В середине XIV в. страна фактически распадается на три отдельных царства. Черноморское побережье от устья Дуная до Варны еще с начала XIV в. составляло вполне независимое владение. Тырновский царь Иван-Александр (1331–1371) еще при своей жизни около 1363 г. сам Раздробил свои владения на две части, выделив старшему сыну Ивану Страцимиру область Видина, а другого сына, Ивана Шишмана, сделал своим соправителем[621]. Разумеется, в подобных условиях не могла возобновиться зависимость отдельных болгарских царств от татар, тем более что некоторые из болгарских феодалов сами старались установить непосредственные отношения с Ордой. Именно на этом последнем этапе полусамостоятельного существования болгарских царств застает их «Список».
Таким образом, видим, что «Список» является своего рода экстрактом, выжимкой из некоего документа, составленного около 1375 г. и определявшего размеры и порядок уплаты ордынской дани. До поры до времени, судя по договорным грамотам московских князей, данный документ являлся действующим. Но к середине XV в. из-за изменения политической обстановки (фактический распад Золотой Орды на отдельные ханства) он утратил силу.
Именно к этому времени (30-м — началу 50-х гг. XV в.) и относится составление «Списка»[622]. Из исходного документа, послужившего основой для его создания, как неактуальные, были убраны суммы ордынского выхода. При этом сведения о политической принадлежности отдельных городов составителем «Списка» не редактировались, а остались по состоянию на 1374–1375 гг.[623]
И хотя этот вывод представляется чрезвычайно важным, поскольку позволяет определить размеры территории, обязанной платить дань татарам, для целей нашего исследования главным является то, что в «Списке» не упоминается Углич, хотя известно, что этот город существовал еще в домонгольскую эпоху. Этот факт, а также выяснение принципа, на основе которого в «Список» включались города, позволяет говорить о том, что в XIV в. Углич не был самостоятельным городом, а являлся лишь частью другого княжества. Какого? Для выяснения этого вопроса мы должны обратиться к истории Углича в XIII–XIV вв.
Угличские князья XIII–XIV вв.
Угличские князья вели свое происхождение от старшего сына великого князя Всеволода Большое Гнездо Константина, которому отец в 1207 г. отдал Ростов «и инехъ 5 городовъ да ему къ Ростову»[624]. Летописец не называет поименно эти пять городов, и среди историков существовали разногласия по поводу того, какие именно города подразумевались в этом сообщении. Окончательно этот вопрос был решен при выяснении размеров территории, которую в конце XIV в. занимала Ростовская епархия. Поскольку церковное деление является всегда более архаичным, нежели современное ему административное, оказалось, что территория, подведомственная ростовскому архиепископу в конце XIV в., полностью совпадает с территорией Ростовского удела князя Константина Всеволодовича начала XIII в. Считается, что в нее, помимо Ростова, входили Белоозеро, Устюг, Ярославль, Молога и Углич[625].
В современной историографии родословие угличских князей представляется следующим образом. Младший сын Константина Всеволодовича Владимир (в крещении Дмитрий) получил Углич и стал первым собственно угличским князем. Он скончался в 1249 г.[626], оставив двух сыновей — Андрея (ум. 1261)[627] и Романа (ум. 1285)[628], которые последовательно были угличскими князьями. Князь Роман Владимирович, позднее канонизированный, потомства не оставил, Углич стал выморочным владением и перешел к ближайшим его родичам — князьям Ростовским, которыми в это время являлись Дмитрий и Константин Борисовичи. В конце XIII в. на угличском столе сел сын Константина Борисовича Ростовского Александр. Известие о его вокняжении летописец поместил под 1293 г.: «Седе… (Александръ Костянтиновичь на Оуглече поле»[629].
Эта схема перехода угличского стола во второй половине XIII в. от одного князя к другому довольно прочно утвердилась в литературе[630]. Тем не менее в отношении ее исследователи все же испытывали определенные сомнения. Виной тому — проблема так называемых «лишних» угличских князей. В этом легко убедиться, если познакомиться с местными угличскими летописями, которые использовал в своем очерке об Угличе Ф.Х. Киссель[631].
Укажем на то, что угличским именуется среди прочих великий князь Андрей Александрович. Впрочем, исследователи всегда критически относились к указанному труду, полагая, что учитель провинциальной гимназии, не являвшийся профессиональным историком, вряд ли мог в своей работе дать что-либо ценное, кроме баснословных преданий и легенд, не имеющих ничего общего с реальностью.
Но та же проблема встает и после знакомства с общерусскими летописями, в частности с Никоновской. Под 1255 г. она помещает следующее известие: «По велице дни светлыя недели, преставися князь Констянтинъ Углечский, сын Ярославль, внукъ Всеволожъ, правнукъ Юрья Долгорукаго, праправнукъ Владимера Маномаха, преправнукъ Всеволожъ, пращуръ Ярославль, прапращуръ великого Владимера, и понесоша тело его въ Володимеръ. И срете его братъ его князь Александръ Ярославичь съ отцемъ своимъ митрополитомъ Кириломъ, и со всемъ священнымъ съборомъ, и со всеми боары своими и со множествомъ народа; и положиша его въ церкви пречистыя Богородици въ Володимери»[632]. Кем был указанный князь Константин Угличский? Приведенная летописцем подробная генеалогическая справка и указание, что он являлся братом Александра Невского, не оставляют и тени сомнения о том, что речь идет о знакомом уже нам князе Константине Ярославиче Галичском, основателе династии галичских князей. Это подтверждает сообщение Тверской летописи под 1254 г.: «Преставися Константинъ Ярославичь Галицкий, и положенъ въ церкви святыа Богородица»[633]. Но почему же галичский князь Константин именуется угличским? Пытаясь ответить на этот вопрос, А.В. Экземплярский осторожно предположил, что, возможно, одновременно существовали другой князь с этими же именем и отчеством. Основанием для подобного утверждения ему послужила все та же Тверская летопись, где под 1255 г. говорится: «Преставися Константинь Ярославичь»[634]. По мнению историка, Никоновская летопись смешала этих двух лиц. Но изучать дальше этот вопрос он не стал[635].
Спустя два десятилетия, под 1278 г. Никоновская летопись поместила известие: «Того же лета преставися благоверный князь Андрей Ярославич и жена его Устиниа»[636]. На полях против этого известия имелась помета: «Андрей Ярославич углиц.». Н.М. Карамзин, читая это сообщение и опираясь на известные ему родословцы, писал: «Сей Андрей назван Ярославичем в Никоновской летописи: но он был сын Владимира Константиновича Угличьского, брата Василькова»[637]. Правда, при этом, как отметил А.В. Экземплярский, историограф забывает, что князь Андрей Владимирович скончался в 1261 г. и, «таким образом, Андрей Ярославич и жена его Устинья, умершие в 1278 г., остаются сами по себе, а Андрей Владимирович — сам по себе». Задав вопрос, кем являлся этот Андрей Ярославич, — исследователь отметил, что в это время нам известен только один Андрей Ярославич, сын Ярослава Всеволодовича. Но по той же Никоновской летописи он скончался гораздо раньше — в 1264 г.[638] Этот вопрос также остался открытым.
В главе о Белоозере мы уже обращали внимание на известие новгородского летописца о походе новгородцев с князем Дмитрием Романовичем в 1311 г. на землю племени емь в современной Южной Финляндии[639]. Нами было выяснено, что он принадлежал к роду белозерских князей. Однако Н.С. Борисов обратил внимание на то, что в «Записках» Екатерины И, которая использовала не дошедшие до нас летописи, Дмитрий Романович именуется «угличским»[640]. Историк предположил, что в данном случае его отцом должен был являться князь Роман Владимирович Угличский, умерший в 1285 г. Но он, как известно, был бездетным, и, таким образом, этот вопрос также не был решен[641].
Исследователям эти летописные известия были знакомы давно, но они проходили мимо них, полагая, что поздней Никоновской летописи, составленной спустя более Нем 200 лет после событий XIII в., доверять особо не следует, а нужно опираться только на ранние летописные своды. Но и в ранних летописях, к примеру Лаврентьевской, мы также находим «лишних» угличских князей. Так, под 1288 г. она сообщает: «Седе Андрей Александрович на Ярославле, а Олександр Федоровичь на Оуглече поле». Спустя шесть лет, под 1294 г. она говорит о кончине последнего[642].
Таким образом, видим, что приблизительно за полвека у нас наряду с шестью «достоверными» угличскими князьями оказывается такое же количество «лишних». В данной работе мы не ставим перед собой задачи найти решение этой проблемы. Это должно стать предметом особого исследования. Укажем лишь на то, что в качестве возможного пути выяснения данного противоречия может стать предположение, что до того, как в последней четверти XIII в. Углич стал собственностью ростовских князей, он являлся частью одного из других русских княжеств. Некоторые указания источников позволяют думать, что таким центром, к которому «тянул» Углич, могла быть Вологда. Об этом, в частности, говорит то, что Дмитрий Донской в своем завещании 1389 г. вместе с Угличем благословляет своего сына Петра двумя вологодскими волостями — Тошною и Сямою