и себе тот же вопрос. Карлотта Дрю и доктор Паркер обменялись удивленными взглядами. В глазах у Мэри-Уилл я заметил блеск романтических воспоминаний: на пути в Китай ее пароход там причаливал, и она видела Уайкики при лунном свете, когда над самым горизонтом висел Южный Крест. Детектив Барнс смотрел на миссис Мак-Шейн, часто моргая, что придавало ему глуповатый вид. Внезапно Марк Дрю вскочил на ноги и принялся возбужденно мерять шагами комнату. Барнс обратился к нему:
— Итак, мистер Дрю, куда это нас ведет?
— Не знаю, — сказал Дрю. — Но, похоже, до конца расследования становится еще дальше.
— Я вас не понимаю, — возразил детектив. — Хотя должен признать: новость, безусловно, неожиданная. День рождения Ханг Чинчанга! Который родился пятьдесят лет назад в Гонолулу. Ваш отец так заботился о нем, что даже решил устроить в его честь обед. Он побеспокоился о свечах и… А скажите, сколько лет этот китаец живет у вас в доме?
— Двадцать лет, — сообщил Марк Дрю.
— Тогда все понятно, — заметил Барнс. — Двадцать лет! Если человек прожил со слугой двадцать лет, он может устроить ему обед. Чтобы воздать должное за его труды по дому и все такое прочее… Ну, что ж, значит, мистер Дрю устраивает для китайца обед. Эксцентричный поступок, но он всегда был… гм… не такой, как все. И что из этого следует? Вряд ли кто-то станет утверждать, что Ханг воспользовался случаем, чтобы убить своего хозяина. Разве что его не устроила толщина глазировки на торте или он обиделся, что мистер Дрю ошибся с его возрастом…
Время было позднее, и сержанту Барнсу, видимо, все происходящее изрядно надоело. Он обратился ко мне:
— Нет, — решительно заявил он, — все это снова возвращает нас к этому молодому человеку. Он затаил обиду не только против Генри Дрю, но и против другого убитого — доктора Су Йенханя. Нож найден. Он пытался убежать под прикрытием тумана.
Мэри-Уилл вскочила на ноги и встала перед детективом. Глаза ее сверкали, щеки пылали.
— Как вы смеете? — воскликнула она. — Как вы посмели оскорбить мистера Уинтропа, обвинив его в том, что он способен убить человека? Вам надо бы узнать его лучше.
— Как я могу это сделать? — спросил Барнс.
— Да просто… просто посмотрите на него! — заявила Мэри-Уилл.
Барнс улыбнулся.
— Моя дорогая юная леди, могу вам только посочувствовать, — произнес он, — но все улики…
— Обращаюсь к вам еще раз, — вмешался Марк Дрю. — Хочу попросить вас не торопиться.
Барнс ничего не ответил и только с явной досадой взглянул на него. Мэри-Уилл снова села, и я благодарно погладил ее руку. Марк Дрю подошел к жене своего отца.
— Как вам известно, — сказал он, — я не встречался со своей семьей последние пять лет. Что вы можете сказать об отношениях между моим отцом и Хангом в этот период? Они по-прежнему были дружескими?
Карлотта Дрю холодно взглянула на него. Она не забыла его недавних нападок. Да и никогда не забудет.
— Ваш отец и Ханг были хозяином и слугой, — заявила она. — Это все, что я знаю. Я даже не пыталась лезть в личные дела вашего отца. Я чувствовала, что их детали могут быть слишком… неприятными.
— Мистер Уинтроп, — обратился Дрю ко мне. — Вы недавно сказали, что только два человека могли иметь доступ к вашим вещам в каюте китайского парохода: мой отец и доктор Паркер. А если подумать — может, был еще кто-то?
— Да, — кивнул я. — Мне раньше не приходило в голову, но Чинчанг частенько туда заглядывал. Он провел там и все сегодняшнее утро, собирая вещи вашего отца.
— Чепуха! — решительно заявил детектив Барнс. — Этот обед по случаю дня рождения — просто ложный след. Если это вообще имеет какое-то значение, то означает только то, что мистер Дрю любил китайца. И еще это может означать, что китаец, в свою очередь, любил старика.
— Любил его? — повторил Марк Дрю. — Это верно, он и должен был его любить. Мой отец спас ему жизнь!
Детектив удивленно уставился на Марка Дрю.
— Спас ему жизнь? Когда? Где?
— Двадцать лет назад в Гонолулу. Погодите-ка… Сегодня пятое декабря?.. Ну, конечно! Ровно двадцать лет назад, день в день!
Барнс устало опустился на стул.
— Ладно, если сумеете изложить это коротко и ясно, я, пожалуй, выслушаю вас, — сказал он. — Хотя если даже старик спас Хангу жизнь, это не может стать причиной того, что китаец… Ну, ладно, давайте.
Марк Дрю наклонился над столом и сложил руки.
— Я постараюсь быть кратким, — начал он. — Как я уже сказал, это случилось двадцать лет назад, в декабре тысяча восемьсот девяносто восьмого. Мне тогда было двенадцать. Мы с отцом отправились на острова на его барке «Эдна-Мэй». У отца была собственная флотилия парусников, которые ходили отсюда до Гонолулу. Детали того путешествия так врезались мне в память, что я отчетливо помню их и по сей день. И неудивительно: я был тогда впечатлительным, много читал и к тому же впервые попал в преддверие Южных морей… Тот день, о котором я говорю, должен был стать последним днем нашей стоянки в порту. Поздно утром отец позвал меня на ленч на берегу. Мы прошлись от порта до Кинг-стрит, и я смотрел вокруг во все глаза, впитывая виды Гонолулу в последний раз. Уже в те дни он был плавильным котлом Тихого океана, так что вокруг нас толкались с дюжину разных народностей и рас. Впрочем, вам не нужно описание города. Однако эта картина свежа в моей памяти и волнует меня даже сейчас.
— Мы свернули с Кинг-стрит в сторону Форта. У входа в здание, где размещался окружной суд США, мы встретили выходящего оттуда Гарри Чайлдса. Чайлдс был тамошний юрист, который, думаю, не брезговал и сомнительными делами, но был полезен моему отцу, который тоже порой ходил кривыми тропами… Я этого не скрываю. Насколько я помню, Чайлдс держал под мышкой какие-то сборники законов и выглядел распаренным, подавленным и довольно угрюмым. «Ну что, Гарри, — спросил отец. — Как с твоим делом?» — «Проиграл, конечно, — ответил Чайлдс. — Этот Смит терпеть меня не может. Ну, ладно, это в порядке вещей. Жаль только беднягу Чанга Си. Сегодня вечером его посадят на „Нил“ и отправят в Китай. А это для него смертный приговор, мистер Дрю». — «Очень плохо, — сказал отец. — Я говорил вам, что могу его взять к себе. Ханг Чинчанг умер в дороге… Вся его одежда ждет другого хозяина… И его имя тоже. Я бы смог высадить вашего парня в Сан-Франциско безо всяких хлопот. Очень плохо». Чайлдс бросил моему отцу странный взгляд. «Когда вы отплываете?» — спросил он. «Около шести», — ответил отец. И улыбнулся. «Возможно, у вас будет гость», — заметил Чайлдс и отправился своей дорогой по знойной улице. Мы же с отцом пошли в «Королевский Гавайский отель», где и позавтракали…
— Разумеется, в то время я понятия не имел, что означал этот разговор. Зато хорошо помню, как вечером накануне отплытия стоял у леера «Эдны-Мэй». Опустились короткие тропические сумерки. Танталус и Панчбаул-хилл исчезли из вида. Со стороны хижин, стоящих вдоль берега, светились желтые огни, слышались голоса и разговоры поющих людей. Отец подошел и отправил меня в постель. Он не позволил мне насладиться последними драгоценными минутами стоянки в порту, я обиделся, но не посмел ослушаться. Отправился в каюту и забрался на самую верхнюю койку, на которой всегда и спал. Примерно через полчаса «Эдна-Мэй» отправилась в путь. Начинался последний этап моего чудесного путешествия…
— Прошу вас, — бросив взгляд на часы, прервал его детектив Барнс.
— Понимаю, — улыбнулся Марк Дрю. — Постараюсь покороче. Вскоре отец зашел в каюту, сел за стол и начал просматривать какие-то бумаги. Я задремал… И проснулся как от толчка. В каюте у двери стоял худой мрачный китаец. Тогда я впервые увидел человека, чей день рождения мой отец собирался отметить сегодня.
— «Вы Чанг Си, — сказал отец, — и „Нил“ уплыл без вас». Китаец поклонился, и по его бесстрастному лицу скользнуло подобие улыбки. «Я смотрю, у вас вся одежда мокрая, — продолжал отец. — Одежда Ханга вам впору, а?». Китаец вновь поклонился. «Ладно, слушайте меня, — сказал отец. — Я назвал вас Чанг Си в последний раз. С этого момента вы Ханг Чинчанг. Тот слуга, которого я взял с собой, когда покидал Золотые ворота». — «Я понял», — произнес Ханг. Я могу его тоже так называть, потому что никогда не знал его под другим именем. Уже тогда он говорил на вполне приличном английском. «Вы спасли мою ничтожную жизнь», — продолжал китаец, начав в знак признательности произносить какую-то пышную тираду. Отец прервал его. «Да, я спас вашу жизнь, — сказал он. — И я ожидаю чего-то подобного в ответ». И, конечно же, так и было. Мне было двенадцать, но я уже тогда понимал, что так будет всегда. «Все, что вы пожелаете…» — снова начал китаец. «Мне нужен верный слуга. Такой, которому я могу доверять абсолютно, — сказал ему отец. — Человек, который будет со мною днем и ночью, рассматривая мои интересы как свои собственные и обеспечивая мою безопасность. Есть некоторые проблемы… Существует угроза моей жизни… Марк, не ворочайся! Ложись и спи! — повелительно добавил он, так как я повернулся на бок и открыл глаза. — Я подарил вам жизнь, — в заключение он вновь обратился к китайцу. — Теперь я жду, что вы посвятите ее мне».
— Ханг… или как там его звали… задумался на минуту. Для его восточного характера обещание — это обещание, и так запросто его давать нельзя. Даже в таких необычных обстоятельствах. Я стараюсь быть лаконичным, сержант Барнс. Изложу последующую беседу в двух словах. Ханг согласился стать слугой моего отца. Но вот на какой срок? Он что-то сказал о том, что хотел бы вернуться в Китай и провести свои последние дни там. Он считал, что нужно назначить конкретный срок. После некоторого обсуждения они остановились на двадцати годах. Это все происходило пятого декабря, в тот день, когда за тридцать лет до этого на Уайкики родился Ханг. С этого момента и до пятидесятилетия он согласился выполнять все желания отца.
— Я все еще притворялся спящим. Отец подошел ко мне и потряс за плечо. «Проснись, Марк, — сказал он. — Это Ханг Чинчанг. Он согласился быть моим слугой в течение следующих двадцати лет, если мы оба столько проживем. Отныне мои друзья — его друзья, а мои враги — его враги. Он будет защищать мою жизнь, как свою собственную, а все мои требования, даже самые пустяковые, выполнять неукоснительно. Верно, Ханг?». Китаец поклялся в этом своей честью и священной честью своих предков. «Когда наступит его пятидесятый день рождения, я освобожу его от этой клятвы, — продолжал отец. — Ты свидетель этому, Марк. Не забудь». Он обратился к Хангу: «Теперь ложись к себе в койку. Утром я побеседую с тобой».