росит откуда-нибудь запах. Спасенья от него птицам нет, разыщет. А это он на ужин оставил, — сказал дедушка, показывая на кусок утки.
— Мы его убьём, — воинственно произнёс Витя, — Зачем он гнёзда разоряет?!
— Сейчас не стоит, шкурка на нём голая, вот уж зима придёт, изловлю непременно.
Покинув старую лиственницу, путешественники быстро добрались до края леса. Впереди, утопая в вечерних сумерках, лежал зелёный луг. Дедушка внимательно осмотрел его и, хоть и не заметил ничего подозрительного, предупредил ребят:
— Не шумите, может быть, кто поблизости ходит… — Они перешли луг и берегом реки добрались до скрадка.
— Садитесь и замрите, чтобы даже комар вас не заметил, — предупредил ещё раз дедушка Гордей. Расселись: слева Дима, посредине Витя, а дедушка полулёжа примостился в правом углу. В просвете скрадка была хорошо видна берёзовая роща, край луга и стена старого леса.
Медленно надвигалась ночь. В сумерках исчезали деревья и кусты. Сглаживались очертания далёких гор. Небо всё больше темнело, ярче разгорались звёзды.
Ребята прислушивались к тишине: не хрустнет ли близко веточка под тяжёлыми лапами зверя, не зашумит ли трава.
Вдруг долетел не то стон, не то вой. Ребята насторожились.
— Боо-у… боо-у… боо-у… — продолжало доноситься.
— Выпь подружку зовёт… — прошептал дедушка, бросив взгляд на реку.
И снова наступила напряжённая тишина,
— Трррр-трр-трррр… — затянул козодой, бесшумно появившись у края берёзовой рощи.
На солонцы никто не приходил. Всё чаще закрывались глаза.
Вдруг в глубине рощи мелькнула серая тень. Все замерли. Дима почувствовал, как часто забилось у него сердце.
Вот снова всколыхнулась трава, и кто-то встал свечой.
— Видишь, видишь, — шепнул Витя, сильно толкая дедушку Гордея локтем.
Тот поймал его за ухо, потрепал легонько, на этом «разговор» закончился.
Серая тень зашевелилась, прыгнула раз, другой… У толстой берёзы она остановилась и, пугливо оглянувшись, припала к лунке с солью.
Теперь Витя и Дима ясно видели силуэт зверя, слышали чавканье.
— Заяц, — шепнул дедушка.
Ребята удивились. Таким большим показался он им ночью. Посторонний звук, почти неуловимый для слуха дедушки и ребят, заставил зайца насторожиться. Заяц мгновенно поднялся на задние лапы и, замирая, прислушался. Но звуки не повторились, и он снова припал к лунке.
Над рощей показалась луна. Медленно выплывала она, освещая землю холодным светом. Бледные лучи, пробравшись сквозь листву, осветили солонцы. Теперь ребята ясно видели, как заяц, подняв морду, с наслаждением шлёпал губами, взбивая в пену солёную слюну. Витя и Дима, напрягая зрение, старались рассмотреть его. Ноздри и уши у зайца всё время шевелились.
Большие и круглые глаза беспокойно поглядывали по сторонам.
Вдруг он отскочил и, приподнявшись на задние лапы, посмотрел, в сторону леса. Ребята тоже повернулись туда. На зелёной глади луга никого не было видно. Однако заяц ещё больше насторожился и даже сделал два прыжка от солонцов, да так и застыл, повернув голову к лесу. А на клеверную поляну, метрах в десяти от скрадка, выскочил бойкий зайчонок. Он торопливо осмотрелся и исчез в траве. Но сейчас же появился в сопровождении уже трёх таких же шустрых малышей, как и он сам. Увидев на солонцах себе подобного, зайчата все разом встали на задние лапы и застыли в такой позе.
Взволнованные юные натуралисты продолжали наблюдать.
Около маленькой берёзки колыхнулась трава. Никто из зайчат не пошевелился, не оглянулся. Когда возле них появилась старая зайчиха, бойкий зайчонок вдруг оглянулся, как бы спрашивая: «свой?», и смело запрыгал, подбрасывая зад.
А остальные зайчата набросились на зайчиху, они преградили ей путь и явно принуждали прилечь и покормить их. Но зайчиха упорствовала, мотала головой.
Заяц всё ещё стоял у солонцов. Он с явным любопытством следил за малышами, но стоило зайчихе приблизиться, как он подскочил к ней и, загородив проход к лунке, встал на задние лапы. Зайчиха тоже поднялась и быстро-быстро замахала передними лапами, как бы пытаясь ударить зайца по мордочке.
— Дедушка, да ведь они по-настоящему дерутся! — захлебываясь от восторга, шептал Дима.
Дедушка Гордей, улыбаясь, кивал головой.
После необычного упражнения старая зайчиха полизала лунку; полакомились солью и малыши,
Никто из них не заметил скрадка. Но долго оставаться на открытом месте было опасно.
Ночью всюду враги шныряют хитрые и ловкие. Вот почему старая зайчиха решила скорее убираться от солонцов. Следом за ней тронулись и остальные. Срывая по пути листочки, они оставляли на траве мазки солёной слюны.
— Дедушка, почему зайчата не заступились за мать и не набили зайца? — спросил Дима.
— Это может быть и не их мать.
— Как не их?
— А так! Зайчат кормит не только мать, но и другие зайчихи. Сообща выкармливают малышей, — ответил дедушка Гордей.
— Разве так бывает?.. — допытывался Дима.
— Значит бывает. К примеру сказать, бежит зайчиха по лужайке, видит — зайчата играют, не свои, чужие, возьмёт и угостит их молоком!
Может быть она не различает, где свои, где чужие, всех и кормит.
Стоял тот глубокий час ночи, когда особенно хочется спать и когда необычно тихо бывает вокруг.
— Вздремните немного, а я посижу, — предложил старик.
— Если кто-нибудь придёт, ты разбуди нас, — просил, завёртываясь в одеяло, Витя.
Дедушка следит за берёзой. Он кого-то ждёт. Но голова его всё больше тяжелеет, всё чаще обрываются мысли. Ещё несколько мгновений борьбы. И вот дедушка Гордей, склонившись к ребятам, тоже спит.
За краем леса спряталась луна.
…Около старой засохшей лиственницы слышится осторожный шорох. Он доносится от молоденькой сосенки. Это колонок разыскивает спрятанный кусок утки. Кто посмел выбросить его похоронку из-под колоды? Кто утоптал мох? Зверёк прислушивается, передвигается неслышно, то замирает, то, приподнимаясь, всматривается в темноту. А запах утки всё сильнее раздражает, манит колонка. Он ползёт, глаза горят злобой, мечутся по сторонам. Вот он вытянул шею, прислушался — и в два прыжка оказался возле колоды. Схватив кусок утки, потащил его в лес, и всё стихло.
Осторожно появляется около лиственницы косуля.
Осмотрелась, обнюхала воздух, прислушалась и, не двигаясь с места, стала щипать траву. Только после этого на лужайку выскакивают два телка. Они бегают, друг за другом, прыгают, но далеко от матери не уходят.
Срывая верхушки сочной травы, косуля медленно подвигалась к лесу.
Вдруг она остановилась, с каким-то беспокойством обнюхала объеденный листочек. Острое чутьё зверя уловило запах соли. Его оставила зайчиха, которая пробегала тут в полночь. Ещё какую-то долю минуты косуля стояла, всматриваясь в темноту, потом вместе с телятами бесшумно побежала по обратному следу зайчихи.
На востоке уже нарождался день. Из-за далёких гор надвигалась чуть заметная полоска света. Лес просыпался.
— Пить-пойдём… пить-пойдём… пить-пойдём… — кричал звонко перепел.
Пробудился и коростель.
— Трр… трр… трр… тр… — тянул он долго и однообразно.
Подали свои голоса и жители далёкого болота. То прорвётся голос журавля, то гнусавый крик чибиса:
— Чьи-вы… чьи-вы… чьи-вы…
Косулю эти звуки предупреждали, что ночь на исходе и нужно торопиться. Лёгкими прыжками животное продвигалось вперёд. Рядом с матерью бежали черноглазые телята. Они иногда останавливались и, вытягивая свои маленькие мордочки, прислушивались. Им нужно было приучиться распознавать опасные звуки.
— Уху… уху… — прокричал громко филин, увидевший зверей.
Мать остановилась, а телята, подбежав к ней, стали испуганно поглядывать в сторону леса.
— Уху… уху… — донёсся оттуда неприятный крик ночного хищника.
Через несколько минут косуля оказалась на солонцах. Заячий след не обманул её. Она припала к лунке и жадно ела землю, пропитанную солью. Но чем глубже становилась лунка, тем больше мешали корни берёзы. Косуля била по ним копытами, стараясь расширить проход.
Эти-то удары и разбудили дедушку Гордея.
Он приподнялся и осторожно выглянул из скрадка.
— Проснитесь, слышите, — будил он шёпотом ребят, — звери пришли на солонцы, с фартучками.
Витя и Дима проснулись.
— Тихо… — предупредил их старик и пригрозил пальцем.
Ребята припали к щели скрадка.
Сквозь поредевший мрак ночи яснее обозначались деревья.
Телята носились вокруг солонцов или, подбежав друг к другу, становились на задние ноги и угрожающе трясли своими маленькими головками. А мать, наевшись соли, долго чмокала губами. Пощипывая траву, она подходила совсем близко к скрадку, Тогда натуралисты хорошо различали её чёрные глаза, любовались тоненькими ножками, золотистым цветом летней одежды. Лёгкий ветерок отгонял вниз от скрадка запах человека, и животное спокойно кормилось.
А заря все больше и больше разгоралась. День ещё не начался но небо, лес и луг были уже залиты тем мягким светом, который предшествует появлению солнца. Воздух в эти минуты приобретает хрустальную прозрачность, а звуки — необычную чистоту.
Но вот телята захотели есть. Они подбежали к матери, один справа другой слева, и, опустившись на коленки, стали сосать молоко. Ребята видели, как усердно они взбивали мордочками вымя.
Вдруг все разом всполошились. То ли уловили посторонний звук, то ли набросило запах врага. Звери, приподняв головы, посмотрели в сторону болота.
— Бэк… бюк… — раздался предупредительный крик косули.
Мгновение, и животные, сверкая белыми фартучками, уже мчались по берёзовой роще.
Дедушка вскочил и долго присматривался, пытаясь угадать, кто спугнул косуль. Его лицо вдруг стало серьёзным, глаза застыли на каком-то предмете.
Ребята тоже повернулись к болоту.
На фоне зелёных кустов виднелась серая точка. Она несколько минут оставалась неподвижной, затем медленно скрылась в береговых зарослях.