– Нет, ну правда, – рассмеялась она.
– Вот видишь? Я остался при своем.
Он сменил тему и заговорил о том, каков был Клетис Барлоу в лучшие времена. О его поразительных подвигах, своеобразных убеждениях и доброте по отношению к Пазу.
– Если бы он не перетащил меня в детективы, я бы и по сию пору куковал в патрульной службе, гонялся, как у нас говорят, за ниггерами по Второй авеню. У меня была парочка красивых задержаний, но продвигать меня по служебной лестнице никто не собирался. Вообще, этническая политика полицейского управления Майами весьма причудлива. Поэтому я многим ему обязан.
– Заменил отца?
– Можно сказать и так.
– А настоящий отец?
Наступила долгая пауза. Лорне показалось, что Паз проигнорировал вопрос, и она почувствовала легкий укол сожаления из-за того, что вообще его задала. Тем временем они выехали из сахарного региона, и теперь их путь пролегал по зеленым лугам, на которых паслись, глупо таращась из-за проволочных изгородей, горбатые белые коровы.
– Краткая версия, – сказал Паз, прокашлявшись, – состоит в том, что он богатый белый кубинец. Он одолжил моей матери денег, чтобы она могла начать ресторанный бизнес, ну а заодно и попользовался ею в свое удовольствие. Я явился продуктом этого скорее делового, нежели любовного альянса, и никаких отеческих чувств этот человек ко мне не испытывал и не испытывает. Когда я слегка прославился в связи с вышеупомянутыми событиями и меня стали показывать по местному ТВ, он отправился с семьей в кругосветное путешествие, чтобы никто не усмотрел между нами связь.
– Это действительно печально. Извини.
– Ага. Но amor fati.
– Извини?
– Amor fati. Люби судьбу. Так говаривала одна моя знакомая… Секрет счастья.
Лорна промолчала и уставилась в окно: у нее не было желания докапываться до первоисточника латинской премудрости, имевшего, как она полагала, отношение к женскому факультету. Вскоре они свернули с шоссе на дорогу из гравия, затем на земляную тропу, проходившую между рядами запыленных сосен, проехали под вывеской «РАНЧО БАРЛОУ», вкатили во двор и затормозили у окрашенного в красный цвет фермерского дома с широким крыльцом, большим амбаром и несколькими пристройками. Навстречу им вышла высокая, стройная женщина лет шестидесяти с небольшим, в переднике и видавшей виды соломенной шляпе.
Паз выскочил из машины и оказался в теплых объятиях этой женщины.
Затем последовало представление: доктор Уайз, Эдна Барлоу. Несколько удивившись упоминанию своей ученой степени, Лорна пожала крепкую руку женщины, взглянула на ее решительное, загорелое, явно не избалованное косметическими процедурами лицо с проницательными голубыми глазами и приняла официальный вид, как поступала, имея дела с людьми, которых избыточно современные идеи могли раздражать. У нее возникло ощущение, будто она оказалась в фильме тридцатых годов.
Они уселись под навесом на крыльце, которое миссис Барлоу называла верандой, и угостились прекрасным холодным чаем из звенящих стаканов, причем Паз и миссис Барлоу вели разговор о том, как у него дела, и как у них дела, и как дела у троих младших Барлоу (колледж, морская пехота, средняя школа, баскетбол), и хотя Эдна пыталась подключить ее к разговору, это выходило неловко и оставило Лорну с ощущением непонимания, что она здесь делает. Она несколько раз ловила на себе изучающие взгляды Эдны и гадала, к чему бы это.
Потом во двор, взметая пыль, вкатил белый пикап «додж», это пожаловали Клетис Барроу и его шестнадцатилетний сын Джеймс. Снова последовали приветствия, правда, на сей раз без объятий. Лорна подумала, что более неприятного лица, чем у Клетиса Барлоу, она в жизни не видела: он первым прошел бы кастинг на роль предводителя толпы линчевателей. Человеком он был, может, и прекрасным, но физиономию имел какую-то комковатую, бугристую, угловатую, с плохими зубами и глазами цвета стиральной доски.
Хозяева одолжили гостям резиновые сапоги, и те совершили экскурсию по ранчо, опасливо поглядывая на здоровенных коров, но стараясь не подавать виду, что боятся. Паз при этом старался распознать душевное состояние бывшего напарника, а Лорна чувствовала себя как на школьной экскурсии. Джеймс, абсолютно очарованный неожиданной гостьей, обращался к ней «мэм» и рассказывал о содержании скота гораздо больше, чем ей хотелось знать.
Выяснилось, что традицией усадьбы является ранний ужин, и скоро Лорна благодаря ухищрениям, против которых были бессильны и психологические познания, и феминистические принципы, оказалась вместе с Эдной на кухне, где ей пришлось заняться бобами, горохом, помидорами из хозяйского сада и картошкой, которую доктор Уайз до этого случая не чистила ни разу в жизни. Дома у них детей приглашали к накрытому столу: мать никогда не звала дочку помочь на кухне, поскольку изначально предполагалось, что у этой девочки более высокое предназначение – оправдать надежды отца. К маме феминизм не имел отношения, хотя папа любил о нем поговорить. Ну а когда Лорна подросла, у нее тем более не возникало ни желания, ни необходимости заниматься подобной ерундой. Вечеринки она устраивала нечасто, а в случае нужды покупала полуфабрикат, ставила запекаться в духовку и, пока картошечка готовилась сама по себе, развлекала гостей остроумными разговорами.
И теперь здесь, в Северной Флориде, она словно угодила во временную петлю. Некоторое время Эдна недоверчиво присматривается к ней и наконец говорит:
– Сдается мне, милая, что ты на своем веку почистила не так уж много картофелин.
– Вообще ни одной, – сознается Лорна. Она кладет ножик на стол и прикладывает бумажное полотенце к своим порезам.
– Ну, тогда посиди так, я сама справлюсь, тебя-то я за компанию позвала, – говорит Эдна, стоя у раковины и ловко освобождая клубни от кожуры.
Лорна чувствует, что было бы нелишне похвалить хозяйку за сноровку, но опасается ляпнуть глупость и поэтому добавляет извиняющимся тоном:
– Боюсь, по части домашнего хозяйства я не на высоте.
– Неудивительно, если ты доктор чего-то там, и все такое. Я ведь зазвала тебя на кухню, чтобы ребята могли потолковать вдвоем.
– А что у них за секреты?
– Не знаю, но только им нравится, когда их оставляют наедине. Эти двое по-настоящему близки, и Клетис сильно скучал по напарнику, хотя, конечно, в этом не признавался.
– Да и вообще, мужчин я на кухню не допускаю. Нечего им тут делать, только нервируют.
– Но как же вы одна справляетесь? Это ж какой воз работы приходится тащить: готовка, стирка, мытье посуды.
– Честно говоря, не такой уж и «воз», – возражает Эдна. – В мире полно всякой работы, и мне непонятно, почему ее нельзя поделить так, чтобы все мы знали, что каждому досталась своя, и уж она-то делалась бы как следует. Я думаю, Господь планировал именно так. Я меняла масло в грузовике, смазывала подшипники, управлялась с сельскохозяйственными машинами и тащила на себе все ранчо. Кто, по-твоему, занимался скотиной, пока Клет служил в полиции, там, на юге? – Она поднимает картофельный нож. – Милая, если ты думаешь, будто это трудно, попробуй кастрировать быка.
– Нет уж, спасибо!
– Вот почему я благодарю доброго Господа за то, что он сотворил мужчин. Хотя они бывают несносны. Как давно ты знакома с нашим Джимми?
Неожиданный, заданный вне контекста вопрос умелого дознавателя повергает Лорну в растерянность.
– Совсем недолго. Мы вместе работаем по одному делу.
Эдна кажется слегка разочарованной этим ответом, поэтому Лорна добавляет:
– Он, похоже, настоящий профессионал.
На лице Эдны расцветает лучистая улыбка.
– Ну конечно. Джимми Паз парень что надо. Другого такого не сыщешь.
А «парень что надо» в это время сидел на веранде, на продавленном плетеном стуле, смутно сожалея о том, что Клетис добавил к клубку своих добродетелей еще и полную абстиненцию. Пазу хотелось выпить и закурить сигару. Он рассказал Клетису о том, что сообщила ему Лорна, о том, что произошло в психушке, а сейчас делился всем, что знал об убийстве Мувалида, опасаясь, что Клетис в любой момент может указать ему на какой-то непростительный промах, из-за которого это дело еще не раскрыто. Но когда бывший напарник все же остановил его, то его вопрос коснулся подробностей первого допроса Эммилу Дидерофф.
– Что именно она сказала?
– Она сказала, что это особая честь – быть казненной несправедливо, как Иисус.
– Ну, ну. Вот это да! Мне бы очень хотелось познакомиться с этой женщиной.
– Ага, вы двое с ходу бы поладили, только вот еще Папу Римского подвинуть ненадолго.
– Ты думаешь, она говорила серьезно?
– Наверное, да. Правда, это по той части ее мыслей, которую ей нашептывают святые. Есть и другая, не столь привлекательная.
– Не важно, – отмахнулся Барлоу. – Демоны живут во всех нас. Давай выкладывай, что произошло потом?
Паз закончил отчет, дополнив его сведениями об Уилсоне, Паккере и Кортесе и материалами из первого тома признаний. После этого Барлоу задумался, прислонив кожаную спинку своего стула к стене, уставившись в пространство и пожевывая зубочистку. Паз знал, что в такие моменты прерывать его нельзя.
Их позвали ужинать.
Барлоу с глухим стуком вернул стул вперед, на четыре ножки.
– Не срастается, Джимми, – сказал он. – Мне трудно, конечно, утверждать наверняка, не видя девушки, но только она этого не делала. Подстава слишком очевидна и неряшливо сляпана. Думаю, она говорила чистую правду. Твоя подозреваемая просто зашла в ту комнату. Они знали, что вы скоро прибудете, застанете ее на месте преступления, найдете орудие убийства и будете готовы поверить, что она сумасшедшая. Угу, вижу, ты смущен. Смотри, расследуя дело, мы всегда отталкиваемся от потерпевшего: почему он был убит, кто были его враги, что он делал в последние сутки перед смертью и так далее.
– Мальчики! – послышалось из дома.
Барлоу открыл дверь веранды. Паз последовал за ним внутрь.