стными управляющими и т. п. «Упоминание в летописном источнике о каких-то неведомых нам князьях Кемском, Каргопольском, и Ваньдомских или Андомских отражает, по-видимому, деление белозерского войска на более мелкие волостные подразделения, возглавляемые своими военачальниками. Их летописец мог ошибочно называть "князьями"»[415].
Итак, в литературе были высказаны диаметрально противоположные точки зрения по поводу реальности белозерских князей, упоминаемых в «Сказании о Мамаевом побоище». В более широком плане эти разногласия можно свести к проблеме достоверности исторического источника, в какой степени могут быть признаны соответствующими действительности конкретные факты, о которых сообщает «Сказание»[416]?
Вопрос о достоверности «Сказания о Мамаевом побоище»
Все это заставляет нас сделать достаточно большое отступление в сторону от главной темы данной главы и обратиться к вопросу о достоверности «Сказания о Мамаевом побоище». Разумеется, при этом мы осознаем, что эта проблема требует отдельного самостоятельного исследования, в котором были бы рассмотрены все, без исключения, ошибки и неточности, отмеченные исследователями в этом памятнике. Однако недостаток места, а главное, то, что это увело бы нас далеко в сторону, побуждает ограничиться здесь всего лишь одним, хотя и весьма показательным, аспектом этой темы — насколько достоверен в «Сказании» один из центральных эпизодов повествования — встреча великого князя Дмитрия Донского накануне битвы с Сергием Радонежским. На этом примере мы постараемся решить принципиальный вопрос — можно ли верить «Сказанию», или же оно представляет собой лишь собрание полуфантастических рассказов, не имеющих ничего общего с реальностью?
Различные сказания и повести о Куликовской битве создавались на протяжении длительного времени — начиная с конца XIV в. вплоть до XVII столетия. При этом возникает внешне кажущаяся парадоксальной картина — чем дальше по времени от самой битвы создавался рассказ, тем больше в нем появлялось подробностей и деталей. Первые очень краткие рассказы о сражении превращаются в многостраничные повествования, обрастающие все новыми и новыми подробностями.
Все это характерно и для рассказа о свидании накануне битвы Сергия Радонежского и Дмитрия Донского. Известие о нем отсутствует в наиболее ранних летописных сводах и появляется лишь в «Сказании о Мамаевом побоище», возникшем много позже описываемых событий. Оно сообщает, что Дмитрий Донской, готовясь к отражению нашествия, приказал своим полкам собираться в Коломну «на Успение святыа богородица», то есть к 15 августа. К нему пришли рати из разных княжеств. Взяв с собой двоюродного брата Владимира Андреевича Серпуховского и «вся князи русские», он отправился в Троицкий монастырь «на поклонъ къ отцу своему, преподобному старцу Сергию, благословенна получити от святыа тоа обители». Это произошло в воскресенье 18 августа, в День святых Флора и Лавра. Отстояв службу, Дмитрий хотел было ехать, но Сергий попросил его задержаться и, пока готовили освящение воды, пригласил великого князя к столу. После трапезы игумен торжественно благословил великого князя и «все христолюбивое его въинство». В беседе наедине Сергий уверил Дмитрия, что тот обязательно вернется с победой, и повелел присоединиться к княжеской дружине двум инокам обители, знаменитым впоследствии Пересвету и Ослябе, на которых возложил монашескую схиму. Возвратившись в Москву, великий князь вместе с Владимиром Андреевичем Серпуховским пришел к митрополиту Киприану и поведал о том, что троицкий игумен предсказал ему победу. Митрополит повелел князьям хранить до поры в тайне сказанное Сергием. Спустя несколько дней, в четверг 27 августа русские рати выступили в поход из Москвы[417].
Начиная с В.Н. Татищева, рассказ о свидании Сергия Радонежского и Дмитрия Донского прочно вошел в литературу, посвященную Куликовской битве[418]. Н.М. Карамзин писал: «Димитрий выехал из обители с новою и еще сильнейшею надеждою на помощь небесную»[419]. Ту же мысль повторил С.М. Соловьев[420]. Еще более образно по этому поводу в 1892 г. высказался В.О. Ключевский, в речи, посвященной 500-летней годовщине со дня кончины Сергия: «Глаз исторического знания уже не в состоянии разглядеть хода этой подготовки великих борцов 1380 года, знаем только, что преподобный Сергий благословил — на этот подвиг главного вождя русского ополчения, сказав: "Иди на безбожников смело, без колебания, и победишь"»[421].
Но уже в XIX в. факт посещения Дмитрием Донским Троицкого монастыря стал предметом сомнений. Толчком к этой резкой перемене взглядов стал вопрос: можно ли доверять сведениям поздней Никоновской летописи и «Сказания», описывающих подробности свидания Сергия Радонежского и Дмитрия, или же историку следует опираться только на данные более ранних летописей, где рассказ о нем отсутствует? В более широком плане он сводился к проблеме достоверности поздних летописных сводов по сравнению с более ранними.
Н.И. Костомаров считал, что «Сказание о Мамаевом побоище» «заключает множество явных выдумок, анахронизмов… вообще в своем составе никак не может считаться достоверным источником»[422]. Еще более резко по этому поводу высказывался А.С. Орлов. Он полагал, что повествование в «Сказании» носит явные следы целенаправленной обработки в целях возвеличивания роли церкви, что привело к введению «нового персонажа — предсказателя и чудотворца радонежского игумена Сергия»[423]. М.Н. Тихомиров относил этот рассказ к разделу «повествований легендарного характера». Ссылаясь на более ранние и поэтому заслуживающие большего доверия летописи, он выдвинул предположение, что «поездка Дмитрия к Сергию Радонежскому и разговор с ним о Мамае произошли до похода татар, когда только предполагалось, что они нападут на Русь»[424]. Аналогичной точки зрения придерживался Л.В. Черепнин: «Сильно разукрашен и эпизод с посещением великим князем Дмитрием Ивановичем Сергия Радонежского, хотя отрицать возможность такого визита и нет оснований. Внесение этого эпизода… вероятно, вызвано желанием приподнять роль Троице-Сергиева монастыря как церковного центра. Гораздо ближе к истине простой и лаконичный рассказ Ермолинской и Львовской летописей, согласно которому Дмитрий Иванович, уже подходя к Дону, получил "грамоту" от Сергия Радонежского с повелением "битися с татары"»[425].
В 1985 г. вопрос о достоверности поездки Дмитрия Донского к Сергию Радонежскому затронул В.Л. Егоров. Предметом его интереса стали фигуры двух иноков Троицкого монастыря — братьев Пересвета и Осляби, отправившихся по приказу Сергия с великим князем на берега Дона. Как отмечалось литературоведами, в «Сказании о Мамаевом побоище» фигуры монахов-воинов занимают очень значительное место и вырастают до символа, олицетворяющего вклад духовенства в победу над угнетателями Руси. Но при всем этом Пересвет и Ослябя являлись реальными персонажами, жившими и действовавшими во второй половине XIV в. Происходя из брянских бояр, они были людьми, искушенными в ратном деле, которых лично знал великий князь. Если Учесть, что собранное Дмитрием Донским войско по своим размерам превышало все предыдущие русские ополчения, становится понятной острая нужда великого князя в опытных военачальниках «полки умеюща рядити». Подобные люди все были наперечет, понятно, что Дмитрий должен был в этих условиях вызвать Пересвета и Ослябю из Троицкого монастыря. Чтобы на кинуть монастырь, его иноки должны были получить разрешение игумена, то есть Сергия Радонежского.
Но нужно ли было великому князю для этого самому ездить в Троицкий монастырь? По мнению В.Л. Егорова совершенно необязательно. Свою мысль он поясняет тем что при переработке памятникам XVI в. его редактору использовали реальный эпизод отправки из Троицкого монастыря на Куликово поле двух иноков, для того чтобы выдвинуть на авансцену личность самого Сергия — настоятеля монастыря, давшего согласие на их участие в сражении. Аргументирует это он тем, что Пространная летописная повесть, более ранняя по времени, чем «Сказание», не знает о визите великого князя в Троицу, не зато в ней имеется известие, что, когда войско стояло уже на Дону, Сергий прислал Дмитрию грамоту и благословение, «веля ему битися с тотары»[426]. Если бы ранее велит кий князь получил личное напутствие Сергия, такой поступок не имел бы смысла.
Отметил В.Л. Егоров и неувязки в хронологии. Как уже говорилось, сбор русской рати был назначен в Коломне 15 августа. Между тем поездка Дмитрия к Троице датируется 18 августа. По его мнению, фантастично уже то, что высшее военное руководство бросило на произвол судьбы подготовку похода и сбор войска в самый ответственный момент. Но самым главным доводом в пользу утверждения о легендарности поездки Дмитрия 18 августа является еще одно наблюдение. Пространная летописная повесть сообщает, что русское войско во главе с Дмитрием вышло из Коломны 20 августа. О том, когда ополчение прибыло в этот пограничный город Московского княжества, источник умалчивает. Но в нем говорится о посещении до этого великим князем коломенского Успенского собора, где князя и «вся воя, его» благословил епископ Герасим[427]. По другим известиям мы знаем, что на здешнем Девичьем поле накануне выхода Дмитрия из Коломны, то есть 19 августа, проходил смотр войск. Отсюда становится понятным, что Дмитрий 18 августа практически одновременно находился сразу в двух местах, расстояние между которыми преодолеть существовавшими в XIV в. способами передвижения было просто невозможно