— Это так больно…
— Самую сильную боль причиняют нам как раз те, кого мы больше всего любим. Ты должна помнить, что мы в своих руках держим доверие тех, кого любим, и, защищая их, стараемся не уничтожить это доверие.
— Ты защищаешь ее? — с ноткой ревности спросила КК.
— Я защищаю двух людей, которые любят друг друга. Вы сестры — у вас нет другой семьи. Я знаю, эти временные трудности пройдут.
Кэтрин заглянула ему в глаза, расслабилась и выдохнула. Его успокаивающий голос, уверенность подействовали на нее. Слова понемногу доходили до сознания, и на губах ее появилась улыбка.
— Ты не возражаешь? — она взяла его стакан. — Что-то мне захотелось.
Настроение улучшилось, когда ее взгляд упал на два чехла на обеденном столе.
— Даже представить себе не могу, что сейчас творится в голове Иблиса, — сказала КК, открывая один из кожаных чехлов, из которого выглянули две змеиные головы; их рубиновые глаза и серебряные клыки сверкали в свете люстры. — Где ты сумел раздобыть поддельное навершие?
— Я сделал его сегодня с утра пораньше, пока ты спала. Сделал по слепку. Грубая подделка.
— Которой хватило, чтобы провести его… Где ты ее сделал? — Кэтрин закрыла контейнер и положила на стол.
— В слесарной мастерской в ангаре.
— Ты что, всю ночь не спал? — спросила КК, покачивая головой. — Я бы поехала с тобой.
— Тебе нужно было отдохнуть.
— А тебе разве нет?
— Но твое ожерелье — не слишком ли дорогая цена, чтобы отвести ему глаза?
— Поверь мне, я бы не могла придумать лучшего употребления для этого ожерелья.
— Вот подожди — они обыщут его дом, и весь мир искусства с ума сойдет.
— А что там у него? Что-нибудь ценное?
Майкл сделал паузу, чтобы подчеркнуть важность того, что он сейчас скажет.
— «Мадонна с веретеном» да Винчи.
— Что?!
— «Nature Morte a la Charlotte» Пикассо, — продолжал он.
— Черт побери, какой ловкач.
— И Вермеер, Мане, Дега…
КК только рот разинула, представив масштабы преступлений Иблиса.
— Его любимая картина — она у него там, в лучшем месте — была «Concerto de Oberion».
Удивление сошло с лица КК.
— Это он совершил те убийства в Берлине, — сказал Майкл полным презрения голосом. — Он пытал куратора.
Они погрузились в молчание, задумавшись о порочности Иблиса, о жизни, которую он вел. Их молчание тянулось, словно в память о тех, кого он убил шестью годами ранее в музее Франце.
— Можно посмотреть карту? — Кэтрин допила остатки виски и решила сменить тему.
Майкл улыбнулся, раскрывая чехол, вытащил газелью шкуру и разложил ее на столе перед КК. Встав под люстрой, они принялись молча разглядывать карту.
— Тут все так замысловато… — прошептала Кэтрин, словно в присутствии какой-то святыни.
Так и было на самом деле. Карта изображала восточную часть Африки с Индийским океаном и Южно-Китайским морем. Со всеми подробностями были изображены Австралия, Индонезия, множество островков Микронезии вплоть до Японии. Великие азиатские реки — от Ганга и Падмы до Янцзы, Хуанхэ и Чжудзян, со всеми городами и поселениями, стоящими на их берегах.
КК обратила внимание на гигантскую змею, дракона в верхней части карты.
— Только не говори мне, что это и есть то самое место.
— Нет, — сказал Майкл, ухмыльнувшись. — Это терра инкогнита, неизвестная земля. Некоторые картографы любили изображать на своих картах неисследованные районы, а на них — всяких мифических животных.
Кэтрин улыбнулась, уселась на стол и принялась снова разглядывать карту. Наконец она обратила внимание на Гималаи, точнее, на один из пиков. Вокруг него значилась пространная надпись на турецком и рисунки, изображающие золото, серебро, драгоценности, книги и зерно.
— Так вот что всех интересует, — тихо сказала КК, проводя пальцем по прорисованной дороге, ведущей от Бенгальского залива, вверх по рекам Падма и Джамна, потом сухопутным путем в Дарджилинг в Индии, а оттуда к пикам Гималаев. — И что, по-твоему, здесь?
— Не знаю и не хочу знать.
— Даже ни капельки любопытства у тебя нет? — шутливо спросила девушка.
— Если это пугает Симона, то пугает и меня. — Сент-Пьер скатал карту и вложил ее в чехол. — Я должен отдать ему это.
— Поеду с тобой. Но сначала я должна поговорить с Синди. — КК понюхала у себя под мышками, вопросительно выгнула брови и сказала: — И, наверное, приму по-быстрому душ.
— Я думаю, все тебе за это будут благодарны, — пошутил Майкл. — И потом, мы же не хотим, чтобы ты заразила кого-нибудь в больнице. Может, я тоже приму душ. Симон все равно еще не пришел в себя.
Он собрал бумаги, взял телефон и чехол с посохом. Кэтрин улыбнулась и взяла чехол с картой.
— Ты не возражаешь, если я еще на нее посмотрю?
— Конечно, — сказал Майкл, накидывая ремень чехла с посохом себе на плечо. — Только будь добра: не выпускай ее из поля зрения.
КК подошла к нему, замерла на мгновение, заглядевшись в его глаза, потом протянула руку и провела пальцами по его волосам, притянула к себе, поцеловала. Поцелуй был долгий, чувственный; время, казалось, остановилось. Все их дела последних дней, все опасности и страхи забылись на эти мгновения. Они прижимались друг к другу, ласкали друг друга, загораясь страстью.
— Я не думаю…
— Потом, — женщина выгнула голову в сторону лестницы наверху, где находилась спальня Синди.
— Отлично, я люблю холодный душ, — сказал Майкл, повернулся и вышел из номера.
Синди, завернутая в большое белое одеяло, открыла дверь ванной, провела щеткой по своим мокрым каштановым волосам, направляясь в спальню.
— Ты в порядке?
Синди подпрыгнула от удивления, увидев сидящую на кровати КК.
Сестры уставились друг на друга так, словно виделись в первый раз, потом Синди повернулась к зеркалу и принялась расчесывать волосы так, будто Кэтрин здесь и не было.
— Прости меня, — тихо сказала КК.
Синди повернулась к шкафу, вытащила коричневое платье от Шанель в пластиковом мешке из химчистки, повесила его на дверь.
— Я и представить себе не могла, что такое случится.
Младшая, продолжая не обращать внимания на сестру, вытащила платье из мешка, который выкинула в мусорную корзину.
— Я думала, что умру, — наконец шепотом проговорила она дрожащим голосом. Повернулась, слезы гнева стояли у нее в глазах, щетка дрожала в трясущейся руке. — Я перепугалась до смерти, но не из-за похищения. Ты знаешь, что больнее всего? То, что тот человек, которому я бесконечно доверяла, всю жизнь обманывал меня. Если бы ты была со мной честной, этого никогда бы не случилось. И ради бога, — Синди затрясло от отвращения, — ведь ты уголовница. Ты стала тем, чего так боялась наша мама. Ты — как наш отец.
Она замолчала. Снова повернулась к зеркалу, схватила платье, пытаясь успокоиться.
КК оглядела комнату, чувствуя себя неловко; она подыскивала слова, и тут до нее стало доходить.
— А где твои вещи?
— Я уже отправила их в аэропорт. У меня вечером самолет в Лондон. Я больше не хочу видеть этот город. — Синди сняла платье с вешалки, надела через голову, разгладила. — Я, наверное, потеряю работу.
— Не потеряешь, — сказала успокоительным тоном старшая сестра.
— Хочешь сказать, они поймут?
— Тебя же похитили.
— Ты когда-нибудь даешь себе труд задуматься? Я не могу им сказать, что меня похитили. Ты хоть представляешь, как глупо это звучит? Это хуже, чем сказать учителю: «Собака съела мою домашнюю работу». Ты хоть позвонила в полицию, сообщила о пропаже человека? Нет. Наверное, боялась, что тебя арестуют. Видишь — никаких следов моего похищения нет. А как мне рассказать им о моем освобождении? — Синди развела руки в насмешливо-издевательском жесте. — «Сестра и ее бойфренд украли древнюю карту и освободили меня из подвала, где меня держал какой-то псих». Нет, я думаю, отдел кадров это не примет.
Кэтрин сидела и слушала сестру, понимая, что та права.
— Если мои боссы узнают, что сестра у меня — вор, то каковы, по-твоему, будут мои шансы сохранить работу? Нет, мне уж лучше будет сочинить какую-нибудь ложь. Что посоветуешь? — холодно спросила Синди. — Честность, сестренка, — вот что они ценят. Во время собеседования спросили, кем я больше всего восхищаюсь, с кого беру пример, кто больше всего повлиял на меня в жизни. И знаешь, что я им ответила? — Она разочарованно покачала головой. — На все эти вопросы ответила: моя сестра.
Девушка взяла щетку и в последний раз провела ею по волосам, а потом подобрала их большим черным зажимом для волос.
— Не знаю, что тебе сказать, — прошептала старшая, сдаваясь.
— А что ты знаешь о работе? О настоящей работе? — Синди помолчала. — Законной работе?
Кэтрин чувствовала, что они постепенно меняются ролями. Она всегда была старшей, она отвечала за все, задавала тон, объясняла, что плохо и что хорошо, говорила Синди, что та должна делать, подавала пример. Но теперь, когда та стояла над ней, ее слова, словно кинжалы, впивались в сердце; старшая сестра чувствовала себя как ребенок, который не оправдал ожидания, опозорил семью.
— Но у этой медали есть и другая сторона: папочка бы тобой гордился. — Синди повернулась и пошла в ванную.
Кэтрин осталась сидеть на кровати. Сердце ее колотилось сильнее, чем когда-либо за последние дни; сильнее, чем когда она боялась, что ее схватят в Софии; сильнее, чем когда они с Майклом спасались от погони. Да, тогда она боялась за свою жизнь, боялась потерять все, что ей дорого, но нынешние ее чувства не шли ни в какое сравнение с теми. Больше всего она боялась того, что Синди уйдет из ее жизни, бросит. Сестра была для нее всем в жизни.
Зазвонил мобильник, выводя КК из полузабытья. Из ванной появилась Синди и направилась вниз. КК слышала, как сестра вполголоса ответила на вызов. Забывшись в мыслях, Кэтрин внезапно ощутила одиночество. Синди уже не только вещи собрала, готовясь уезжать. Она собралась и эмоционально.
— Превосходно, — сказала Синди, быстрым шагом входя в комнату. — Я думала, что возвращаюсь в Лондон, чтобы попытаться сохранить работу. Теперь мне уже нужно попытаться вернуть ее. Спасибо. Ты уничтожила не только мою веру, но и карьеру. — Она схватила сумочку, кожаную дорожную сумку и пошла к двери. Остановилась, повернулась и посмотрела на сестру. — Я больше не хочу тебя знать, — сказала она, едва сдерживая гнев, и вышла.