даже представить себе не могут, какие ужасные испытания ждут нас впереди. Плохо организованные, неподготовленные… Меня дрожь пробирает при мысли, какие жертвы нам придется принести, причем, в основном, напрасные. И все-таки я надеюсь, что когда-нибудь, как-нибудь мы сумеем навести у себя в стране порядок.
Он попрощался со мной на Трафальгар-сквер, сказав, что должен срочно встретиться с отцом и братом покойного капитана, чтобы сообщить о его верности своей стране.
— Эта новость станет для них лучом света в кромешном мраке, — сказал он. — А теперь хочу еще раз поблагодарить вас.
Мы расстались, и я отправился к себе домой. Разгадка была найдена, хотя такого результата трудно было ждать даже в кошмарном сне. И все-таки дело решено, так что я могу жить спокойно. Меня мучил только один большой черный факт, который не позволял мне вздохнуть свободно. Я должен сказать вам, дорогая леди… Нет, боюсь, что это будет означать конец всего-всего… Если бы я только мог заставить вас понять!
Я поднялся к себе, погруженный в размышления, в растерянности, в сомнениях. И все-таки решился. У меня нет другого пути, как только открыть вам всю правду.
Несмотря на то, что Брей был фон дер Херцем, несмотря на то, что когда его разоблачили, он покончил с собой, несмотря на то, и на се, и вообще все на свете… Брей не убивал капитана Фрейзер-Фриера!
В прошлый четверг вечером в начале восьмого я сам поднялся на третий этаж, вошел в кабинет капитана, взял нож с письменного стола и ударил его в грудь прямо в сердце!
Что меня побудило к этому, какая жестокая необходимость толкнула меня на такой поступок — эти разъяснения подождут до завтрашнего дня. Я проведу еще один ужасный день, готовя себе оправдания и надеясь, что каким-то чудесным образом вы сумеете простить меня… И понять, что ничего другого сделать я не мог.
Прошу не судить меня, пока вы не узнаете всю правду… Пока мое полное признание не окажется в ваших милых руках.
Когда девушка прочитала первые абзацы этого шестого и предпоследнего письма от мужчины из колонки розыска, на лице у нее появилась улыбка облегчения. Ее чрезвычайно обрадовало, что ее другу не придется больше томиться за серыми стенами здания на набережной Виктории. С нарастающим волнением она следила, как полковник Хьюз в этом письме подходил все ближе и ближе к развязке, пока, наконец, не указал пальцем на преступника — сидевшего за столом инспектора Брея. Это показалось ей в высшей степени удовлетворительным решением, а также заслуженным наказанием инспектора за то, что он арестовал ее друга. И тут вдруг, как бомба, сброшенная с цеппелина, в самом конце взорвалось признание клубничного мужчины. Все-таки именно он оказался убийцей! Он сам признался в этом! Она едва поверила своим глазам.
Но так было написано такими же фиолетовыми, как и ее глаза, чернилами на бумаге для заметок, которая стала ей такой знакомой за эти наполненные напряженным ожиданием дни. Она прочитала эти строки во второй, а потом и в третий раз. Удивление сменилось гневом. Ее щеки загорелись. Однако… он просил не судить его, пока она не прочтет его полное признание. Это была, несомненно, разумная просьба, и по справедливости она не могла отказать ему в этом.
Глава VIII
Так начался тот ужасный день — не только для девушки из Техаса, но и для всего Лондона. Ее отец чуть не лопался от новых политических прогнозов, полученных от его орудующего щетками для обуви советчика. Позднее, уже в Вашингтоне, техасский конгрессмен прослыл большим авторитетом, хорошо разбирающимся в международных отношениях. Конечно, никто не подозревал о чистильщике обуви, ставшем для него своего рода серым кардиналом. Но сам джентльмен из Техаса не раз вспоминал об этом одаренном политике и жалел, что не может больше пользоваться его услугами и слышать от него дельные советы.
— Война начнется в полночь, это точно! — провозгласил конгрессмен утром того судьбоносного вторника. — Говорю тебе, Мэриан, нам повезло с билетами на «Саронию». Сегодня я не продал бы их даже за пять тысяч долларов! Я буду счастлив, когда мы окажемся на борту лайнера послезавтра.
Послезавтра! Девушка призадумалась. Так или иначе, ей надо было получить к тому времени последнее письмо. Письмо, в котором ее молодой друг должен привести в свое оправдание причины, которые заставили его совершить такой подлый поступок. Она с нетерпением ожидала заключительного послания.
День тянулся, и с каждой минутой Англия приближалась к войне. Чистильщик из «Карлтона» с честью оправдывал свой авторитет предсказателя.
Письмо прибыло на следующее утро, и девушка тут же нетерпеливо разорвала конверт дрожащими пальцами.
Вот что там говорилось.
«ДОРОГАЯ ЛЕДИ-СУДЬЯ. Это письмо мне писать труднее, чем все остальные. Я думал над ним все двадцать четыре часа. Вчера вечером я прогуливался по набережной. Мимо проносились двухколесные кэбы, а огоньки трамваев плясали на Вестминстерском мосту, как светлячки в саду нашего дома в Канзасе. Прогуливаясь, я размышлял над письмом. Сегодня, закрывшись у себя в квартире, я тоже обдумываю его. Но даже сейчас, начиная его писать, я по-прежнему нахожусь в растерянности. Никак не могу решить, с чего начать и что сказать.
В конце прошлого письма я признался, что именно я убил капитана Фрейзер-Фриера. Это правда. Как бы я ни пытался смягчить удар, все сводится к этому. К горькой правде!
Почти неделю назад, в семь часов вечера в прошлый четверг, я поднялся по темной лестнице и вонзил нож в сердце беззащитного джентльмена. Если бы я мог сказать, что он меня каким-то образом оскорбил, если бы я мог доказать, что его смерть была мне необходима, как тому же инспектору Брею, — тогда я бы мог хоть как-то надеяться на ваше твердое прощение. Но увы! Он был вполне доброжелателен ко мне. Куда добрее, чем я дал вам понять в своих письмах. В сущности, избавляться от него не было особой необходимости. Где же мне искать оправдание?..
Сейчас единственное оправдание, которое я смог подыскать, таково: капитан знает, что я его убил!
Даже сейчас, когда я это пишу, я слышу его шаги у себя над головой, как слышал их тогда, когда писал вам свое первое письмо. Он одевается для обеда. Мы должны вместе пообедать в „Романо“.
И теперь, моя леди, сообщаю вам окончательное решение загадочной истории, которое, надеюсь, вас озадачит. Убийство моего друга капитана, описанное во втором письме к вам, и все последующие диковинные события произошли исключительно в моем воображении, когда я сидел у лампы с зеленым абажуром в своем кабинете и придумывал, как написать вам эти семь писем так, чтобы они, как пишут в рекламе романов, держали вас в напряжении до самого конца. Да, конечно, я виноват, бессмысленно отрицать это. И, хотя я и не собираюсь подражать старику Адаму и ссылаться на то, что меня довела до греха прекрасная женщина, строгая приверженность правде заставляет меня добавить, что часть вины ложится и на вашу голову. На каком основании? Давайте посмотрим, что написано в вашем сообщении в „Дейли Мейл“: „Только доброе сердце, склонность к романтике и большая любовь ко всему таинственному заставили грейпфрутовую леди дать ответ…“
Вы, конечно, не думали об этом, но этими словами бросили мне вызов, который я не мог не принять. Потому что для меня построение интриги — это ремесло, более того, это дело всей моей жизни. Я добился в этом деле многого. Возможно, кое-что из этого вы видели на Бродвее. Возможно, вы видели и мою пьесу, поставить которую недавно собирались в Лондоне. Об этом сообщала реклама и упоминалось в программе Палас-театра. Сейчас от этого проекта отказались, и я могу возвратиться домой.
Теперь вы видите, что давая мне возможность написать эти семь писем, вы сыграли мне на руку. Итак, сказал я себе, она истосковалась по тайне и романтике. Так, клянусь Юпитером, она их получит!
Фабулу подсказали мне тяжелые шаги капитана Фрейзер-Фриера над головой. Капитан — прекрасный парень, смелый и доброжелательный, он по-дружески отнесся ко мне, когда я передал ему рекомендательное письмо от его кузена Арчибальда Энрайта. Бедняга Арчи! Порядочный и душевный, он пришел бы в ужас, если бы узнал, что я сделал из него шпиона и завсегдатая темных заведений Лаймхауса!
Смутные наброски интриги возникли у меня в голове, когда я писал первое письмо, намекающее, что с рекомендательным письмом Арчи не все в порядке. Перед тем как я сел за второе письмо, я уже понял, что меня может устроить только гибель Фрейзер-Фриера. Я вспомнил тот индийский нож, который видел у него на письменном столе, и с этого момента он был обречен. Тогда я и сам еще не знал, как решу эту загадку. Но меня удивили прочитанные в „Мейл“ странные объявления, и я понял, что они обязательно должны найти свое место в цепи событий.
С четвертым письмом у меня возникли трудности, но, возвращаясь в тот вечер домой после обеда, я увидел перед нашим тихим домом ожидающее кого-то такси. Так родился визит женщины с запахом сирени. Боюсь, правда, что для Вильгельмштрассе было бы мало пользы от шпионки, которая действует так глупо. Подошло время писать пятое письмо. Мне показалось, что теперь полиции пора меня арестовать. У меня теплилась слабая надежда, что вы мне посочувствуете. Увы, я слишком неотесан, я это понимаю!
С самого начала этой игры я рассказал капитану, как жестоко с ним обошелся. Его это сильно позабавило. Однако он категорически настаивал на том, что к концу этого сериала должен быть реабилитирован, и я с ним согласился. И вообще, он вел себя молодцом. Кстати, именно его случайное замечание подсказало мне развязку. Как он заметил, по авторитетному свидетельству, в России начальник царской канцелярии по контршпионажу сам оказался шпионом. Так почему бы не быть шпиону и в Скотланд-Ярде?
Уверяю вас, сейчас я во всем этом глубоко раскаиваюсь. Вы должны помнить, что когда я начинал свой рассказ, о войне еще и речи не было. А теперь вся Европа охвачена пламенем. Перед лицом этого грандиозного столкновения, сулящего в будущем ужасные страдания, мы с моей маленькой интригой становимся… Полагаю, вы сами понимаете, как мы на этом фоне выглядим.