— Как Ханг держал слово, мне, наверно, известно лучше всех. Он стал тенью моего отца. На какие кривые тропки завела его такая преданность, я не знаю. У моего отца было много дел… Одно время поговаривали, что он торговал опиумом. Ханг, несомненно, был полезным посредником в таких делах. Он дважды спасал жизнь отца, когда на него покушались мстительные соплеменники Ханга.
— Сегодня, в его пятидесятый день рождения, долгий срок его рабства — не могу подобрать другого слова — закончился. Отец, как мне известно, очень полюбил Ханга, и сентиментальность, которой, как ни странно, он отличался, видимо, толкнула его на то, чтобы устроить по такому случаю обед. Как своего рода жирную точку, как итог долгих лет их тесных отношений. Возможно, он хотел зажечь пятьдесят свечей не столько в честь Ханга, сколько для того, чтобы привлечь внимание общества к той удивительной преданности, которой сумел добиться, и, чествуя Ханга, одновременно воздать по заслугам себе… — Марк Дрю помолчал. — Это все, сержант. Правда, боюсь, что все это не слишком вам поможет.
— Очень интересно, мистер Дрю, — заметил детектив. — Но этот путь не ведет нас никуда. Вообще никуда. Он свидетельствует, что Ханг, несомненно, был в долгу у вашего отца и что он всегда был ему предан…
— Да, — резко произнес Марк Дрю. — Но вы забываете, что долг был возвращен. Сегодня Ханг полностью выполнил свою клятву и снова стал свободным человеком. Какие мысли крутились у него в голове в течение этих двадцати лет? Мы с вами этого не знаем. Мы просто не можем этого понять. Да и какой белый человек сможет?
— Вы хотите сказать, — вмешался доктор Паркер, и в глазах у него блеснула искорка надежды, — что, по вашему мнению, став свободным, Ханг первым делом убил своего благодетеля?
— Это маловероятно, но возможно, — ответил Дрю. И вновь обратился к детективу. — В конце концов, от благодарности до ненависти один шаг. Если вы сегодня спасли мне жизнь, я буду вам благодарен. Завтра, через неделю, может быть, через год, я все еще буду благодарен. Но через двадцать лет… Если вы напоминаете мне об этом каждый день… Это вполне возможно…
Внезапно дверь в глубине комнаты отворилась, и вошел Ханг Чинчанг. Обутый в свои шлепанцы на войлочной подошве, он бесшумно пересек по натертому полу расстояние до длинного стола, на котором миссис Мак-Шейн поставила кофейный сервиз. Казалось, его желтое лицо скрывала завеса камышового тумана, так что прочесть, что оно выражает, не сумел бы никто. Он собрал разбросанные в беспорядке чашки и составил их на поднос.
Никто не пошевелился и не произнес ни слова. Ханг аккуратно поднял поднос на уровень плеч, развернулся на пятках и направился к тем дверям, через которые вошел.
— Ханг! — резко окликнул его Барнс.
Ханг замер и повернулся к нам лицом.
— Это был ваш день рождения, верно, Ханг? — проговорил Барнс.
— Да.
— Пятьдесят свечей… Торт… Все для вас?
— Да.
— Мистер Дрю любил вас. А почему?
— А почему бы и нет?
— Отвечайте на вопрос!
Детектив покраснел от злости.
— Я честно служил мистеру Дрю на протяжении многих лет, — сказал Ханг.
— И теперь собираетесь оставить службу. Куда направитесь? Какие у вас планы?
— Вернусь в Китай.
— На каком пароходе?
— Еще не решил. Это все? Спасибо…
— Минутку! Скажите-ка мне, вы любили мистера Дрю?
— А почему бы и нет? — Ханг толкнул рукой дверь, и она открылась.
— Отвечайте!
— Всего лишь одно слово, — сказал Ханг, — позволяет назвать человека мудрым. И всего лишь одно слово позволяет назвать его глупым. Я сказал достаточно.
— Задержитесь! — выкрикнул Барнс, видя, что Ханг уже выходит.
— Пусть идет, — торопливо проговорил Марк Дрю, и китаец исчез.
Барнс поднял руки кверху.
— Ладно! Ведите расследование сами, — сердито заметил он.
— Я бы с удовольствием это сделал… Ненадолго, — улыбаясь, откликнулся Дрю. — Что касается восточных мозгов, то старания одного человека так же хороши, как и старания другого.
— Я десять лет прослужил в полиции Чайнатауна, — резко возразил Барнс. — Но если вы знаете больше меня…
— Вероятно, относительно Ханга я знаю больше. Миссис Мак-Шейн, пойдите на кухню. Если Ханг отправится наверх по задней лестнице, сразу же сообщите сержанту Барнсу. Он позовет меня. А теперь, сержант, может, вы одолжите мне тот фонарик, который был у вас в саду…
На удивление, Барнс беспрекословно выполнил просьбу.
— Проверим, — улыбнулся Дрю. — У каждого из нас есть своя гипотеза. Вы нацелились на этого молодого человека, — он кивнул на меня. — У меня, до того как я разобрался со свечами, в фаворитах ходил наш друг доктор Паркер. С сожалением должен признать, что, вероятно, ошибся. Вот я и собираюсь это выяснить.
— Погодите, — сказал Барнс. — За те двадцать лет, когда Ханг служил вашему отцу, вы можете припомнить какой-нибудь случай… что-нибудь, что могло бы объяснить то, что произошло сегодня вечером?
— Правильный вопрос, — сказал Дрю. — Я отвечу на него, когда осмотрю комнату Ханга.
Он быстро пошел наверх, и в холодной и затхлой комнате снова установилась тишина. Мэри-Уилл поближе придвинулась ко мне на диване. Доктор Паркер встал и закурил сигарету, а потом с самым беззаботным видом направился к Карлотте Дрю, сидевшей у самой лестницы. Они живо заговорили о чем-то вполголоса, Очевидно, им надо было сказать друг другу много важного. Барнс сидел, не обращая внимания на нас, уставясь куда-то в пространство. Казалось, уверенность покинула его.
Резко прозвенел телефон, находившийся в чулане под лестницей. Барнс вскочил и зашел в чулан, закрыв за собою дверь. Его голос доносился оттуда словно издалека.
— Алло, Райли!.. Да. В чем дело?.. Да… Это хорошо… Отличная работа, Райли… Лучше доставьте ее в участок. Погодите минутку… Сначала приведите ее сюда. Да. До свиданья.
Барнс торопливо вышел из чулана, лицо у него светилось. Ничего не сказав, он помчался наверх, перепрыгивая через ступеньку.
Мэри-Уилл положила руку мне на локоть.
— Что там еще? — спросила она, широко открыв глаза.
— Сам не понимаю…
— Я так волнуюсь. Этот гадкий детектив все еще подозревает вас.
— Ерунда! Он не может задержать невинного человека.
— Нет, может, — серьезно произнесла Мэри-Уилл. — И он это сделает, если прямо сейчас не найдет преступника.
— Что ж, будем надеяться, что найдет. И все-таки, кто же убийца? Я ставлю на доктора Паркера.
Мэри-Уилл наморщила лоб в глубоком раздумье.
— Нет, — сказала она, наконец. — Я не верю, что это Паркер.
— Тогда почему он так рьяно пытался переложить вину на мои плечи?
— Потому же, почему и Карлотта Дрю. Они свято верят, что это сделали вы.
— Мэри-Уилл, вы прямо как оракул. Откуда вы можете это знать?
— Ну… Я просто знаю. Когда мы с миссис Дрю были наверху и услышали крик, то я уверена, что она заподозрила доктора Паркера. Но когда он пришел в дом вместе с вами и полицейским, то отозвал ее в сторонку и убедил, что невиновен. Я следила за их беседой и заметила по ее лицу, что она почувствовала облегчение.
— Ну, что ж, — растерянно произнес я, — тогда я в полном недоумении. Если это не Паркер…
— Тогда это Ханг, — решительно заявила Мэри-Уилл. — Неужели вы этого не видите?
— Ханг? Не может быть! Против него нет ни малейшей улики. Он был у себя в комнате. Гораздо больше причин подозревать меня. Вот уж подлинно я вляпался в заварушку, когда приехал сюда сегодня вечером.
— Я хотела сказать об этом. Вы ведь не послушались меня. Я говорила вам на пароходе…
— Да что вы говорили? Про девичью скромность и все такое прочее. И правильно я сделал, что не обратил на это внимания. Потому что, как бы все это ни кончилось, сегодня вечером я узнал одну прекрасную вещь. Вы меня любите.
— Я этого не говорила.
— А этого и не требуется. Ваши поступки это доказывают.
— Не будьте таким уверенным. Может, я просто пожалела вас. Вы об этом не думали? А жалость… Жалость — не любовь.
Я уже говорил, что Мэри-Уилл иногда бывает вредной. Что ж, я лишний раз убедился, что с нею не соскучишься.
— Если я еще раз услышу о жалости, — пригрозил я, — то поцелую вас.
— Значит, больше не услышите, — торопливо ответила она… и очень тихо добавила: — Не сейчас…
И тут мы услышали, как по лестнице спускаются Марк Дрю и детектив.
Доктор Паркер встал и подошел к столу. Когда они вошли, он закуривал вторую сигарету. Сержант Барнс нес маленький сверток, который он сунул под подушку на стуле. Потом он торжественно подошел ко мне.
— Итак, мой мальчик, — произнес он, — я собираюсь арестовать вас за убийство Генри Дрю!
Мэри-Уилл негромко вскрикнула и сжала мою руку. Я был потрясен.
— Это… Это смешно, — пролепетал я.
Марк Дрю встал рядом с Барнсом.
— У сержанта довольно крутые методы, — заметил он. — Он должен был сказать, что с вашего разрешения посадит вас под арест в качестве эксперимента. Позднее вы все поймете. Не возражаете?
— Не могу сказать, что мечтал об этом…
— Это мое предложение, — пояснил Марк Дрю.
— Ах, вот как! Это другое дело… — согласился я, немного успокоившись.
— Пригласите из кухни миссис Мак-Шейн и Ханга, — сказал Барнс. — И позовите со двора Мерфи и с улицы Майерса, — Марк Дрю отправился выполнять эти приказы. — А теперь, мой мальчик, разрешите надеть вам вот это…
Он достал наручники, зловеще блестевшие в тусклом свете. Я заметил, что Мэри-Уилл бледна и напугана, да и меня самого это не слишком обрадовало. Но я все же протянул руки вперед. Замок щелкнул у меня на запястьях как раз в тот момент, когда вошел Ханг, и мне показалось, что он смотри на меня с особым интересом.
— Расследование закончено, — громко провозгласил Барнс. — Все свободны. Но, разумеется, вас вызовут как свидетелей.
Миссис Мак-Шейн медленно пошла вверх по лестнице. Доктор Паркер нашел свое пальто и стал его надевать. Ханг подошел к нему, чтобы помочь. И тут раздался голос Марка Дрю.