бедных семей и приютил Сильвестра и Теофила в своем собственном доме, где уже обитали три его сына, их жены, его восемь внуков, каждый со своей супругой, и изрядное число малых детей. Все это множество людей жило вперемешку, но соблюдало строжайший порядок и чистоту. Трапезничали они всей семьей за длинным столом, на который ставили подсвечник на семь свечей. Ночью, завернувшись в одеяла, они укладывались на полу бок о бок в той же комнате, которая днем служила кухней и столовой.
Так началось восстановление Фарсальской синагоги. Теофил срубил несколько деревьев и притащил их на стройку. Распиленные на доски, они послужили для сооружения лесов. Для самого строительства Сильвестр решил использовать только сухие, давно заготовленные бревна. Их можно было добыть, разобрав храм Афродиты, находившийся рядом.
— Об этом и не помышляйте! — воскликнул раввин.— Язычники возненавидят нас за то, что мы посмели разорить их святилище.
— Не беспокойтесь,— сказал Сильвестр.— Я хорошо знаком с этой богиней. Она сумеет успокоить своих сторонников.
И он продолжал пользоваться деревом, из которого был построен храм Афродиты. Естественно, его странное поведение не могло не встревожить обитателей города, которые вскоре собрались вокруг разобранного здания и стали кричать о святотатстве.
— Беда! — говорили евреи.— Этот плотник накличет на нас гнев властей. Нас выгонят из города. Вот что значит слушаться приказов престарелого раввина.
Но раввин и сам был в отчаянии. Тогда Сильвестр подошел к собравшимся и так им сказал:
— Жители Фарсалы, этот храм выстроен во славу красоты. Но чего стоит красота тела без красоты души? Статуя богини, которой вы поклоняетесь, очень красива, никто этого не оспаривает. Но что внутри этой красоты? Камень — и ничего больше. Иными словами, мы имеем здесь дело с красотой тела, не подкрепленной красотой души. Настоящая красота находится не здесь, и именно ее следует почитать.
— Может быть и так,— отвечал ему представитель городской власти,— но наша традиция нам дороже, чем твои речи. Афродита находится здесь с нами в течение стольких поколений, что уже никто не помнит, когда она решила поселиться среди нас. Она нам покровительствует. По какому праву разрушаешь ты ее обитель, чтобы построить святилище, которое нам совершенно чуждо?
— Это святилище, которое кажется вам чужим, есть частью здания, более громадного и более высокого, чем все постройки мира, вместе взятые. Настоящая красота души и духа там сияет, словно источник света. Люди Фарсалы, согласитесь, что ваше поклонение красоте — это поклонение камню. Я призываю вас отвернуться от безжизненной и неподвижной статуи и оборотиться к существу живому — даже больше, чем к живому существу: к самой жизни! К Тому, кто провозгласил: “Я Дорога, Истина и Жизнь”.
— Мы знаем бога иудеев,— отвечал ему представитель власти.— Он полон ненависти и гнева.
— Этот завистливый и грозный бог породил сына. Его зовут Христос, и это бог любви,— объяснил Сильвестр.
В эту минуту из толпы послышались оскорбительные возгласы, причем кричали не только язычники, но и евреи. И конечно, Сильвестр не устоял бы перед этим численным превосходством, если бы не случилось необыкновенное событие. В небе сверкнула молния и ударила в храм Венеры, который сразу обрушился. Толпа была охвачена изумлением, потом страхом, увидев, что великолепное здание превратилось в груду строительного дерева, а высокая статуя богини — в кучу камней.
Старый раввин подошел к Сильвестру и сказал ему:
— Писание учит нас, что настанет день, когда к нам придет Мессия. Народы задрожат пред Его Ликом. Этот день настал?
Таким образом, синагога Фарсалы была отстроена из развалин храма Афродиты. Видя, что здание почти готово и что оно очень большое и прочное, довольные евреи пришли к