Кто мог бы описать это место? Одновременно мрачное и ослепительно яркое, раскаленное и окутанное ледяным холодом, оно представляло собой сочетание правильных геометрических форм и беспорядочное нагромождение каких-то отбросов.
— Ты сумел отгадать три загадки,— произнес властный голос.
Это был голос падшего архангела. Его прикрывал экран, чтобы слишком яркий и какой-то особенно резкий свет, струящийся от него, не испепелил прибывших. Голос продолжал:
— Я рад с тобой познакомиться. Сатана, этот жалкий прохвост, не сумел сломить твою волю. Спирохета, которую мы на тебя наслали, только укрепила твой дух, направив тебя на путь философии Платона. Но я скажу тебе, такому наивному и честному, что вскоре тебя постигнет горькое разочарование. Твои верующие забудут о любви ради власти и могущества. Они используют Христа как оружие. Миллионы трупов будут нагромождены во славу Божию. И ты, пребывая на Небе избранных, ты будешь смотреть на результаты трудов своих с ужасом.
Люцифуг Рофокаль оглушительно расхохотался, и этот дикий звук многократно умножился под сводами зала. Это прыснули со смеху лучшие умы Ада, облаченные в свои ярко-красные мантии.
— Сиятельный владыка,— сказал Сильвестр,— ты, который был самым замечательным среди ангелов, первым, кто был создан, еще до Адама, позволь заверить тебя в моем глубоком почтении.
— Вот как? — отвечал Люцифер,— весьма удивленный тоном сына Сабинеллы.— А я ожидал услышать ругань...
— Ругательства я приберегу для Сатаны. Но ты должен знать, что даже Христос чувствует твою боль. Ты был зеркалом, которое отделило “Иное” от “То же самое”, от вечного “То же самое”, вынудив его отражать, перейти от бытия к существованию.
— Хорошо! — воскликнул Архангел.— Но ты ошибаешься. Я был не стеклом, а амальгамой. Как раз моя непрозрачность образовала зеркало и сделала возможным то отражение, о котором ты упомянул. Без меня Бог был бы всего лишь вечной прозрачностью.
— Откуда взялись частички этой амальгамы? — спросил Сильвестр.
Люцифуг Рофокаль быстро приказал, чтобы убрали экран, который защищал от него присутствующих. Тотчас же сверкнула молния нестерпимой яркости. Сильвестр встретил ее с открытым лицом и не пошевелился. Труп Марциона распался в тот же миг.
— Ты смеешь бросать мне вызов? — спросил Люцифер.
— Я хочу только понять. Какая особенность в твоем характере заставила тебя восстать против Бога?
— Я не восставал. Я восхищался.
— А потом... Признайся!
— Я подражал.
Сильвестр упал на колени, сбитый с ног светом ослепительной гордости, струящимся от Люцифера. Его начала бить дрожь, которая, поднимаясь изнутри, концентрическими кругами достигала самых внешних зон его личности. Ни одно существо во Вселенной не было ближе к Богу, чем Архангел. Именно поэтому он и был лишен вечного блаженства и отправлен в вечную ссылку. Но разве не он возбуждал систему? Не он был ее движущей силой?
— Послушай,— сказал Сильвестр,— ты тот, кто бродит в человеке. Но довольно слов! Мой отец, обманутый Сатаной, распался от твоего света. Верни мне его душу.
— Его душу? — переспросил Архангел.— Эту вещь, которая способна размышлять? Забавно... Но каковы будут условия нашего договора?
— Я тебя уважаю.
Люцифуг Рофокаль пребывал в молчании в течение нескольких секунд. Он знал, что такие драгоценные моменты случаются редко, и неизвестно, когда еще ему придется пережить нечто подобное. Какой смертный, избранный Богом, будет разговаривать с ним так честно и откровенно?
— Это Он тебя послал?
— Я пришел по собственной воле. Разве я тебе не сказал, что хочу понять? Что тебя понуждает бороться против уверовавших во Христа, пытаться унизить их в глазах Бога?
— Успокойся. Мы прекратим бороться против вас, и это будет хуже. Кстати, мне известно, что Святой Дух собственной персоной дует сейчас в сторону Рима с тем, чтобы император прекратил гонения на вас. Вас ожидает расцвет! Христианство распространится повсюду, перейдя от Авеля к Каину. Ты понял? Из ваших страданий возникнет новая цивилизация! Вас ожидает великое торжество!
Сильвестр не понял в точности, что хотел сообщить ему Люцифуг. Изворотливый и исстрадавшийся ум Архангела открыл ему такой запутанный лабиринт, с такими неожиданными поворотами, что у него закружилась голова. Он воскликнул:
— Отдай мне душу отца. Сатана ее обманул. Было бы несправедливо, чтобы она навсегда осталась в Аду.
— Это правда,— сказал Люцифуг,— но кто был справедлив по отношению ко мне? Почему Бог отказался допустить меня к своей славе?
— Потому что Он хотел видеть тебя свободным и отличающимся.
Архангел издал вопль ненависти. Он отразился гулким эхом под сводами, вспугнув тучи летучих мышей, которые с пронзительным писком закружились над ними.
— Послушай,— сказал Люцифуг, когда суматоха улеглась.— Демоны, составляющие окружение Сатаны, все были осуждены на вечное проклятие. И знаешь почему? Потому что они иначе представляли себе порядок, который Бог возжелал навязать Своему Творению. Расшифруй их настоящие имена, и ты узнаешь, каковы были их обязанности на Небе, и убедишься, что они ничем не уступали ангелам, которые ценой угодничества остались на службе у своего хозяина.
— Отдай мне душу отца.
— Ты ее у меня уже просил. И ты полагаешь, что я отдам тебе ее, ничего не получив взамен? Плохо ты меня знаешь!
— Чего же ты хочешь?
Свергнутый Архангел вонзил в Сильвестра свои красные глаза, потом ответил.
— Чтобы ты отправился в Рим.
— Таково мое намерение.
— И чтобы ты встретился с преемником Петра. Его зовут Эварист. Это хороший проповедник, но с пагубной склонностью все слишком драматизировать. Уговори его вступить в переговоры с императором. Ты увидишь, что все устроится как нельзя лучше.
— Зачем ты мне все это советуешь?
— Я тебе уже объяснил. Когда воцарится мир, это будет означать окончательное утверждение власти Христа. Ты увидишь, его даже будут рисовать в облике императора.
— Я пойду в Рим. Я встречусь с Эваристом и уговорю его просить аудиенции у императора. Разве плохо воткнуть в почву семя милости, чтобы из нее выросло роскошное дерево?
Люцифер посмотрел на Сильвестра с презрением. Значит, этот юнец, так и не ставший взрослым, не понимает, что ему, верховному демону, будет чрезвычайно легко внедриться в общество, где вкус к власти возьмет верх над милосердием. Извратить послание Иисуса — разве это не самая сладкая месть, которой дьявол может отплатить Тому, кто когда-то изгнал его из сияющего эмпирея своей славы?
И Сильвестр получил душу отца, такую маленькую и исстрадавшуюся, что, казалось, она вот-вот умрет”.
Монсеньор Караколли отпихнул от себя рукопись с видимым отвращением. Последние страницы он переводил с трудом и не потому, что они были исписаны менее разборчивым почерком, нежели предыдущие, а потому, что их содержание не могло не вывести из себя искренне верующего человека.
— Это смесь гностицизма и досужих измышлений, цель которых — покрыть нашу Церковь позором.
— Я узнаю здесь целые абзацы из “Жития Гамальдона”,— сказал отец Мореше.— Некоторые комментаторы полагают, что они написаны под влиянием тех страниц из Гомера, где рассказывается о сошествии в Ад.
Во время чтения Сальва превратил свою потухшую сигару в подобие кисти, которой он сейчас начал энергично размахивать.
— Господа, мы приближаемся к цели!
— Заметили ли вы какую-нибудь необычную деталь, которая поможет нам разгадать шифр? — поинтересовался Бэтем.
— Все в этой истории не только необычно, но и абсурдно,— заметил Караколли, даже не пытаясь скрыть своей ярости.— Una bestialita[55].
— А не в том ли разгадка, что Сильвестр, пораженный болезнью, которую принесла ему спирохета...— предположил Мореше неуверенным голосом,— теряет сознание, как это всегда происходит в подобных случаях, и в бреду воображает встречу с Люцифером?
Адриан Сальва порывисто встал. Его величественный силуэт напомнил статую Командора, вынырнувший из кладбищенского тумана.
— Господа,— сказал он голосом торжественным и не терпящим возражений,— я знаю, где находится то, что мы ищем, и, больше того, я знаю, что это такое.
В библиотеке воцарилось длительное и тяжелое молчание. На лице нунция появилось выражение недоверия, на лице Мореше — интереса, тогда как Бэтем не отрывал внимательного взгляда от мухи, ползавшей по темно-бурой обложке рукописи. Сальва затушил остатки сигары в пепельнице, украшенной папским гербом, и, набрав полную грудь воздуха, словно оперный певец перед главной арией заключительного действия, заговорил:
— Только что мы слышали, как Люцифер напомнил, что дьяволы из окружения Сатаны осуждены на вечное проклятие. “Все осуждены” — кажется, он сказал так. А почему? Цитирую по памяти: “Расшифруй их настоящие имена, и ты поймешь, какие роли они исполняли в Раю”. Так вот, эта фраза отсылает нас к другому месту из “Жития” — я говорю о первом сошествии Базофона в Ад. Именно там — вы, конечно, помните — в тексте перечисляется целая вереница дьявольских имен, таких невероятных, что мы только посмеялись над ними, восприняв это как некую гротескную шутку.
— Проклятие! — воскликнул Мореше.— Я, кажется, начинаю тебя понимать... Совершенно бессмысленные имена, такие, как Ронольфаз, Сексопотам... Да, я это место хорошо помню!
Нунций открыл рукопись и нервными движениями отыскал абзац, который запомнился и ему. Он начал читать:
— “Горбун Рогатый, Мудрагель Четвероногий, Клеветник Кислый, Обжора Пестрый, Хромоног Тусклый...”
— Этого достаточно,— прервал его Сальва.— А теперь напомните мне, что там написано ниже, несколькими строчками ниже.
— “Они взяли себе такие имена, как Князь Благодатный, Маленький Лис Левантийский, Великий-в-Шелках, Эрцграф де Листва...”
— Понятно,— констатировал Сирил Бэтем,— это шифрованный список. Как раз то, что мы с вами ищем. Монсеньор, пожалуйста доверьте мне эту страницу. Тайна всей истории спрятана в ней. Браво, Адриан! Ты попал в точку!