Пытаясь выяснить действительное время присоединения Дмитрова к Москве, мы должны обратиться к интересному наблюдению В.А. Кучкина о записи писца, содержащейся на «Псковском паремейнике» 1313 г.: «…кончаны быша книгы си месяца майя въ 17 день… при архиепископе Давыде Новгородьскомь, при великомь князи Михаиле, при князи Борисоу при Пльсковьскомь, том же лете въшел въ Пльсков…»[316]. Он установил, что речь здесь идет о князе Борисе Давыдовиче из «дмитровской» ветви рода, который в 1313 г. сидел в качестве наместника великого князя Михаила Ярославича Тверского. Это говорит о том, что уже в начале XIV в. представители дмитровской ветви рода, в лице князя Бориса Давыдовича, находились на положении «слуг» у тверских великих князей[317]. Если это так, то мы можем утверждать, что в начале XIV в. Дмитров являлся тверским владением.
Наше предположение подтверждает тверской летописец. Под 1317 г. он сообщает о приходе на Русь московского князя Юрия Даниловича, вернувшегося из Орды с ярлыком на великое княжение от хана Узбека и татарским послом Кавгадыем. Михаил Тверской, еще не зная о планах Юрия и полномочиях Кавгадыя, собрал союзных ему князей и выступил навстречу Юрию к Костроме. Здесь князья расположились на противоположных берегах Волги и начали переговоры, в которых активное участие принял и татарский посол.
Тем не менее дипломатические усилия сторон не увенчались успехом. Спустя некоторое время Михаил прекратил споры и ушел обратно в Тверь, где начал готовиться к войне, спешно начав постройку новых городских укреплений. Юрий, между тем, еще несколько недель стоял под Костромой, вербуя новых сторонников и собирая силы для предстоящей схватки.
Лишь осенью 1317 г. он двинулся из Костромы на Тверь. Летописец дает описание его маршрута. Путь Юрия лежал «съ Костромы къ Ростову, а отъ Ростова к Переяславлю и много зла творяху христианомъ; а ис Переяславля въ Дмитровъ, а изъ Дмитрова въ Клинъ»[318]. Вместе с Юрием двигались и татары Кавгадыя. Там, где проходили ордынские «послы», обычно оставались пепелища. Не был исключением и данный поход, о чем говорит ремарка летописца о «многом зле христианомъ». Понятно, что в Данных условиях Юрий старался вести свое войско по территории противника. Одним из первых городов на пути татар и московской рати стал Переславль.
Комментируя известие летописца о маршруте Юрия В.А. Кучкин выяснил, что Переславль-Залесский в это время управлялся Михаилом Тверским[319], что же касается Клина, то он был тверским владением. Путь московской рати, таким образом, лежал по землям, принадлежавшим тверским князьям. Очевидно, тверским был и Дмитров, поскольку его жители также испытали «много зла». Такого, естественно, не произошло бы, будь Дмитров владением не тверского, а другого самостоятельного князя[320].
Следующее известие, связанное с Дмитровом, относится к 1334 г. Под этой датой Рогожский летописец, в целом относящийся не слишком доброжелательно к Москве, поместил весьма краткое, но многозначительное известие о смерти дмитровского князя Бориса, позволяющее думать, что его кончина наступила не без «помощи» со стороны Ивана Калиты: «Выиде князь великии Иванъ (Калита. — К. А.) изо Орды, а князь Борисъ Дмитровскыи въ Орде мертвъ»[321]. А.Н. Насонову были непонятны причины гибели дмитровского князя в Орде[322]. Они проясняются, если знать, что он сначала служил князю Михаилу Ярославичу Тверскому, а затем его сыну Александру. Находившийся в изгнании в Пскове после тверского восстания, 1327 г. и последовавшего затем разгрома Твери татарами с помощью Москвы, Александр Михайлович всячески пытался противодействовать Ивану Калите, в том числе и при ханской ставке. Очевидно, таким его агентом в Орде и являлся дмитровский князь. Это не могло не вызвать неудовольствия Калиты, и в итоге Борис Давыдович Дмитровский поплатился жизнью за слишком тесные связи со своим сюзереном.
Из того факта, что духовная грамота 1353 г. Семена Гордого упоминает принадлежащее московскому князю «село в Дмитрове», можно полагать, что к этой дате Дмитров уже стал собственностью Москвы[323]. Это, очевидно, произошло в промежуток между 1334 и 1353 гг. Каким Же образом это произошло?
Как уже говорилось выше, летописи молчат о присоединении Дмитрова к Москве. Это можно объяснить тем, что город вошел в состав московских владений мирным путем, а не в результате военных действий.
Вместе с тем, как отмечал В.А. Кучкин, Дмитров не упоминается в завещаниях московских великих князей Семена Гордого и Ивана Красного. Подобную кажущуюся «несостыковку» источников можно объяснить очень просто — так же как Мещера и Галич, Дмитров достался московским князьям в качестве приданого.
Действительно, под 1347 г. летописи помещают известие о женитьбе московского великого князя Семена Гордого на дочери тверского князя Александра Михайловича Марии: «Тое же весны оженися князь великии Семенъ Ивановичь, приведоша ему со Тфери княжу дчерь Александрову Михаиловича Марию, а ездил по нее Андреи Кобыла да Алексей Босоволковъ»[324]. Очевидно, тверские князья отдали за ней в качестве приданого Дмитров. Поскольку он являлся личной собственностью Марии, в случае возможного развода с московским князем (а перед этим браком Семен Гордый уже дважды разводился) Дмитров оставался бы в ее владении. Тем самым становится понятным, почему он не назван в духовных грамотах как Семена Гордого, так и его брата Ивана Красного.
В своем завещании Семен Гордый выделял своей жене, помимо ее собственных владений, доставшихся ей в качестве приданого, еще целый ряд волостей и сел, лежавших на территории Московского княжения[325]. Духовная грамота Ивана Красного 1358 г. дает их перечень и предусматривает, что московские волости и села, находившиеся в руках Марьи, принадлежат ей пожизненно — «до ее живота… а по ее животе те волости и села сыну моему, князю Дмитрью»[326]. Вдова Семена Гордого Марья скончалась в 1399 г.[327], но уже задолго до ее кончины принадлежавшие ей волости перешли к Дмитрию Донскому (они упоминаются в его завещании 1389 г.)[328]. Объясняется это тем, что Марья еще до своей смерти постриглась в монахини под именем Фетинья и вследствие этого должна была отказаться от принадлежавшей ей недвижимости. Несомненно, что помимо выделенных ей мужем московских волостей она вынуждена была отказаться и от принадлежавшего ей в качестве приданого Дмитрова. Он достался князю Владимиру Андреевичу Серпуховскому, поскольку в своем завещании Семен Гордый «приказывал» свою жену «своей братье, князю Ивану и князю Андрею»[329]. О том, что раздел владений Марьи был произведен между их сыновьями: Дмитрием Донским и князем Владимиром Андреевичем Серпуховским, свидетельствует то, что в духовной грамоте князя Владимира Серпуховского начала XV в. упоминается «княгини великие Марьинъ дворъ»[330].
Подобный раздел конечно же в определенной мере нарушал тогдашние правила. Выше мы говорили о том, что по обычаю если брак был бездетным, то за смертью (или пострижением) жены ее приданое должно было переходить не родственникам мужа, а возвращаться в род жены. Правда, в данном случае москвичи могли оспорить это правило — у Марьи и Семена Гордого все же были общие дети, которые, однако, скончались еще при жизни Марьи во время эпидемии чумы 1353 г. И в этом не было вины супруги московского великого князя. Но, вероятно, тверские князья настаивали на безусловном возвращении Дмитрова в их род. При этом претензии на этот город выдвигали и представители дмитровской ветви галичских князей.
Ближайшими сородичами дмитровских князей являлись князья Галичские, как было показано выше, уже со времен Калиты находившиеся на положении «вольных слуг» при московском дворе. Очевидно, именно претензиями дмитровских князей на свой бывший стольный город и объясняется то, что князь Владимир Андреевич Серпуховской был вынужден посадить в Дмитрове на правах «слуги» своего деда князя Ивана Федоровича Галичского, имевшего по родовому счету не меньше прав на Дмитров, чем тверские князья. Именно его портрет с надписью «Иоанн Дмитровский» изображен в написанном в XVII в. и сохранившемся до сих пор «Родословном древе российских государей», находящемся на сводах паперти соборной церкви Преображения Господня в московском Новоспасском монастыре.
Тем не менее прежние владельцы Дмитрова пытались и позднее оспорить право владения этим городом у московских князей. В начале 60-х гг. XIV в. воспользоваться малолетством Дмитрия Донского и Владимира Андреевича Серпуховского постарался было сын погибшего в Орде в 1334 г. дмитровского князя Дмитрий Борисович. Но поскольку к этому времени Дмитров в результате обмена владениями оказался у его сородича князя Ивана Федоровича Галичского, Дмитрию Борисовичу не оставалось ничего иного, как предъявить претензии на Галич. Однако попытка захвата Галича у него не удалась, и он был выгнан оттуда в 1363 г. московской ратью[331].
Следующую попытку оспорить у Москвы владение Дмитровом предприняли тверские князья, не смирившиеся с тем, что москвичи так и не вернули обратно Дмитров, отданный ими в приданое за супругой Семена Гордого. Видимо, вскоре после кончины князя Ивана Федоровича Галичского (в московско-серпуховском докончании 1372 г. о нем говорится ка