Вместе с тем многие источники свидетельствуют о том, что Кутузов не искал генеральной битвы под Москвой. Как уже упоминалось, он был сторонником изгнания Наполеона из России без излишнего кровопролития и человеческих потерь. Советский историк академик Е. Тарле писал по этому поводу: «Разница между Кутузовым и Барклаем была в том, что Кутузов знал: Наполеона погубит не просто пространство, а пустыня, в которую русский народ превратит свою страну, чтобы погубить вторгшегося врага. Барклай все расчеты строил на том, что Наполеон, непомерно растянув линию сообщений, ослабит себя. А Кутузов рассчитывал на то, что русский крестьянин скорее сожжет свой хлеб и свое сено и свое жилище, чем продаст врагу провиант, и что в этой выжженной пустыне неприятель погибнет».
Также генерал Клаузевиц вспоминал: «Кутузов, наверное, не дал бы Бородинского сражения, в котором, по-видимому, не ожидал одержать победы, если бы голос двора, армии, всей России его к этому не принудил. Надо полагать, что он смотрел на это сражение как на неизбежное зло. Он знал русских и умел с ними обращаться». Возможно, именно под давлением ряда обстоятельств Михаил Илларионович Кутузов принял решение дать генеральное сражение Наполеону.
Бородинское сражение, именуемое во французской историографии «la bataille de la Moskowa» – битва при реке Москва, произошло 24–26 августа (5–7 сентября) в районе села Бородино (находится в 124 километрах от Москвы). Главное командование соединенными русскими армиями осуществлял М. Кутузов, Великую армию возглавлял император Наполеон.
В начале сражения российские войска насчитывали около 150 000 человек (113 000–114 000 регулярных войск, около 8 000 казаков и 28 000 ратников ополчения) при 624 орудиях. Также в состав регулярных войск входили 14 600 новобранцев, приведенных генералом М. Милорадовичем. При этом считается, что Великая армия имела в строю около 135 000 человек при 587 орудиях.
Необходимо отметить, что численность обеих сторон на день сражения поныне вызывает дискуссии. Так, историк Богданович оценивает российские войска в 103 000 регулярных войск (72 000 пехоты, 17 000 кавалерии, 14 000 артиллеристов), 7 000 казаков и 10 000 ратников ополчения, 640 орудий. Всего – 120 000 человек. В мемуарах генерала Толя указываются следующие цифры: 95 000 регулярных войск, 7 000 казаков и 10 000 ратников ополчения, то есть всего под ружьем 112 000 человек, «при сей армии 640 орудий артиллерии». Таким образом, существующие данные относительно численности русской армии не слишком расходятся и определяются в пределах 112–120 000 человек.
Также, согласно данным маркиза Шамбре, перекличка, проведенная 21 августа (2 сентября), показала наличие в составе французской армии 133 815 строевых чинов (необходимо учитывать, что за некоторых отставших солдат их товарищи отозвались «заочно», рассчитывая, что те догонят армию). Однако это число не учитывает 1 500 сабель кавалерийской бригады дивизионного генерала Пажоля, подошедших позже, и 3 000 строевых чинов главной квартиры. Кроме того, учет в составе российской армии ополченцев подразумевает добавление к регулярной французской армии многочисленных некомбатантов (15 000), присутствовавших во французском лагере и по боеспособности соответствовавших русским ополченцам, то есть численность французской армии, таким образом, также возрастает. При этом некомбатанты входили в состав вооруженных сил, но их функции сводились лишь к обслуживанию и обеспечению боевой деятельности армии. При этом они имели право применять оружие только в целях самообороны. Подобно русским ополченцам, французские некомбатанты выполняли вспомогательные функции – выносили раненых, разносили воду и прочее.
Кроме того, в военной истории принято проводить различие между общей численностью армии на поле боя и войсками, которые были введены уже непосредственно в бой. Однако по соотношению сил, принявших непосредственное участие в сражении 26 августа (7 сентября) 1812 года, французская армия также имела численный перевес. Согласно энциклопедии «Отечественная война 1812 года», в конце сражения у Наполеона оставалось в резерве 18 000, а у Кутузова 8 000–9 000 регулярных войск (в частности, гвардейские Преображенский и Семеновский полки). Вместе с тем Кутузов утверждал, что в бой было введено «всё до последнего резерва, даже к вечеру и гвардию», «все резервы уже в деле».
Для оценки качественного состава двух армий обратимся к мнению участника событий маркиза Шамбре. В частности, он справедливо отмечал, что французская армия имела определенное превосходство, так как ее пехота состояла в основном из опытных солдат, тогда как в российской армии было много новобранцев. Кроме того, преимущество французам давало превосходство в тяжелой кавалерии.
Анализируя данные разведки, Кутузов оценивал силы противника в 165 000–195 000 человек и, соответственно, сознавал, что при отсутствии дополнительных резервов российская армия, скорее всего, вынуждена будет отступить с поля боя. Но, исходя из требования императора Александра I дать Наполеону сражение и заботясь о поддержании морального духа войск, он считал недопустимым уступить Москву без боя и отдал распоряжение найти подходящую позицию.
Наполеон рассматривал предстоявшую битву как долгожданное решающее сражение, которое наконец-то позволит ему выполнить две задачи: разбить российскую армию, к чему он стремился с начала кампании 1812 г., и «отворить ворота Москвы», где он надеялся заключить мир.
Таким образом, характер действий обеих сторон в бое определялся их целями: Кутузов ставил целью обороняться, а противник – наступать.
После приказа российского главнокомандующего о поиске удачного места для предстоящего генерального сражения началось рассмотрение соответствующих вариантов. Позиция для сражения именно на Бородинском поле была найдена помощником генерал-квартирмейстера соединенных армий полковником К. Толем и исполняющим обязанности начальника Главного штаба генералом Л. Беннигсеном. При этом именно Толь, который действовал от лица Кутузова, играл главную роль при выборе позиции, расположении и перемещении войск.
23 августа (4 сентября) Кутузов доносил Александру I: «Позиция, в которой я остановился при деревне Бородине в 12 верстах вперед Можайска, одна из наилучших, которую только на плоских местах найти можно. Слабое место сей позиции, которое находится с левого фланга, постараюсь я исправить искусством. Желательно, чтобы неприятель атаковал нас в сей позиции, тогда я имею большую надежду к победе».
Общая протяженность позиции по фронту составляла около 8 километров (между деревней Утица на левом фланге и деревней Маслово на правом). Исходя из характера местности преимущество получили оборонявшиеся на правом фланге, протяженность которого составляла около 5 километров. При этом условия защиты этого рубежа полностью соответствовали теории военного искусства того времени: линия сражения (фронт) и линия движения войск (директриса) пересекались почти под прямым углом, обеспечивая на этом участке наилучший способ противодействия неприятелю. Этот фланг располагался на высоком обрывистом правом берегу реки Колочи и надежно прикрывал новую Смоленскую дорогу – основную коммуникацию на Москву. Только по ней Кутузов мог отвести армию в случае неблагоприятного исхода сражения. Также оконечность правого фланга упиралась в реку Москву и была прикрыта густыми лесами. Это значительно уменьшало угрозу обхода войсками противника. Сильно всхолмленная местность перерезалась оврагами, по которым протекали речки и ручьи. Накануне сражения на правом фланге были возведены практически все запланированные укрепления, устроены засеки в лесах и густых кустарниках.
Таким образом, сочетание природных и искусственных препятствий почти полностью исключало возможность нападения неприятеля на правом фланге. Однако это также обрекало российские войска тут на пассивную оборону. Исходя из слов Сегюра, это прекрасно понимал Наполеон, который считал, что этот фланг «был столь же неприступен, как и не опасен».
По сравнению с правым, оборонительные возможности левого фланга и до сих пор вызывают определенные дискуссии. Сам Кутузов назвал его «слабым местом сей позиции» и рассчитывал укрепить его «с помощью искусства» (использовав инженерные сооружения), однако полностью осуществить эти намерения не хватило времени. Изначально планировалось, что обе русские армии расположатся поперек дороги, вдоль правого берега реки Колоча. Но квартирмейстерская часть не учла, что река, пересекая новую Смоленскую дорогу почти под прямым углом, затем резко меняет направление и тянется от Бородина вдоль дороги. Поэтому войска на левом фланге занимали позицию у деревни Шевардино параллельно движению противника.
Ключевым опорным пунктом левого фланга был Шевардинский редут. Высоты у местных деревень дополнительно усиливали эту позицию. Подобное построение при неудаче создавало угрозу «иметь путь отступления в косом направлении», удаленном от новой Смоленской дороги. Опасность также дополнительно усугублялась тем, что на расстоянии версты от оконечности левого фланга проходила старая Смоленская дорога, которая вела в тыл русской позиции: «Одно лишь продвижение вперед противника уже наполовину осуществляет обход, и путь отступления оказывается сразу под сильной угрозой».
На ошибку в изначальном расположении войск указывали некоторые генералы, среди них Беннигсен, Барклай-де-Толли. Кроме того, Ермолов отмечал: «На конечности левого крыла находился обширный и весьма частый лес, который от редута отделен был тесной долиной, – единственной для действий кавалерии на всем фланге. В некотором расстоянии позади левого фланга углублялся довольно крутой ров, затруднительный для переправы и сообщений». Исходя из этого, Багратион поставил в известность Кутузова и Беннигсена, «что в настоящем положении левый его фланг подвергали величайшей опасности».
Накануне сражения во время рекогносцировки Кутузов принял решение о перемещении левого фланга к деревне Семеновское (за Семеновский овраг, по дну которого бежал ручей, впадавший в реку Колочу). Все планировалось так, чтобы узкая лощина и ров оказались впереди бое