Иблис слушал, мысли его метались — Веню видел это.
— Ты наверняка уже имеешь в виду какое-то дело, — сказал парень, показывая на портфель.
— Если откровенно, — сказал Веню и сделал паузу, — то да.
Отец Франсис Освин вышел из рынка в Пензансе и положил груду бакалеи в багажник «Тауруса». Потом уселся на водительское сиденье и проехал пять кварталов к расположенному на морском берегу дому, подаренному церкви успешным финансистом по имени Майлз О’Баньон, который умер бездетным двумя годами ранее.
Этот выбеленный дом был построен в конце пятидесятых в надежде на большую семью. Окна всех его шести спален выходили на Ла-Манш. Но жена О’Баньона умерла во время родов вместе с ребенком, и Майлз после этого так и не женился — все свое время отдавал работе, церкви и богу. Дом с черными стенами и полами орехового дерева, обставленный старинной английской мебелью, массивными диванами, летом становился местом развлечений и веселья, приезжавшие наводняли его широкие террасы. Веселье продолжалось с праздника весны 1 мая до 1 сентября, а список гостей включал всех местных прихожан, независимо от их личных отношений с хозяином. Но после смерти О’Баньона в доме воцарилась тишина. Закончились веселые вечеринки, на смену пришли тихие молитвы.
Освин приехал, чтобы насладиться очарованием зимнего моря, громадными волнами, их необыкновенной высотой, биением о берег с усыпляющим ритмом, под который он засыпал по вечерам.
Большая часть населения разъехалась по городам в поисках тепла и активности. Освин растопил камин, а когда огонь забушевал в дымоходе, взял последний роман Стивена Кинга и почувствовал почти полное умиротворение. Он вот уже две недели пытался дочитать книгу, но его постоянно отвлекали, но теперь, приехав в дом О’Баньона, он рассчитывал закончить две последние главы и начать чтение романа Роберта Мазелло, о котором восторженно отзывалась его сестра.
Ночь стояла безлунная. Освин уселся в большое кресло с подлокотниками у камина и включил напольную лампу, а весь остальной дом был погружен в тишину и темноту. Он устроился так, чтобы быть поближе к теплу пламени, прислушался к буйству прилива вдалеке и раскрыл книгу.
Откинувшись на спинку, он не заметил, как из тени вышел человек, который под покровом тьмы терпеливо ждал его два часа.
Сильная рука ухватила голову Освина и толкнула священника вперед. Тело обмякло, руки упали, а книга стукнулась об пол. Голова опустилась на грудь под неестественным углом. Он не почувствовал, как тонкий клинок вонзился ему в шею сзади, прошел между позвонками, перерезал спинной мозг.
После разрушения нервной системы диафрагма опала, дыхание прекратилось, и остаток воздуха, который еще находился в легких, вышел наружу, но в это последнее мгновение Освин успел обратиться к своей вере и произнести короткую молитву раскаяния.
Удушение наступало медленно, но нарастало; хотя тело уже ничего не чувствовало, голова словно готова была взорваться изнутри. Темнота заволокла глаза, но белые тонкие лучики света еще несколько мгновений, словно падающие звезды, пронзали поглощавший его мрак. И когда душа Франсиса Освина стала готова покинуть его бренную оболочку, последняя мысль, плясавшая в голове, была не о сестре, не о давно умерших родителях, не о церкви и не о друзьях. Последняя мысль мелькнула лишь о том, что он так и не узнает, как кончается этот треклятый роман Стивена Кинга.
За три следующих месяца ушли из жизни шесть других священников из списка Веню. На месте преступления не осталось никаких улик — ни отпечатков пальцев, ни свидетелей. Власти не нашли никаких подтверждений тем слухам, что поползли по Европе, — о появлении серийного убийцы, открывшего охоту на священников. Высказывались всевозможные теории — от возмездия протестантов до вмешательства самого дьявола. Но после семи убийств эти преступления прекратились, и расследование зависло.
Иблис сидел в новеньком, с иголочки офисе Веню в Амстердаме на четвертом этаже с видом на канал Императора. За шесть месяцев, прошедших с момента их первой встречи, репутация этого крупного лысого человека значительно укрепилась: в кабинетах и боксах сидели более тридцати сотрудников, зарабатывавших миллионы для босса.
Веню протолкнул по столу платежку Иблису.
— Семь миллионов. Не трать их все в одном месте.
— Я куплю себе большой летний день в Стамбуле, — улыбаясь, сказал Иблис.
— Каждому свое, — ответил Веню. — Что касается меня, то я предпочитаю Итальянскую Ривьеру.
— Да, у каждого свои тараканы.
— Если ты туда отправляешься, то, может, найдешь там кое-что для меня?
— Что именно?
— Одну морскую карту. Вообще это даже не карта — слухи. Все, что я о ней знаю, — сплошные обрывки.
— И карта эта указывает на?..
— Я пока не очень уверен. Сейчас это не первоочередной приоритет — скорее, времяпрепровождение, любопытство. Я уже сказал, что у меня сплошные обрывки.
— Ну, когда захочешь собрать воедино все эти обрывки… — Иблис поднялся. — Звони.
— Еще одно, прежде чем ты уйдешь. — Веню встал, подошел к телевизору, вделанному в книжный шкаф, и включил видеомагнитофон. — Я думаю, у нас с тобой получается неплохая команда, но хочу, чтобы ты не сомневался: эта команда принадлежит мне.
Иблис недоуменно посмотрел на него, а когда на экране появилось изображение, гнев исказил его лицо.
На видео был он сам в различных ситуациях: вот закалывает свои жертвы в священнических рясах, вот входит в дом в Пензансе… Часть изображений представляла собой фотографии, многие сделаны с помощью приборов ночного видения, но на всех ясно видно, что это он.
— Я всегда считал, что страх — лучшее оружие. — Веню смотрел на Иблиса своими холодными, бесстрастными глазами; он казался громадным рядом со своим работником. — На мой взгляд, это лучший стимул, в особенности когда этот страх служит твоему выживанию.
— Зачем ты это сделал? — неровно дыша, спросил тот. — Я выполнял твои заказы, ни о чем не спрашивая.
— Хочу быть уверенным, что мы понимаем друг друга.
— Что ты имеешь в виду? — Иблис с трудом сдерживался: ему хотелось схватить нож и перерезать Веню горло.
— Я хочу гарантировать твою преданность.
— Но ее невозможно гарантировать страхом, — прошептал сквозь сжатые зубы Иблис.
— И все же я думаю, что купил тебя. — Веню улыбнулся. — Понимаешь, мы с тобой — две стороны одной медали. Неужели ты считаешь, что я не знаю, какие меры предосторожности ты принял? Неужели считаешь меня таким глупцом — думаешь, я не знаю, что ты сохранил свидетельства моих заказов на убийство этих семи священников, которые погубили мою жизнь?
Иблис стоял, не говоря ни слова.
— Тебе не обязательно в этом признаваться, но хочу, чтобы ты знал: у меня двадцать лет опыта подчинения других людей моей воле. Я знаю их слабые места и пределы и ни в каком противоборстве не уступлю. Ты должен знать, что я никогда не проигрываю. Значит, мы понимаем, тут не остается неясностей: мы очень продуктивно провели вместе время и оба выиграли от сотрудничества.
Веню подошел к столу и взял конверт из плотной бумаги, открыл и показал документы Иблису.
— Знакомо?
Тот бросил взгляд на бумаги — его информация о священниках, их перемещениях, пристрастиях и антипатиях. Часть сведений он получил сам, часть предоставил ему Филипп. Тут были несколько фотографий босса и тщательно подобранная информация, однозначно связывающая его с церковным прошлым и семью убитыми, которые изгнали Веню из лона церкви.
Зрачки Иблиса увеличились до таких размеров, что глаза стали почти целиком черными, остался лишь призрачный голубоватый ободок. Удары сердца отдавались в ушах и все усиливались по мере того, как липкий страх переполз из сердца в самую душу.
— Нет такой вещи, на которую я не мог бы наложить руки. Власть, деньги, жизнь и смерть — мне все подвластно. Если я смог проникнуть в сейф в швейцарском банке и достать эти бумаги, можешь себе представить, что я смогу сделать, если меня сильно разозлят.
Иблис больше не мог скрывать страх — впервые со времени своего детства. Этот тип — Веню — мог в буквальном смысле проникать сквозь стены, чтобы добыть то, что ему нужно.
— Как уже говорилось, ничего другого я от тебя не ожидал, — продолжил Филипп. — И не держу на тебя за это зла. Ты поступил благоразумно и предусмотрительно, пытаясь защитить себя. Скажу тебе больше: может быть, я убил бы тебя, не сделай ты этого, убил бы за глупость и неспособность работать на меня. Итак, мы установили, что не доверяем друг другу, каждый из нас признает в другом способность убивать. Я хочу, чтобы ты понял, что теперь, когда ты работаешь на меня, это уже на всю жизнь. Буду платить тебе очень щедро, уважать твое суждение и спрашивать совета. Но, я надеюсь, тебе теперь абсолютно ясно, что у меня есть возможности прикончить тебя, если я решу сделать это.
Глава 15
Вся троица снова сидела в номере Сент-Пьера. На полу стояли подносы с едой, а они просматривали объемистую кипу документов Симона по Топкапы, по таинственному посоху Селима II, по собору Софии.
Буш поглощал третий гамбургер, не отдавая дань знаменитым местным кушаньям — овечьему сыру и пряной ягнятине.
— КК, — сказал Майкл, — я понимаю, нас предупредили: карту мы не должны трогать. Но расскажи мне, что тебе известно. Если мы хотим вернуть Синди и Симона, ты должна это сделать.
Кэтрин кивнула. Майкл видел боль в ее глазах, видел, как трудно ей сосредоточиться. Но потом она собралась, отхлебнула воду из бутылки, связала светлые волосы в конский хвостик и повернулась к мужчинам.
— Первые известные карты изображали не города или страны, они изображали небеса, — сказала КК. — Это карты звезд, обнаруженные на стенах в пещерах Ласко во Франции. Человек всегда искал наставления свыше — то ли через слова, то ли через карты. Некоторые считают, что Библия, как Коран или Тора, — это подобие карты, которая ведет человека на небеса, указывая путь душе. И до сегодняшнего дня карты — одни из самых часто копируемых документов в мире. Черпать информацию из них — общепринятая практика. Когда пираты захватывали корабль, они первым делом бросались на поиски того, что ценилось больше любых сокровищ и золота, — географических карт. Те могли привести их в неизвестные страны, сделать властелинами морей. При заходе в порт моряки в первую очередь искали возможности приобрести карты. Платили громадные деньги, потому что с их помощью можно открыть тайны морей. Карты показывали не только направления, но и места расположения смертельно опасных коралловых рифов, подводных скал, опасных мелей. Карта Пири Рейса — копия, никто не знает, сколько других копий стоит между ней и оригиналом. Кемаль Рейс, дядюшка Пири, был корсаром. Считается, что большая часть информации его племянника взята с карт, которыми он завладел, грабя другие корабли.