Выстрелить в графиню в спальне ему помешал не страх. Он знал, что для всех, к кому он питал привязанность, было лучше, чтобы именно он встретился с графиней ди Лакер-Сфорца. Фелпс или Каншер заколебались бы и оказались бы мертвы. Мисс Темпл или Чань, напротив, стали бы действовать без всяких колебаний и убили ее или погибли сами. Но их мотивы основывались на надежде, а он видел в зеркале человека, свободного от подобных упований. Свенсон ценил целесообразность и рациональность. Он был единственным человеком из его товарищей, готовым пожертвовать собой, заключить сомнительный альянс, убивать невиновных, погрузиться на самое дно – и тем самым спасти их всех.
– Какое унылое лицо, – заметила графиня. – И это человек, которому предстоит чрезвычайно выгодное сотрудничество…
Свенсон схватил ее за запястье и прижал ту руку, на которой был кастет с шипом, к двери. Графиня впилась в него одновременно вопрошающим и гневным взглядом, но лицо мужчины было спокойным – казалось, он со стороны наблюдает за движениями своего тела. Ее левая рука была готова ударить его сумочкой, но доктор не торопясь засунул пистолет за пояс.
Свенсон погладил нежный изгиб ее подбородка. Она не шелохнулась.
Рука доктора соскользнула на горло, кончики пальцев ощутили биение пульса, а потом ладонь медленно опустилась на ее ключицы, грудь, еще ниже по торсу, ощущая гладкий шелк и жесткий китовый ус корсета, пока не дошла до стянутой корсетом тонкой талии, подчеркивавшей округлость бедер. Графиня ничего не сказала. Свенсон чувствовал изгибы ее тела под своими пальцами. Он поднял руку выше и снова сжал, ощутив ребра под корсетом.
– У вас на лице кровь, – пробормотала она.
– Вполне подходящий вид.
Он отпустил даму и сделал шаг назад, вытащив револьвер из-за пояса. Графиня тихо сказала:
– В какой-то момент я испугалась, что вы попытаетесь убить меня… а потом поняла, что вы твердо намереваетесь сделать это. Вы изменились, Абеляр Свенсон.
– Разве это так странно?
– Если мужчина меняется, он заслуживает восхищения.
– Вы все еще твердо намерены убить меня.
Графиня потянулась к нему, сжимая украшенную драгоценными камнями сумочку, и плотно прижала пальцы к его шраму от сабли Тэкема. На ее губах появилась улыбка, и она провела пальцами вдоль всего шрама.
– Я видела вас, вы знаете, – прошептала она, – на земле, истекавшего кровью и громко стонавшего… я видела, как вы убили его. Я думала, что вы умрете, так же, как я считала, что убила Чаня. Оказывается, я недооценила столь многих людей.
– Или неоднократно одних и тех же.
Прикосновение к шраму было одновременно и неприятным, и возбуждающим. Она убрала пальцы.
– Мы переоцениваем свои силы. – Она зарделась. – Какие бы новые провокации вы ни затевали, у нас еще много дел.
Войдя под сводчатую арку, графиня подняла руку, и они остановились, вглядываясь в старинный зал, холодные стены которого были завешаны гобеленами. В центре стояли столы, украшенные чашами, где плавали белые цветы.
Свенсон вытянул шею, осматриваясь.
– Это зал, кажется, старый и, судя по средневековому интерьеру, старомодный и редко используется.
– Тогда как вы объясните цветы?
– Пристрастиями королевы?
Графиня засмеялась.
– Нет, дело в ужасных протечках! Удивительно, что весь королевский двор не погиб от болезней. Этот зал особенно благоухает – потребовались бы якобы немыслимые расходы, чтобы заменить водопроводные трубы на медные, но почему-то вполне приемлемым считается тратить каждые две недели сумму, равную жалованью полковника, на свежие цветы.
– Это здесь собирается Тайный Совет, пока Сталмер-хаус на карантине?
Графиня покачала головой, получая удовольствия от своей загадки.
– Аксвит собирает людей в особняке Регента у ворот, потому что там есть опускающаяся стальная решетка – одного этого достаточно, чтобы составить представление о лорде Аксвите. Увы, доктор, нет ни малейшей надежды подобраться к самому Оскару – он всегда был трусом, а теперь вокруг него не меньше солдат, чем было шерсти на его старой медвежьей шубе. Хотела бы я знать, достал ли он новую. Настоящий Вандаарифф никогда бы такую не надел, но кто теперь это заметит.
– В таком случае куда вы меня привели?
Она подтолкнула доктора в укрытие.
– У каждого из нас свои таланты, доктор, и я вас привела туда, где могу блеснуть своими. Наблюдайте.
Во главе группы людей, нагруженных стопками бумаг, папками, бумажными рулонами, портфелями, вышагивал молодой мужчина, худой и светловолосый, кончики его усов были нафабрены. Это был Харкорт, человек, с которым они столкнулись в дверях. Свенсон узнал в те дни, когда он выздоравливал на чердаке в Росбарте, что Харкорт был исполнительным подлизой, чье продвижение по службе объяснялось готовностью, не задавая вопросов, выполнять приказы начальства, какими бы преступными они ни были. Поскольку так много высокопоставленных чиновников болело, Харкорту удалось дорваться до реальной власти. Фелпс воспринял его возвышение с неудовольствием, но сейчас Свенсон видел, что за свой успех Харкорту приходилось платить немалую цену. Лицо молодого человека было изможденным, а его голос стал бесцветным, как кваканье жабы. Возле него, словно пародируя множество рук вокруг индийского божества, роились подчиненные.
– Начальник порта должен получить распоряжения до начала прилива; заявки на шахты нельзя посылать до окончания утренних торгов; этих судей необходимо вызвать в суд после того, как будут утверждены ордера на арест; местную милицию направить для захвата имущества. Выплаты казначейства должны быть рассчитаны на сегодняшний день, нужно показать, что мы исчерпали все наши резервы, мистер Хэррон, проконтролируйте!
Харкорт устремился к столам, стоявшим в середине зала. Графиня прижалась к Свенсону, когда мимо них пронесся решительно настроенный коренастый мистер Хэррон с толстым портфелем, набитым документами с подвешенными к ним на лентах печатями.
– Вы хотели бы выпить чего-нибудь, мистер Харкорт? – спросил один из помощников, более озабоченный рубиновой жидкостью в графине, чем захватом имущества.
– До конца дня еще далеко, – фыркнул чиновник. – Пошлите на кухню за крепким чаем. Где список от лорда Аксвита?
– Он еще не прибыл, сэр.
– Вандаарифф продиктует нам всем свои условия. – Харкорт потер глаза и вздохнул. Он взял пачку документов и сразу передал одну из страниц другому помощнику. – Позаботьтесь о том, чтобы командиры поняли: не должно быть никаких официальных отчетов о потерях и никаких выплат семьям погибших от казначейства. Это будет сделано из фонда лорда Аксвита. Ступайте.
Еще один помощник бросился исполнять приказ, и его место занял следующий с гроссбухом и ручкой – все помощники были ровесниками Харкорта. Начальник устало посмотрел на него.
– Что у вас?
– Транспортные пошлины, сэр, для расширения Орандж-Канала от ответвления к новому Парчфелдту до моря.
– Ага… – Чиновник нацарапал свою подпись, но ручку не вернул, рассматривая записи в гроссбухе. – Парчфелдт.
Молодой человек воспринял колебания шефа как возможность задать вопрос:
– Вы знаете, как долго будет продолжаться карантин, сэр? В Сталмер-хаусе?
– Разве я работаю в Министерстве здравоохранения?
– Конечно, нет, сэр, но вы служили герцогу и были помощником мистера Фелпса…
– Занимайтесь вашими каналами, мистер Форсетт! – Харкорт захлопнул гроссбух, чуть не перевернув чернильницу. – Ради бога, что могло задержать Понт-Жюля? И где, черт побери, чай?
В его последней фразе слышался уже не гнев, а предвкушение. Перед ним появилась графиня ди Лакер-Сфорца в сверкающем, как драгоценный камень, алом платье.
– Боже мой! – пролепетал Харкорт. – Вы все – отправляйтесь немедленно заниматься делами!
– А ваш чай? – робко спросил Форсетт.
– Черт с ним! Пейте его сами! Я должен остаться наедине с этой леди!
Подчиненные Харкорта бросились вон из зала, вцепившись в свои бумаги, с такой скоростью, будто начался пожар. Внимание Харкорта было сосредоточено на графине, и его нижняя губа дрожала.
– М-моя леди…
– Я вам сказала, что вернусь, Мэтью. Вы выглядите усталым. – Графиня стояла напротив Харкорта. На столе между ними, словно церемониальное подношение, стояла чаша с белыми цветами.
– Совсем нет, – ответил Харкорт небрежно, но его выдавал нервный тик. Графиня поставила украшенную драгоценными камнями сумочку на стол, раскрыла и достала пару шелковых перчаток того же оттенка, что ее платье.
– Как тяжело управлять страной в критической ситуации, – мягко сказала она. – Ваши заслуги признаны? Вы получаете вознаграждение за вашу жертву?
Харкорт сглотнул.
– В отсутствие профессионалов – например, министра Граббе – эта поразившая многих болезнь…
– Та ужасная женщина… – Графиня покачала головой, а ее пальцы в перчатках перебирали что-то звеневшее в сумочке. – Вы можете себе представить, что будет, если снова появится кто-то вроде нее? Или сразу десяток таких?
Харкорт уставился на блестящую синюю стеклянную пластинку, которую достала графиня.
– Это для вас, Мэтью… только для вас. – Она протянула руку над чашей с благоухающими цветами и робко улыбнулась. – Я надеюсь, что не упаду в ваших глазах.
Харкорт отрицательно покачал головой, проглотил слюну и выхватил из руки дамы синюю пластинку. Он поднес ее к своим глазам, облизывая губы, как гончая. Его зрачки расширились и стали совсем темными, а челюсть отвисла. Мистер Харкорт замер.
– Выходите, доктор. Этот малый проявляет такое рвение – стыдно было бы этим не воспользоваться.
Свенсон почувствовал себя псом, которого подзывают свистом.
– Сколько у нас времени, пока не вернулись его люди?
– У нас не более… э… трех минут? – Графиня перелистывала бумаги из портфеля Харкорта.
– То есть совсем нет времени!
– Более чем достаточно…
Она вытащила один лист и быстро прочла. Харкорт тяжело дышал – от боли или экстаза, но его глаза оставались неподвижными. Свенсон подошел ближе, интересуясь тем, что так захватило вельможу.