Выражение лица Сьюзен смягчилось.
— Около года назад. Она угасла у него на глазах. — Наконец Буш нашел в себе силы опять посмотреть на нее.
Прикусив губу, он помедлил немного и направился в переднюю часть салона, оставив Сьюзен наедине с ее мыслями.
— Тебе точно ничего не надо из буфета? — спросил он, подойдя к Майклу.
Бросив взгляд на гору бутербродов в руках друга, Майкл рассмеялся.
— Нет, я пока не хочу. О чем вы там беседовали со Снежной королевой?
— Так, о пустяках, — отвечал Буш, откидываясь в кожаном кресле, довольный, что наконец-то сделали такое, в котором он, человек весьма крупный, может расположиться с полным комфортом.
Он сунул бокал со скотчем в подставку на подлокотнике и с наслаждением вдохнул аромат сэндвичей.
— Готов поклясться, ее любимая погода — когда холодно и дождь, — усмехнулся Майкл.
Буш повернул голову и через плечо посмотрел на Сьюзен.
— Кто знает. Иногда громче всех возмущаются самые напуганные. Прячутся за маской ожесточенности и гнева.
— Что-то мы внезапно расчувствовались, — заметил Майкл, вздернув брови.
— Да так, просто жизненный опыт. — Буш посмотрел в глаза Майклу, удостоверяясь, что тот понял мысль.
Потом он полностью откинул спинку кресла и заснул, прежде чем Майкл успел спросить, кто сейчас заменяет его в его собственном баре.
Сьюзен присела в кресло рядом с Майклом.
— Может, вам что-нибудь принести?
— Спасибо, мне ничего не надо, — отвечал Майкл, рассматривая в иллюминатор простирающийся внизу океан.
— Посадка примерно через восемь часов.
— Который сейчас час? — осведомился Майкл.
— Не знаю.
Майкл бросил взгляд на часики у нее на запястье. «Патек Филипп», с крошечными бриллиантами по периметру поцарапанного циферблата.
— Они не идут, — подтвердила она, заметив, что он и сам это понял.
— Понятно, — произнес Майкл. — И вы их носите, потому что…
— Потому что они приносят удачу. Их подарил мне Питер перед нашей свадьбой. С тех пор я не проиграла ни одного процесса. — Сьюзен взглянула на часы.
Майкл видел, что она пытается сдержать нахлынувшие чувства.
— Даже после того, как они встали. — Внезапно она опять оживилась. — По расписанию мы должны приземлиться примерно в шесть.
— Спасибо.
— Послушайте, я хочу вам кое-что сказать, — тихо, словно признаваясь в чем-то на исповеди, произнесла Сьюзен. — Простите мне мое замечание.
Майкл наклонил голову.
— Вы о чем?
— О том, что вы не понимаете, каково это — потерять близкого человека. Я не знала.
Майкл покосился на спящего Буша. Теперь понятно, о чем он разговаривал со Сьюзен там, у буфета.
— Вы долго были женаты?
Майкл отвернулся. Он не хотел отвечать, потому что редко говорил о Мэри с кем-либо, кроме Бушей и Женевьевы. Но, поняв, что в ближайшие восемь часов все равно некуда будет деться от Сьюзен, он через силу возобновил разговор.
— Мы были женаты семь лет.
Сьюзен уважительно кивнула.
— Она была моим лучшим другом. — Майкл и сам не знал, почему вдруг разговорился, в особенности с женщиной, которая за последние пять часов дважды отвешивала ему оплеуху. — Жизнь у нас только-только начала налаживаться. У нее был рак; я, как мог, старался найти способ вылечить ее. Но иногда никакие усилия не помогают.
— Я, конечно, не знаю подробностей, но вы не должны обвинять себя.
Майкл покачал головой.
— Я себя не виню. Она истаяла на глазах, так быстро. Врачи ничего не могли поделать. Просто иногда задумываешься, почему одни живут долго, а другие уходят во цвете лет.
— Да, — тихо произнесла Сьюзен.
— Думаю, вы понимаете, о чем я.
Сьюзен кивнула.
— После смерти Питера я поняла, что нельзя относиться к жизни как к рутине.
— Надо жить мгновением, — подхватил Майкл, больше обращаясь к себе самому, чем к Сьюзен.
Они оба как будто разговаривали каждый сам с собой. Майкл продолжил:
— Когда смотришь на того, кого любишь, надо действительно смотреть; нельзя допускать, чтобы мысли при этом бродили в другом месте. Ничего нельзя откладывать на потом.
— Это «потом» может не наступить.
Выйдя из задумчивости, Майкл посмотрел Сьюзен в глаза.
— Мы не будем жить вечно. — И отвел взгляд.
Он не мог бы дать названия чувству, которое испытал в этот момент, но что бы это ни было, Майклу сделалось тревожно, и он попытался запрятать эмоции поглубже, уйти от разговора, пробуждающего в нем боль. Он выпрямился, тон его голоса изменился.
— Когда мы прибудем в Москву, нам понадобится машина, чтобы добраться до Красной площади к десяти.
От внезапной перемены в поведении Майкла Сьюзен опешила.
— Я организовала встречу в аэропорту с машиной. Она будет в нашем полном распоряжении столько, сколько понадобится.
— А эти люд и, которые нас встретят, — откуда вы их знаете? — таким тоном, точно допрашивал ее, осведомился Майкл.
— С ними договорился Мартин. — Сьюзен, в свою очередь, не замедлила сменить тон на агрессивный.
Она напряглась. Разговор явно покатился по наклонной плоскости.
— Им можно доверять?
— А вам можно? — словно на перекрестном допросе, парировала Сьюзен.
Майкл посмотрел на нее.
— Почему бы вам не посидеть в гостинице? Я буду звонить, держать вас в курсе.
— Я не для того лечу в Москву, чтобы сидеть в гостиничном номере. Если уж на то пошло, я не намерена выпускать вас из поля зрения.
— Очень интересно!
— За все роскошества плачу я. Что, по-вашему, из этого следует?
Тут Майкл разозлился окончательно.
— Если вы полагаете, что я стану работать на таких условиях, то лучше разверните самолет прямо сейчас. Во время нашего разговора, перед тем как мы выехали, я сказал вам, что, если вы можете внести в общую копилку деньги и располагаете связями, что ж, хорошо, это поможет устранить некоторые препятствия. Насколько я помню, вы согласились и сказали, что не будете вмешиваться. Теперь же, похоже, решили завести старое знакомое: «Кто платит, тот заказывает музыку».
— Прошу прощения, я не знала, что воры так работают.
Сьюзен опять смотрела на него как на врага. Двери ее сердца захлопнулись, к ней вернулась прежняя холодность.
Майклу понадобилось собрать всю волю в кулак, чтобы не взорваться.
— Послушайте, мне кажется…
Буш в своем кресле шевельнулся и медленно открыл глаза.
— Похоже, вас и на две минуты нельзя оставить без присмотра!
Сьюзен встала, яростно посмотрела на обоих и быстро ушла в хвостовую часть салона.
Сьюзен с детства жила жизнью привилегированных, не зная, что такое неисполнимое желание. Она была дочерью Мидж и Малкольма Ньюмен, людей, для которых смысл жизни составляли карьера и вращение в обществе. Сьюзен не была желанным ребенком, появилась на свет по недосмотру, и относились к ней как к обузе. У нее не было братьев и сестер, родители вечно отсутствовали, но она не оставалась одна. За ней присматривали выписанные из Европы няньки. Некоторые к ней привязывались, другие оставались равнодушными, и ни одна не задерживалась надолго. Она поставила себе целью от каждой научиться ее родному языку и в итоге к двенадцати годам хорошо освоила пять языков.
Вместо любви она получала подарки, возможность покупать что угодно и неограниченную сумму на карманные расходы. Предназначением всего этого было заменить отсутствующий контакт Мидж и Малкольма с дочерью. Для Сьюзен не существовало ограничений; единственным более неслыханным в семействе Ньюмен, чем любовь, было слово «нет». Сьюзен выросла, ни в чем не зная отказа, и быстро научилась вести себя так, чтобы ей не смели хоть в чем-нибудь прекословить. Когда на ее пути возникало препятствие, она преодолевала его благодаря упорству и жизненной позиции, лучше всего выражаемой словами «никогда не отступай». Это ее испортило, сделало холодной и безжалостной, она не умела проигрывать.
Сначала она училась в самой лучшей начальной школе, зачем продолжила образование в частной средней школе в Коннектикуте, готовящей к поступлению в престижный колледж. Там она стала еще более упорной и научилась держать людей на расстоянии. Удовольствие она находила в достижениях и продвижении вперед.
Она продолжила образование в Йеле, где преуспела не только в учебе, но и в спорте: занималась пятиборьем и плаванием, а поставленный ею рекорд в забеге на двести метров продержался восемь лет. Закончив Йельскую школу права, она, через два дня после выпуска, оказалась в офисе окружного прокурора Бостона, прямо напротив Питера Келли. Когда она впервые увидела его, то почувствовала, что до сих пор жила с закрытыми глазами и только сейчас прозрела. Он был красив, обаятелен и представлял собой полную противоположность ей, с ее неистовой натурой. Для нее каждый день был как бой, и признавала она только полную и безоговорочную победу. Он же был деликатнее и мягче. Но независимо от ситуации или проблемы оба приходили к одному результату: успеху. Сьюзен с детства приучилась прятаться за маской уверенности и превосходства, но это был всего лишь фасад. С Питером стены были ни к чему.
Так что после двух свиданий она уже задумала устроить ему сюрприз — пригласить на выходные. Она все спланировала: ужин при свечах, кино, утром завтрак. В предчувствий свидания радовалась так, как никогда раньше. И все разлетелось в прах: выяснилось, что он уехал на горнолыжный курорт в Юте, решив провести там свои первые за два года выходные. Он хотел вернуться, но она настояла, чтобы он остался там.
Сьюзен вырулила с городской парковки хоть и расстроенная, но все же довольная, что впереди два свободных дня; она будет спать, есть и снова спать. Такого счастья не выпадало очень давно, однако и этим планам не суждено было сбыться. Не успела она выехать за черту города, как раздался звонок. У Синди Фрей умерла мать, она не сможет вести свое дело в суде, назначенное на утро понедельника, и в замену ей назначили Сьюзен. Это дело должно было стать ее первым самостоятельным выступлением в суде в качестве обвинителя. Новость ей сообщили в семь вечера в пятницу, суд же был назначен на девять утра в понедельник. Шестьдесят