Получив новые сведения о переговорах Мюрата с австрийцами, Наполеон теперь винит в этом не столько маршала, сколько свою сестру, которая подтолкнула его к измене: «Причина этого предательства – в его жене, – говорит он. – Да, это Каролина! Она полностью подчинила его себе! Он так ее любит!» В письме к Фуше Наполеон вновь дает волю своим чувствам по отношению к семейству Мюратов: «Поведение неаполитанского короля позорно, а королевы – совершенно бесстыдно. Я надеюсь дожить до того, чтобы отомстить за себя и за Францию за это оскорбление и такую страшную неблагодарность».
А что же Мюрат? У него периодически возникают приступы раскаяния. Так, находясь на поле боя у Реджио (Реджо), которое было завалено трупами французских солдат, павших от неаполитанских пуль, Мюрат в эмоциональном порыве пишет Наполеону: «Сир, скажите лишь слово, и я пожертвую семьей, подданными; и я погибну, но на Вашей службе. Навернувшиеся на глаза слезы мешают мне продолжать…» Однако такие приступы раскаяния быстро проходят, и он продолжает преследовать свою единственную цель – любой ценой удержаться во главе Неаполитанского королевства. Да и Каролина призывает его быть твердым и не сворачивать с избранного пути. В это время Наполеон, стараясь достучаться до ее совести, пишет ей письмо, в котором указывает на неспособность Мюрата оценить политическую обстановку и отсутствие у него моральных принципов: «Ваш супруг очень храбр на поле сражения, но слабее женщины или монаха, когда не видит неприятеля. У него нет совсем моральной храбрости!» Но все усилия императора бесполезны – мосты уже сожжены! И все же Наполеон еще пытается спасти своего любимца. В феврале 1814 года он пишет ему письмо, в котором среди горьких фраз звучит последний совет: «Воспользуйся, раз уж так случилось, преимуществом измены, которую я объясню исключительно страхом, для того, чтобы оказать мне услуги ценной информацией. Я рассчитываю на тебя… Ты принес мне столько вреда, сколько только мог, начиная с твоего возвращения из Вильно; но мы больше не будем касаться этого. Титул короля сорвал тебе голову. Если ты желаешь сохранить его, поставь себя правильно и держи свое слово». Но Мюрат не прислушался и к этому пожеланию венценосного шурина.
В то время как маршал метался в поисках выхода из создавшейся ситуации, Каролина оставалась верна себе. Она плела интриги и меняла любовников. На сей раз королева Неаполитанская завела любовный роман не с кем-нибудь, а с самим князем Клеменсом Венцелем Лотаром фон Меттернихом. Красавец-дипломат, покоривший немало сердец знатных дам, охотно вступил с ней в связь. Каждый из них искал в этом романе свои выгоды. Австрийца не столько привлекли прелести темпераментной правительницы, сколько возможность «половить рыбку в мутной воде». Каролина тоже была не промах: знала, на кого можно делать ставку – ведь такой любовник мог сделать многое. Меттерних не только не скрывал своих отношений с мадам Мюрат, но даже откровенно выставлял их напоказ: на его пальце красовался вульгарный перстень, сплетенный из ее волос. Наполеон знал об этом романе, и это выводило его из себя. Казалось, что лишь один Мюрат не ведал об измене супруги. По крайней мере, он всячески пытался делать вид, что ситуация под контролем. На самом же деле у него уже ничего не оставалось, кроме его собственной шпаги. Но скоро и она ему больше не понадобится.
Став на путь предательства и измены, семейство Мюратов само себя загоняло в угол. Сторонники Наполеона, которые совсем недавно были их друзьями, теперь их просто презирали и ненавидели. А от Каролины отвернулась даже ее мать. Дочь пыталась оправдаться перед ней, заявив, что не виновна в происшедшем и никак не влияла на решения своего мужа. Но мадам Летиция, хорошо знавшая, на что способна Каролина, возразила ей: «Только через твой труп смог бы твой муж порвать с твоим братом, твоим благодетелем и твоим господином».
Отречение Наполеона еще больше запутало планы маршала. В мае 1814 года он отводит свои войска в Неаполитанское королевство. А что же делать дальше? Мюрат в растерянности. Надо сказать, что ему всегда было свойственно метаться в поисках наиболее выгодных условий, особенно когда вокруг все было зыбко и неясно. Хотя после падения Наполеоновской империи Мюрат и Каролина остались единственными из клана Бонапартов, кому удалось удержаться на своих местах и сохранить корону, они не чувствовали себя в безопасности. Незримое клеймо предательства словно отгородило их от окружающих: им не верили даже австрийцы, которых с такой легкостью венценосные супруги записали себе в друзья. К тому же Папа Пий VII настаивает на возвращении их королевства неаполитанским Бурбонам, а воссевший на прародительский трон во Франции Людовик XVIII тоже намерен оспаривать право Мюрата на неаполитанскую корону, отнятую у легитимной династии. В этих условиях положение Иоахима и Каролины становится более чем неопределенным. Загнанный в угол, Мюрат доходит до того, что готов теперь предать своих нынешних союзников и заключить оборонительный союз с Парижем против… Австрии. В мае 1814 года он даже пишет раболепно-заискивающее письмо французскому королю: «Прошу Ваше Величество принять мои поздравления. Провидение призвало Вас на трон Людовика Святого и Генриха IV. Рожденный французом, я храню в сердце чувства почтения и любви к благородной крови Генриха IV и Святого Людовика». И тут же расточает добрые уверения итальянским патриотам, ратующим за независимость Италии.
Читая все это, нельзя не задаться вопросом: неужели Мюрат действительно верил в то, что ему, человеку, не имеющему богатой родословной, пламенному революционеру и соратнику Наполеона, феодальные монархи позволят спокойно восседать на троне, отобранном у «законных» правителей? Если он на самом деле рассчитывал на это, то его наивность, доверчивость, политическая безграмотность и совершенная недальновидность не могут не удивлять. Как и следовало ожидать, притязания наполеоновского маршала на Неаполь не получили поддержки среди участников Венского конгресса 1814–1815 годов, куда его представители даже не были допущены. В пространном заявлении, сделанном там министром иностранных дел Франции, князем Шарлем Талейраном, настоятельно предлагалось вернуть неаполитанский престол «легитимному монарху». Этот прожженный интриган и лицемер, названный Наполеоном «дерьмом в шелковых чулках», когда-то выступавший против императора с Мюратом заодно, теперь не жалел для него пренебрежительных выражений: «О каком это неаполитанском короле идет речь? Мы совершенно не знаем человека, о котором здесь говорят. Необходимо изгнать Мюрата, ибо пора вытравить неуважение к законному престолонаследию из всех уголков Европы, если мы не хотим, чтобы Революция продолжала тлеть». В том же духе высказался и представитель испанского двора, граф де Лабрадор. Их поддержал русский посланник Каподистрия: «Он (Мюрат) – глава масонов и сторонник итальянской независимости; стоит лишь внимательно прочитать то, что выходит из его лавочки, и вы всегда найдете слова „единство“, „независимость“, „национальные силы“, с помощью которых он пытается привлечь симпатии итальянцев для увеличения числа своих сторонников на полуострове».
Уяснив, что обстановка на конгрессе складывается не в его пользу, Мюрат поспешил в Неаполь. Там он срочно приступил к укреплению своей армии, готовясь к самому худшему. Но тут события во Франции вновь приняли неожиданный оборот.
Возвращение Наполеона с острова Эльба и его первые успехи на французской земле наконец-то подтолкнули короля Неаполитанского к решительным действиям. Он быстро забывает о своих нынешних союзниках и объявляет себя сторонником императора, которому пишет восторженное письмо: «С невыразимой радостью узнал я об отплытии Вашего Величества к берегам Империи. Мне хотелось бы получить некоторые сведения о возможных передвижениях наших войск в Италии и во Франции… Именно теперь я смогу Вам доказать, как я всегда был Вам предан и оправдаться в глазах Европы и Ваших собственных, заслужив справедливое мнение обо мне».
Но Наполеон теперь не так легковерен, да и не до Мюрата ему сейчас: он уверяет европейские державы в том, что хочет мира, а не войны. Поэтому император вовсе не спешит принять в свои объятия «блудного сына», вернее, зятя-предателя. Зато Мюрат проявляет недюжинную прыть: император только приближается к Парижу, а он уже объявляет войну Австрии. И тем самым в очередной раз невольно оказывает Наполеону медвежью услугу, подрывая у европейцев доверие к его мирным инициативам. В результате те объявляют Франции войну.
Между тем Мюрат, чтобы привлечь на свою сторону итальянцев, в прокламации от 30 марта провозглашает себя освободителем итальянского народа от австрийского ига и обещает им конституцию. Это необдуманное решение вызвало резкий протест со стороны неаполитанского министра иностранных дел, герцога Марцио Мастритта Галло и конечно же супруги Каролины. Она была им так разгневана, что прилюдно обвинила в безумии. И надо сказать, что в этом случае была недалека от истины. «Разве не достаточно для крестьянина из Керси занимать самый прекрасный из тронов Италии? Так нет, ему бы хотелось владеть всем полуостровом!» – возмущалась Каролина. Однако на маршала уже ничто не могло повлиять. Не отдавая себе отчета в том, что он делает, Мюрат неуклонно шел к своей гибели.
Военные действия продлились недолго. 2–3 мая 1815 года в битве у реки Толентино его войска были наголову разбиты, а армия превратилась в беспорядочную толпу беглецов. В это же время на юге Италии разгорелось восстание в пользу прежнего короля Неаполя Фердинанда. Подавленный и побежденный Мюрат возвратился 18 мая в Неаполь в сопровождении эскорта, состоявшего всего лишь из четырех польских уланов. Здесь он узнал, что неаполитанцы свергли его и, следовательно, король Иоахим-Наполеон больше не существует. Каролина встретила его жестокими упреками. В ответ на них совершенно опустошенный Мюрат только произнес: «Не удивляйтесь, что видите меня живым, я сделал все, что мог, чтобы умереть».