— А-ууу-ю… — тихо протянул дедушка Гордей.
Насторожились и, напрягая слух, ждали. Где-то позади глухо откликнулось эхо. И опять — молчание.
— А-ууу-ю… — повторил ещё тише старик.
Из вершины лога донеслось что-то неясное: не то вздох, не то писк. Дедушка пальцем предупредил ребят, чтобы они затаились.
— И-у… — повторилось коротко и робко.
— У-юю… и-уу… — теперь уже ясно донёсся волчий голос. К нему присоединились другие голоса, такие же безрадостные, заунывные. По логу, нагоняя страх неслась тоскливая песня.
Но вот нестройный звук оборвался, и наступила тишина, немая, глубокая.
Дедушка Гордей схватил ребят за руки и потащил их обратно.
На опушке леса остановились. Старик прислушался.
— Не догадались бы звери… — произнёс он и, повернувшись к вершине лога, долго смотрел в мутную даль.
Через час натуралисты были на пасеке. Дедушка разжёг костёр, и пламя мерцающим светом озарило шалаш, опустевший улей и Жучку. Ребята быстро пришли в себя. Никогда такой величественной не казалась им природа, как в эту лунную ночь, и ничего более отвратительного не слышали они в жизни, как этот ночной концерт голодных волков.
— Ну как, ребята, довольны охотой? — спросил дедушка Гордей, вешая на огонь чайник.
— Почему же мы ушли? — спросил Витя.
— В таком деле, внучек, спешкой можно всё испортить. Главное мы сделали, нашли, в каком логу волчата. Теперь точно определим, где нора, и устроим настоящую охоту.
— Только ты, дедушка, как всегда, начнёшь откладывать, то некогда, то подождём, а волки уйдут, и охота сорвётся, — беспокоился Витя.
— Своё дело не бросишь, но и волков надо истребить, иначе житья никому не дадут, — ответил старик, вставая. — Спокойной ночи!
Был поздний час. Одинокая луна, поднявшись к зениту, лила на поляну и лес нежносеребристый свет.
Выстрел
Проснувшись утром, юные натуралисты узнали, что дедушка Гордей уже куда-то уехал. Это их встревожило. Дарья Петровна отвечала коротко:
— Что он мне, подчинённый, что ли?! Не докладывал, сел на Воронко да и уехал.
Ребята бросились под навес, где обычно висело ружьё, но там-его не оказалось.
Таинственный отъезд испортил настроение.
Завтракали без аппетита.
— Я пойду к чечевицам, может быть они выбросили подкидыша. А ты сторожи, как покажется дедушка Гордей — свистни, только погромче, чтобы я услышал, — сказал Дима, внимательно посмотрев на дорогу.
К сосне теперь шла тропинка, проторённая натуралистами. Дима забрался в скрадок.
Подкидыш заметно вырос, слегка оперился. Ямки на спине у него не осталось. Теперь он занимал всё гнездо. Чечевицы не догадывались, что кормят чужого птенца. Птицы то и дело появлялись у гнезда с кормом в клюве, но накормить досыта птенца не могли. Он требовал пищи не только у своих приёмных родителей, но и у чужих птиц. Появится ли у гнезда зяблик, синица, пролетит ли мимо горлинка, он, как побирушка, откроет рот и просит положить что-нибудь.
«Кто же этот странный-птенец, завладевший гнездом?» — раздумывал Дима, наблюдая за подкидышем.
Вдруг свист…
Дима спустился с дерева и во весь дух побежал к пасеке.
Дедушка Гордей отпустил Воронко, присел на скамеечку рядом с калиткой и сказал:
— Дело, ребята, предстоит серьёзное. Разыскал я волчью нору. Только не знаю, брать вас или нет в засаду. Боюсь, напугаетесь.
Ребята обиделись,
— Ладно, ладно, пойдём все… — успокоил ребят старик, исчезая за калиткой.
Задолго до вечера все собрались под навесом. Дедушка достал патронташ, баночки с порохом и картечью; пыжи, мерочки и другую мелочь, так приятно волновавшую юных охотников. Старик надел очки и, усевшись на стульчик, погрузился в работу. Он выбивал старые капсюли, насыпал порох, укладывал картечь. Ребята, облокотившись на стол, следили за дедушкой Гордеем с каким-то затаённым наслаждением. Теперь они верили, что охота будет настоящей, а может быть даже и опасной.
— Вот — одному гостинец… это — другому… а вот это — третьему, — говорил дедушка Гордей, укладывая в патронташ заряженные гильзы.
Солнце уже клонилось к горизонту. Пурпурным румянцем зардела вершина леса. В надвигающихся сумерках исчезли тени деревьев, расплывались контуры гор, Воздух свежел, насыщаясь ароматом цветов.
Тихо скрипнула калитка: с пасеки выходил дедушка Гордей с ребятами. У дедушки через плечо было перекинуто скрученное по-солдатски одеяло; подмышкой он держал телогрейку. Витя, с достоинством охотника, нёс ружье, а Дима был перепоясан патронташем, из которого выглядывали медные гильзы. Патронташ был большой, и парнишка принуждён был держать его рукою. За плечами у них были рюкзаки.
Натуралисты свернули с дороги в сторону и, миновав широкую полосу кустарников, остановились.
Где-то близко прожужжал запоздавший комар, пискнул дрозд, поудобнее устраиваясь на ночь.
— Откашляйтесь, ребята, подтянитесь, а когда к логу подойдём, — чтобы сами себя не слышали. Упаси бог заметят, всё тогда пропадёт, уйдут… — предупредил дедушка Гордей. Витя и Дима молча кивали головами. От волнения у них — захватывало дыхание, стыло тело.
— Тут чаща, не отставайте, — предупредил старик и зашагал к лесу.
Через час стемнело. Одни обитатели леса спрятались в норах, в дуплах, под листьями или в складках коры, другие нашли приют на ночь в густой чаще.
Жизнь замерла. Но вот…
— Уху… уху… — властно прокричал на краю леса филин.
Этот крик, как бой часов, оповещает всех о том, что ночь — вошла в свои права, И сейчас же на смену уснувшим обитателям стали выползать другие, те, кто бесшумно ходит по чаще, кто неслышно летает, чьи глаза лучше видят в темноте,
— Ху-ху-ху, — послышались вздохи совы, уже вылетевшей на охоту. Вот промелькнула серая тень и замерла. Это волчица вышла на охоту. От её глаза ничего не ускользало: справа качнулась былинка под тяжестью выпавшей росы, и взгляд волчицы замер на ней. Уши тоже «ощупывали» пространство. Сорвётся ли засохший листик где-то на берёзе, и зверь насторожится — не донесётся ли оттуда ещё шорох.
Взошла луна.
В это время на лужайку около засохшей лиственницы выскочили зайчата.
А волчица терпеливо стояла на пригорке. Хищник уже терял надежду раздобыть что-нибудь.
Вдруг волчица повернула голову вправо, чуть присела, вытянулась и замерла, готовая броситься и придушить жертву.
Это с лужайки донёсся писк разыгравшихся зайчат. Вот снова писк…
Волчица спустилась с пригорка. Бесшумно подобралась к кромке леса и прислушалась.
С опушки налетел еле уловимый ветерок, и волчица потянула в себя воздух. Запах зайчат взбудоражил её. Она отступила на шаг, обошла колоду и, вытянувшись во всю длину, поползла по папоротнику.
Под тяжёлыми лапами хрустнула веточка. Зверь замер, прижавшись к земле. Стихли звуки и на опушке. Но через минуту оттуда снова послышался шорох.
Волчица с ещё большей осторожностью проползла вперёд и, добравшись до толстой пихты, выглянула.
Три сереньких зайчонка упражнялись в прыжках. Они так увлеклись игрой, что даже забыли про осторожность. Иногда они все сразу подбегали к ёлочке и, поднявшись на задние лапки, замирали с приподнятыми к ней мордочками. Усы и ноздри у них беспрерывно шевелились, будто что-то нашёптывали зайчики ёлочке.
Волчица бесшумно вытянула передние лапы, пропустила далеко вперёд под себя задние и, приподнявшись, замерла, выжидая момента.
Зайчата разыгрались. Один из них, самый забияка, сбил с ног другого, перепрыгнул через третьего и пустился наутёк. Не успел зайчонок прыгнуть, как был схвачен волчицей. Он поднял такой крик, что все жители леса проснулись. Чтобы он не кричал, волчица придавила его зубами.
Через минуту она уже пробиралась по лесу. Она несла зайчонка за загривок так осторожно, будто это был её детёныш. А тот от страха еле дышал. Каждый волосок его дрожал.
Выйдя на опушку, волчица недоверчиво покосилась на пасеку и бесшумно исчезла в чаще.
Короткая ночь была на исходе. За краем леса небо уже побелело.
Волчица пробиралась к дальнему логу. Не слышно было ни поступи её тяжёлых лап, ни шелеста травы. Она торопилась.
Добравшись до бровки оврага, остановилась в тени ольховника. Насторожённым взглядом хищник «прощупал» широкое дно лога, склоны его, изрезанные промоинами и обросшие бурьяном. Только убедившись, что всё спокойно, волчица вышла из тени и стала спускаться в лог…
А под яром, там, где густо оплёл кусты хмель, волчата ждали с добычей мать. Ждали давно. Голод мучил щенят. Иногда они даже выскакивали наружу, хотя мать не разрешала им покидать логово.
Но вот послышался шорох. Из кустов показалась голова волчицы с зайчонком. Она положила зверька на землю и стала толкать его носом, как бы помогая встать.
Один волчонок схватил его за ухо и поволок в кусты; второй бросился отнимать. Завязалась драка. И в этот момент раздался выстрел. Волчица высоко подпрыгнула, перевернулась в воздухе и, отбросив хвост, распласталась на земле. А волчата в страхе бросились в нору.
Из кустов, нависших над яром, сначала вышел дедушка Гордей, а потом выглянули и Витя с Димой.
На дальнем озере
Уехала в колхоз с мёдом Дарья Петровна. Дедушка Гордей давно уже скосил траву на поляне около шалаша. Отцвели многие цветы.
— Дедушка, скоро нам уезжать, а когда же на озеро пойдём? Ты только обещаешь… — говорил Витя за завтраком.
— Мне и самому, внучек, охота туда сходить, да время всё нет. Хороши же там караси, золотистые, во всю сковороду, клюнет так уж клюнет, не то, что наши пескари. А перед вашим приездом пошёл я на озеро рыбачить, смотрю — на нём трелист помят, вода мутная, утки испуганные носятся вокруг. В чём дело, думаю? Походил по берегу, нигде никого. Так и не узнал, кто воду помутил.
— Чего же ты нам раньше не сказал об этом, мы бы давно сходили сами.
— Я, наверное, сегодня спутешествую туда, — сказал дедушка, отрезая от булки ломоть хлеба. — А уж завтра, ежели вёдро будет, пойдём, с ночёвкой. Договорились?