В церквях устанавливали статуи Роха и других святых, якобы защищавших от чумы и внезапной смерти; появилась мода на изготовление скульптур в виде обнаженных скелетообразных фигур. В XV веке процветал культ смерти. Художники в омерзительных деталях изображали физическое гниение — черви, прокладывающие себе путь в мертвой плоти, раздутые жабы восседали на закрытых глазницах. Насмешливая, манящая, ликующая Смерть возглавляла парад пляшущих мертвецов на бесконечных фресках. В литературе смерть представала в популярных трактатах на тему Ars Moriendi, «искусства умирать», с подробными описаниями смертного ложа, окруженного врачами, нотариусами и плачущими родственниками, тут же саваны, гробы, могильщики, лопаты которых выкапывают кости ранее погребенных, и, наконец, обнаженный труп, ожидающий суда Господнего, а рядом ангелы и бесы, оспаривающие друг у друга его душу.
В постановке пьес и мистерий старались дойти до самых глубин ужасного, словно людям недоставало этого в обыденной жизни. Изнасилование девственниц воспроизводилось с ошеломляющей реалистичностью; в других постановках демонстрировали тело Христово, жестоко израненное стражниками, или ребенка, зажаренного и съеденного собственной матерью. В XV веке в излюбленной публикой сцене Нерона и Агриппины мать просит у сына пощады, но император приказывает вспороть ей живот, он хочет увидеть «место, в которое женщина принимает семя, порождающее детей».
За культом смерти следовало ожидание конца света. В XV столетии пессимизм XIV века перерос в уверенность в том, что человек становится хуже, и это — признак приближающегося конца. В одном французском трактате написано, что признаком упадка является уменьшение сострадания в человеческих сердцах, а это означает, что человеческая душа стареет и пламя любви, согревавшее человечество, стало совсем слабым и вскоре погаснет. Чума, насилие и природные катастрофы еще больше поддерживали такие настроения.
Когда англичане оккупировали столицу, все пали духом. Некоторые французы готовы были принять союз под одной короной, им казалось, что это — единственное решение для прекращения войны и экономической разрухи. Большинство, однако, сопротивлялось английским тиранам, этим несносным «ублюдкам» (goddams), как тех называли. Сопротивление было очевидным, но не скоординированным, у него отсутствовал лидер. Слабый и вялый дофин был игрушкой в руках беспринципных министров. Мужество появилось из самого неожиданного источника, и проявила его женщина-простолюдинка.
Феномен Жанны д’Арк трудно объяснить. Голос Бога, якобы велевший ей изгнать англичан и короновать дофина, вдохновил тех, кто в других обстоятельствах презирал бы девушку из народа; уверенность Жанны позволила снять блокаду Орлеана и привезти дофина в Реймс. Возможно, дело было в настоятельной исторической необходимости. Настал момент, и она откликнулась. В Жанне соединились былая религиозная вера и новая сила патриотизма. Бог говорил с нею через святую Екатерину, святого Михаила и святую Маргариту, но требовал от нее не целомудрия, не смирения, а действий для освобождения страны от иноземных захватчиков.
Ее подвижничество длилось всего три года. Жанна появилась словно из ниоткуда в 1428 году, вдохновила Дюнуа — незаконнорожденного сына Людовика Орлеанского, и других людей из окружения дофина. Она призвала их к походу на Орлеан, и в мае 1429 года французы освободили город. На волне этой победы, два месяца спустя, она привела Карла на церемонию коронации в Реймсе. В мае 1430 года люди герцога Бургундского взяли ее в плен в Компьени, продали англичанам, а те пытали ее как еретичку и в мае 1431 года сожгли на костре в Руане. Для англичан эта казнь была очень важна: ведь Жанна уверяла, что ею руководит Бог и Он не желает господства англичан во Франции. Инквизиция со всей безжалостностью набросилась на нее, желая доказать несостоятельность ее голосов. Ни Карл VII, который был обязан ей своей короной, ни кто-либо другой из французов не сделал попытки спасти Жанну и предложить за не выкуп. Возможно, причиной тому был стыд из-за того, что победу аристократам обеспечила крестьянская девушка.
Жизнь и смерть Жанны д’Арк не вызвала немедленного национального сопротивления, тем не менее англичане были обречены на поражение, сознавали они это или нет. Жители Бургундии это знали. Официальное провозглашение Карла королем Франции вдохновило армию, изменило ситуацию, тем более что англичане на тот момент были заняты собственными внутренними беспорядками. Осознав перемены, герцог Бургундский переметнулся на сторону французов, достиг договоренности с Карлом VII, и в 1435 году был заключен Аррасский мир. В течение года, благодаря усилиям нового энергичного коннетабля, короне вернули Париж, и это стало сигналом к воссоединению. Никто не подозревал, что искра, зароненная Орлеанской девственницей, превратится в пламя, ибо значение ее подвига лучше известно истории, а не современникам Жанны д’Арк, но в воздухе ощущалась надежда и сила. Война пока не окончилась. Напротив, она стала еще ожесточеннее, когда англичане из упрямства, охватившего победителей, усилили давление на противника, не желавшего полностью подчиниться, однако выход Бургундии из альянса сделал их положение безнадежным.
Все это время доминирующим интеллектуальным усилием Европы была постоянная, непримиримая и интенсивная деятельность, направленная на прекращение раскола и на реформу церкви. Обе цели зависели от обретения церковным собором превосходства над папством. Поскольку оба папы отказывались прекратить свои полномочия, добровольное окончание схизмы было невозможным, и оставалась единственная альтернатива. Было очевидно, что ни папы, ни коллегия кардиналов не позволят реформировать церковь изнутри, поэтому инструментом для проведения реформы могла стать только законная власть собора. Серьезные теологи бились над этими проблемами, искренно желая перемен. Они хотели отыскать способ ограничения власти папства и вскрывали вопиющие противоречия — философские, религиозные и многочисленные материальные, их обсуждали на заседаниях на протяжении сорока лет. Проводились заседания в Пизе, Констанце и Базеле, причем созывала их не церковь, а государства, университеты и правители.
В 1409 году предложение о реформе, красноречиво представленное на Пизанском соборе д’Альи и Жерсоном, отклонили, а всю энергию направили на то, чтобы оба папы — авиньонский и римский — подали в отставку, что и было сделано, после чего избрали единого понтифика. Этот престарелый человек быстро скончался, и на его место пришел воинственный итальянец Бальтазар Косса. Он был скорее кондотьером, чем кардиналом, и, надев тиару, взял имя Иоанн XXIII. Поскольку два его соперничавших предшественника все еще цеплялись за престол, у церкви фактически стало три папы. И в 1414 году император Сигизмунд созвал в Констанце памятный собор.
Этот собор принял закон, имевший исторические последствия для церкви. Под ересью теперь понимали все диссидентские настроения, возникшие как реакция на бедствия прошлого столетия. В XV веке оживились диссиденты от религии — мистики, реформаторы, колдуны. Церковь ответила ожесточенным преследованием. Все чаще применяли отлучение от церкви, суды и сожжение на костре, в пытках предполагаемых еретиков инквизиция проявляла не меньшую жестокость и изобретательность, чем какой-нибудь неверный — турок или китаец. Во второй половине XV века охота на ведьм превратилась в эпидемию, об этом свидетельствует знаменитый трактат 1487 года «Молот ведьм» — инструкция по распознаванию демонов, ведьм и их почитателей.
Констанца была обеспокоена более фундаментальной ересью Яна Гуса — идеологического наследника Уиклифа. Его пригласили в Констанцу объяснить и защитить свою доктрину, после чего Гус был осужден и в 1415 году сожжен на костре. Предвосхищая епископа Латимера, он мог бы сказать, что пламя, в котором он погиб, зажгло свечу, которую не погасить.
После нескольких драматических противоборств с Иоанном XXIII собору удалось сместить и его. Папу обвинили в пиратстве, убийстве, изнасилованиях, содомии и инцесте (Гиббон отмечает, что «самые скандальные» обвинения были аннулированы). Затем избрали римлянина, кардинала Колонну, при восшествии на престол он получил имя Мартин V. Предыдущего папу римского вынудили уйти в отставку, а упрямого Бенедикта из Авиньона надежно изолировали. Объявили об окончании схизмы, хотя после реформы она на короткое время возродилась. Борьба за верховенство между собором и папой ожесточилась. При Мартине V Папская область была восстановлена, и материальный, если не духовный выигрыш в силе позволил папству при наследнике Мартина Евгении IV возобновить соперничество с собором в Базеле. Соперничество этих двух гигантов длилось восемнадцать лет.
Доктринальные расхождения достигли своего апогея, группировки откалывались, кандидат, претендовавший на высшую церковную должность — не кто иной, как граф Савойский — смог заплатить за свое продвижение и был избран под именем Феликса V. Одна сторона требовала реформ и ограничения папской власти, другая возражала, в результате государства и правители снова разделились. В конце концов реформаторы потерпели поражение, Феликс V ушел в отставку, а собор Базеля в 1440 году был распущен. Папство, снова итальянское, признало на бумаге верховенство собора, однако на деле именно оно обладало высшей властью. Свой успех оно отпраздновало в юбилейном 1450 году. Тем не менее папство было уже не тем, чем до схизмы и до соборов. В первом из кризисов его престиж упал, а во втором кризисе папство утратило влияние и контроль над национальными церквями. В 1438 году французский синод провел независимые реформы. «Галликанские свободы» ограничили папские налоги на французское священство. Движения и идеи, спровоцированные предыдущей церковной борьбой, неуклонно стремились к протестантизму.
Гуситские войны зарегистрировали изменения в другой сфере — началось движение, вызванное чешским национализмом и желанием отомстить за смерть Гуса. Членами этого движения были по большей части буржуа и крестьяне (некоторую поддержку им оказывали чешские аристократы), и в своей борьбе они применили новую военную тактику. У них появились боевые обозы, состоявшие из нескольких повозок, сцепленных друг с другом цепями. Повозки собирали в виде квадрата или круга и пускали с горы на наступающих всадников противника. Чешские отряды вооружались пиками, ручными самострелами и цепами, в случае удачной обороны они переходили в наступление: сняв цепи между повозками, набрасывались на врага. В 1420 году