енно отправляемся. Так что у меня нет времени размышлять, нет времени прикидывать, что меня ожидает, принимая в расчет неожиданное обвинение со стороны полковника и его успокоительный шепот мне на ухо. Несомненно, я проведу эту ночь за мрачными, устрашающими стенами, которые ваш гид показывал вам как Новый Скотланд-Ярд. И когда я смогу писать вам снова, когда сумею закончить эту серию писем, наполненную…
Констебль не хочет больше ждать. Он нетерпелив, как ребенок. Конечно, он врет, когда утверждает, что я обещал задержать его здесь всего лишь на час.
Но куда бы я ни попал, моя дорогая леди, чем бы ни закончилась эта запутанная история, можете быть уверены, что я всегда думаю о вас…
Черт бы побрал этого парня!
Как, несомненно, помнит читатель, пятое письмо от молодого человека из колонки розыска пришло в отель «Карлтон» утром в понедельник третьего августа. Оно довело девушку из Техаса до крайней степени волнения. Весть о том, что ее молодой друг, которого, впрочем, она толком не знала, арестован как подозреваемый в этом деле, уже несколько дней казалась неизбежной, но, тем не менее, стала для нее потрясением. Она задумалась, может ли чем-то помочь ему. Она даже чуть не решилась отправиться в Скотланд-Ярд и, на основании того, что ее отец — конгрессмен от Техаса, потребовать немедленного освобождения клубничного мужчины. Однако тут же сообразила, что конгрессмен от Техаса мало что значит для лондонской полиции. Кроме того, ей было бы трудно объяснить этому конгрессмену, откуда ей известно о преступлении, которое не упоминалось в газетах.
Поэтому она только перечитала заключительную часть пятого письма, где ее герой бесславно направлялся в Скотланд-Ярд, тяжело вздохнула и отправилась вниз на встречу с отцом.
Глава VII
В первой половине дня девушка задала несколько таинственных вопросов своему родителю относительно благоприятных положений международного права, касающихся убийств. Вероятно, его поразил бы странный характер этих вопросов, если бы его не привели в чрезвычайное волнение совершенно другие заботы.
— Говорю же тебе, нам надо поскорее возвращаться домой! — мрачно объявил он. — Германские войска заняли позиции у Экс-ла-Шапель для наступления на Льеж. Да, сэр, они готовятся захватить Бельгию! И знаете, что это значит? Англия вступает в войну! Трудовые споры, вылазки суфражисток, гражданская война в Ирландии — все эти проблемы растают так же быстро, как снег у нас в Техасе прошлой зимой. Они отойдут на задний план. Если же нет, то это будет национальное самоубийство.
Дочь уставилась на отца. Она терялась в догадках, только ли он повторяет предсказания чистильщика обуви в «Карлтоне», и начинала думать, что он разбирается в международных делах куда лучше, чем она представляла.
— Да, сэр, — продолжал он, — нам надо уезжать… И поскорее. Если начнется вся эта катавасия, нейтральным странам тоже придется несладко. Я готов, если потребуется, купить целый лайнер!
— Чепуха! — возразила девушка. — Такой шанс выпадает раз в жизни. И я не позволю глупому старому папочке отказаться от такой удачи. Мы здесь участвуем в исторических событиях!
— Мне хватает и американской истории, — ощетинился он. — А ты чего хочешь?
— Неисправимый провинциал! — задумчиво заключила она. — Дорогой ты мой, я так тебя люблю! Некоторые политики там у нас окажутся в дураках перед лицом нынешних событий, которых не могут понять. Надеюсь, ты не окажешься в их числе.
— Чушь! — воскликнул он. — Я собираюсь отправиться в пароходные конторы и сражаться там так, как никогда не сражался за голоса выборщиков.
Дочь увидела, что отец настроен решительно, и, умудренная опытом, даже не попыталась его отговорить.
Лондон в этот понедельник стал городом тревог, городом сердец, охваченных страхом. Известия в одном специальном выпуске газет тут же опровергались в следующем и подтверждались в новом. Мужчины, способные задуматься о будущем, ходили по улицам с далеко не радостными лицами. В городе царило смятение. Оно отзывалось эхом в сердце девушки из Техаса, когда она думала о своем молодом друге из колонки розыска, который находился сейчас «в заточении» за хмурыми стенами Скотланд-Ярда.
Ближе к вечеру конгрессмен появился с видом победителя и объявил, что за огромную сумму купил билеты у мужчины, который собирался отплыть на пароходе «Сарония» через три дня.
— Поезд к нашему пароходу отправляется в четверг, в десять часов утра, — сказал он. — В последний раз взгляни на Европу и собирайся.
Через три дня! Дочь выслушала отца с упавшим сердцем. Удастся ли ей за оставшиеся дни узнать, чем закончится эта таинственная история и как сложится судьба человека, который так необычно обратился к ней с газетных страниц? Ведь через три дня он все еще может оставаться в Скотланд-Ярде как арестованный! Если так случится, она не сможет уехать. Просто не сможет! Она уже настроилась рассказать всю историю отцу, веря, что сумеет утихомирить его гнев и добиться от него помощи. Но все же решила подождать следующего утра, и уж если письмо не придет, тогда…
Однако утром во вторник письмо все-таки пришло, и начиналось оно с радостных вестей. Впрочем, это было только начало. Зато конец!..
Вот это письмо.
«ДОРОГАЯ ИСПУГАННАЯ ЛЕДИ. Может, с моей стороны слишком смело так вас назвать? Но ведь вы знаете, что меня арестовали за убийство капитана Индийской армии, причем все улики свидетельствовали против меня, так что надеяться мне было практически не на что.
Так вот, дорогая леди, бояться больше не надо. Я пережил самый ошеломительный день из тех ошеломительных дней, которые выпали на мою долю с прошлого четверга. И вот теперь, на склоне этого дня, я снова сижу у себя дома как свободный человек и пишу вам о том, что меня окружают мир и покой, особенно приятные после всех тех передряг, которые мне недавно пришлось пережить.
Подозрение больше не падает на меня, констебли больше не присматривают за мной, Скотланд-Ярд совершенно не интересуется мною. Потому что убийца капитана Фрейзер-Фриера наконец-то схвачен!
Воскресную ночь я бесславно провел в камере Скотланд-Ярда. Заснуть я не мог. Мне много о чем надо было подумать. О вас, например, а в промежутках о том, как вырваться из сети, которая опутала меня так крепко. Поздним вечером ко мне пришел мой приятель из консульства Уотсон. Он был очень доброжелателен, но чего-то в его голосе не хватало. После его ухода меня поразила ужасающая мысль: он поверил в мою вину.
Прошла ночь, неспешно миновала, как пишут поэты, изрядная часть дня. Я думал о Лондоне, желтом от солнца. Я думал о „Карлтоне“… Наверно, к этому времени там уже нет клубники. А мой официант, пруссак с прямой спиной, скорее всего, уже у себя дома, в Германии. И, как я полагаю, марширует со своим полком… Я думал о вас.
В три часа дня за мной пришли, и я снова оказался в кабинете инспектора Брея. Однако самого инспектора там не было, только полковник Хьюз, как всегда, подтянутый и уверенный в себе, смотрел в окно на безрадостный каменный двор. Когда я вошел, он повернулся ко мне. Вероятно, вид у меня был самый горестный, потому что на лице у него появилось выражение жалости.
— Дорогой друг, — воскликнул он, — примите мои глубочайшие извинения! Я собирался освободить вас еще вчера вечером, но поверьте, дел у меня было по горло.
Я промолчал. Да и что я мог сказать? Ссылка на чрезвычайную занятость показалась мне глупой. Но неизбежность освобождения из тисков закона заставила мое сердце возбужденно забиться.
— Боюсь, вы никогда не простите мне то, как я с вами вчера поступил, — продолжал он. — Могу сказать только одно: это было абсолютно необходимо. И скоро вы это поймете сами.
Я немного оттаял. В конце концов, в его голосе и поведении чувствовалась неподдельная искренность.
— Мы ждем инспектора Брея, — добавил полковник. — Наверно, вам хочется узнать все об этом деле?
— До самого конца, — ответил я.
— Разумеется. Вчера, сразу после вашего допроса, инспектор отправился куда-то по делам. Как я понял, на континент. Но, к счастью, я успел перехватить его в Дувре, и он вернулся в Лондон. Я позвал его сюда, потому что я, знаете ли, нашел убийцу капитана Фрейзер-Фриера.
Меня это тронуло до глубины души, потому что, с моей точки зрения, лучшего завершения дела нельзя было и желать. Полковник замолчал. Через несколько минут дверь открылась, и вошел инспектор Брей. Его одежда выглядела так, словно он спал в ней, а маленькие глазки покраснели. Но в этих глазках горел такой огонь, которого я никогда не забуду. Хьюз поклонился.
— Добрый день, инспектор, — сказал он. — Мне по-настоящему жаль, что я помешал вам заниматься своими делами, но мне ужасно хотелось сообщить вам, что вы должны мне гамбургскую шляпу, — он подошел к детективу вплотную. — Видите ли, я выиграл пари. Я нашел того, кто убил капитана Фрейзер-Фриера.
Заметно заинтересованный Брей промолчал. Он сел за свой стол и от нечего делать стал просматривать громоздившуюся там почту. Наконец, он поднял глаза и сказал усталым голосом:
— Я не сомневаюсь, что вы очень умный человек, полковник Хьюз.
— Ну, что вы, я этого не говорил, — возразил Хьюз. — Мне просто повезло… С самого начала. И я действительно очень рад, что принял участие в расследовании, потому что убежден: если бы не я, мог бы пострадать невиновный.
Большие крепкие руки Брея продолжали перебирать почту. Хьюз продолжал:
— Возможно вас, как умного детектива, заинтересует серия событий, которая помогла мне выиграть гамбургскую шляпу? Вы, конечно, уже слышали, что человека, которого я поймал, зовут фон дер Херц. Десять лет назад он был лучшим агентом секретной службы Берлина, но в последние годы таинственным образом исчез из нашего поля зрения. Однако мы, в военном ведомстве, не забывали о нем… — не отрывая взгляда от Брея, полковник опустился на стул. — Вы, конечно, знаете фон дер Херца? — мимоходом уточнил он.