– Это неважно. Даже если вы не отдадите Ему своего сердца, Он все равно отдаст вам Свое.
– Я проживу и без этого.
– Вы в этом уверены?
Бывший монах с жалостью глядел на Самурая, теребя в руках лист…
– Плачущий ищет того, кто будет плакать вместе с ним. Стенающий ищет того, кто прислушается к его стенаниям. Как бы ни менялся мир, плачущий, стенающий всегда будет взывать к Нему. Ради этого Он и существует.
– Я этого не понимаю.
– Когда-нибудь поймете. Когда-нибудь вы это поймете.
Кстати, этот отрывок из романа Сюсаку Эндо иногда удерживает меня от отчаяния – если почему-то страдаю. Ведь страдание – это тоже путь. Оно заставляет поднять голову и посмотреть, что есть в моей жизни единственная цель, ради которой только и можно жить и умереть однажды.
Христос приходит не к благополучному, а к плачущему, страдающему. И в этом есть глубокий смысл. Страдание может вести к истине, что-то очень важное, глубокое открывается человеку в опыте страдания. Поверьте, я говорю не о вычитанном в книгах, а о реальном опыте, о том, что прочувствовал, что называется, «своей шкурой».
Когда тоска по любви и состраданию достигает предельной точки, никакой иной бог не может прийти и быть со мною. Только Христос. И мне не стыдно перед Ним за свою слабость.
Вера парадоксальна. Причем это не голое утверждение. Если вы непредвзято прочитаете текст Евангелия, то убедитесь, что не только римляне, но даже сами ученики Христа, апостолы, не могли многого понять в происходившем. Отсюда неверие Фомы, что Христос действительно воскрес. Евангельская история «изнутри», с точки зрения ее непосредственных участников-апостолов, была, по крайней мере, до Воскресения чередой логически не увязываемых между собой событий. Они постигались не логикой, но сердцем и живой верой. Фарисеи же – люди весьма благочестивые, но логичные, духовно-расчетливые – в конечном итоге Христа и вовсе возненавидели: вся их логичная система рушилась перед Ним, весь их авторитет, все их предписания. Спаситель оказался «не таким», каким Его представляли себе фарисеи!..
Я не представляю, можно ли придумать подобную историю. Во всех творениях литературного гения, несмотря на потрясения, моменты удивительно сильного сопереживания с автором и героями, я все же не встретил ничего сочиненного, чему можно было бы так поверить. Евангелие уникально. А ведь у него даже нет единого автора – но почему всюду независимо от имени повествователя или автора послания та же сила и достоверность? Откуда?..
Вы, быть может, спросите о священных книгах других религий… Возможно, там тоже есть такие же невероятно живые вещи. И вполне возможно, все они тоже не плод авторской фантазии, а откровение, посланное с той стороны. Но для меня и в этом случае важен не только факт проявления запредельного. Прежде чем отозваться на призыв, я должен понять, чей же именно голос зовет меня.
Почему так? Когда люди начинают говорить, что Бог у всех один, я как христианин задаюсь вопросом: как же я могу совместить свою веру в Христа-Бога с точкой зрения восточных вероучений, для которых слезы и жалость – проявление слабости, одна из низких черт приверженности земным страстям? Христос заплакал перед могилой Своего друга, Лазаря (которого минуту спустя воскресил)… Что это – высшее проявление любви или недостойная Высшего существа слабость? Есть буддийская притча, как мать умершего ребенка пришла к Будде просить о помощи. Тот согласился, но при одном условии – что она принесет ему горсть земли, на которой никто никогда не умирал. Женщина поискала-поискала – и поняла наивность своей мечты. Сравните это с Христом, Который воскресил умершую девочку (Мк. 5:35–42). Как совместить одно с другим? Неужели мне, христианину, это не должно быть важно?
Да, в каждой религиозной системе есть вера в высшую силу, но у этой высшей силы слишком разные обличья, чтобы можно было успокоиться. Человек-то уподобляется именно тому, во что он верит! Если он исповедует культ богини Кали, то покоряется страшной красоте плотоядного существа, которое требует человеческих жизней, он становится жрецом – душителем людей. Что здесь общего с представлением христиан о своем Боге? Может, совесть устроена по-разному?
Ведь человеку совестно не беспричинно! Совесть словно волна, радиопередатчик, а источник сигнала, «голос диктора» – тот, в кого ты веришь.
Нацист, уверенный в том, что арийцы – сверхчеловеки, а инородцы – нелюди, может искренне мучиться совестью за грубое слово в адрес своего партайгеноссе. И при этом спокойно отправлять в газовую камеру «евреев» и «коммунистов» (независимо от пола и возраста). Почему же совесть молчит? Потому что «на другом конце провода» не Христос, а фюрер. Если мы признаем единство Того и другого, это будет даже абсурднее, чем утверждение, что Пол Пот и Махатма Ганди одно и то же, поскольку оба были политиками.
Сказать, что боги, которым люди поклоняются, едины, – значит признать, что совершенно все равно, кто перед глазами человека – существо, жаждущее крови, или Мученик, проливший за нас Кровь на кресте. Согласитесь, чтобы с этим смириться, нужно что-то в себе сломать. Но сделать это я не могу. Да и не хочу.
Это нельзя. Невозможно. И потому именно вера вопреки вашему утверждению никогда не ленива. Она соединяет в себе молитву и стремление преобразить мир. Стремление такой невероятной силы, что перед ним отступают и власть, и стихия.
Кто из наших соотечественников молился более многих? Сергий Радонежский? Серафим Саровский? Но первый своими руками построил монастырь; он вместе с князьями решал вопрос, быть ли Куликовской битве?! А второй – вовсе не «просто отшельник». Он жил в саровском бору с послушанием сторожа монастырского леса (за что чуть не был убит ворами), трудился, принимал тысячи страждущих людей…
Если вы реалистически посмотрите на верующих, то непременно обратите внимание: те, кто молится о несовершенном мире, обязательно пытаются этот мир изменить. И раздражать в религиозных людях может скорее, что они слишком активны! Вот еще парадокс веры. Верующий деятелен. Посмотрите: в наше время самые активные «герои» – это религиозные экстремисты всех мастей. Разве они не молятся? Молятся, еще как! Но то, каков плод их молитвы, лишь серьезнее заставляет задуматься: может ли быть так, что у нас с ними один Бог? Мой вывод – нет, не один и тот же. И я вновь обращаюсь ко Христу. Единственному Богу, кроме Которого иных не знаю.
Если Бог призывает быть как дети, значит, Ему нужны инфантилы?
Отвечает Александр Ткаченко, постоянный автор журнала «Фома»
Есть в современной публицистике такое любопытное мнение: христианство – религия, формирующая в человеке инфантилизм, то есть нежелание брать на себя ответственность за свою судьбу, отсутствие продуманных планов на будущее, стремление во всем полагаться не на свой разум, а на какие-то внешние авторитеты: духовника, Библию, наставления святых отцов. Соответственно этой логике христианским идеалом человека является малолетний ребенок – беспомощный, полностью зависящий от старших и по этой причине послушный и кроткий. И чем более похож взрослый христианин на такого безвольного карапуза, тем ближе он к спасению и святости.
При этом сторонники подобного взгляда на христианство отнюдь не голословны в своих суждениях и ссылаются на вполне конкретные места в Евангелии:
«Истинно говорю вам, если не обратитесь и не будете как дети, не войдете в Царство Небесное» (Мф.18:3).
«Итак не заботьтесь о завтрашнем дне…» (Мф.6:34).
«…Славлю Тебя, Отче, Господи неба и земли, что Ты утаил сие от мудрых и разумных и открыл то младенцам» (Мф.11:25).
Так, может быть, действительно христианство призывает человека уподобиться младенцу, не способному хоть как-то организовывать свою жизнь даже на ближайшее будущее, решать что-либо и отвечать за свои решения?
Самый простой способ разобраться во всем этом – взять в руки Евангелие и посмотреть, из какого же контекста взяты упомянутые выше фразы.
И кто тут главный?
«Будьте как дети» – эти слова сегодня известны не только знатокам Библии, но и любому культурному человеку. Именно они чаще всего служат причиной обвинений христианства в проповеди инфантилизма. Однако в евангельском тексте Христос говорит их несколько иначе: «Истинно говорю вам, если не обратитесь и не будете как дети, не войдете в Царство Небесное» (Мф.18:3). Здесь есть очень важное слово – обратитесь, то есть откажетесь, обернетесь, вернетесь к тому, от чего удалились. Так от чего же Христос призывал апостолов отказаться и к чему вернуться, когда поставил перед ними младенца как живой пример и укор своим ученикам?
Тут нужно некоторое пояснение. Дело в том, что ожидание Мессии носило у иудеев очень специфический характер. В их представлении это был могучий вождь, воин и царь, победитель всех врагов своего народа. Именно поэтому многие из них так и не смогли увидеть в Христе Мессию, несмотря на множество чудес и исцелений, которые Он совершил перед ними. Странствующий Учитель был слишком уж не похож на ожидаемого ими грозного и непобедимого царя.
Апостолы в этом смысле оказались куда более духовно чуткими, нежели большинство их соплеменников. Они признали Мессию в Иисусе из Назарета. Но так же, как все иудеи, они видели в Нем будущего земного правителя, Который, придя к власти, сделает Израиль самой сильной и богатой страной на земле. Мессия-царь должен был, по их представлениям, подчинить себе все народы мира. Все многочисленные притчи и объяснения Христа о том, что Царство Его не от мира сего, не смогли переубедить апостолов. До самого Вознесения Его они были уверены, что Господь в конце концов все-таки станет земным царем Израиля. Себя же ученики Христа видели Его ближайшими помощниками и соправителями и даже спорили о том, кто из них будет главнее в новом правительстве Израильского царства.