Отец Владимира Михалыча уже писал в анкетах приятную глазу кадровика правду: «Сын большевика с семнадцатого года».
Это открывало смышленому курносому пареньку с угреватыми щеками и невинными голубыми глазами многие двери. Он выбрал двери, ведущие в светлое будущее. И не прогадал.
С чаевых в тестовском трактире отец скопил немало денег. И не только скопил, но и сохранил для сына в схроне, который устроил в деревенском доме предков в деревеньке Сидоровка под Ярославлем. Он вовремя перевел ассигнации в камушки и золото. Сыну такие деньги, конечно, и не снились. Начинал он трудовую деятельность на заводе резиновых изделий №4 в экзотической специальности примерщика. Паренек был терпелив и настырен. Он ждал своего часа. И дождался.
Хорошие деньки были поздней осенью 1941-го. Москва бежала, Москва горела, Москва мародерствовала. В свою смену рядовой милиции Сидоров расстреливал мародеров, а в короткие часы досуга, отводимые для сна, под предлогом посещения больной матушки спокойно и планомерно прочесывал квартиры в наиболее солидных домах в центре под дикие стоны сирен и громкие хлопки взрывов.
– Ну, народ… – удивлялся Сидоров. – До чего прост и наивен. С собой в эвакуацию забрали только одежду и еду. А ценности – вот они. Конечно, крупные ценности – антиквариат, мебель – он брать не решался. Поймают свои же и шлепнут. Но камушков и золота, если хорошо поискать, – бери не хочу… Он хотел. И брал. Потом режим стал строже, и он не стал рисковать. И так набралось порядочно. Пока не было времени съездить в Сидоровку, держал все свое богатство в другом схроне, устроив его в подполе районного отдела милиции. Служил толково. Особенно ему удавались раскрытия тайных врагов, шпионов разных иностранных разведок, притворившихся простыми советскими гражданами. После задушевного разговора с молодым милиционером они безропотно давали показания. Милиция была частью большой и солидной организации – НКВД. Так что все эти дела ему зачитывались. В БХСС тоже дела шли на лад. По той же методике. Если бить сильно и долго, в памяти восстанавливается и то, чего не было. В схроне росло количество золотых дутых браслетиков, часиков, колечек, перстеньков. Иногда с камушками. Правда, не сравнить с теми, что нареквизировал отец в первые годы советской власти.
Но однажды ему сказочно повезло.
Их отдел БХСС проводил обыск в Мытищах. Хозяин квартиры держался нагло, грозил пожаловаться самому Руденко. Берия был недавно расстрелян. И у многих в их ведомстве в словах и поступках сквозила некоторая неуверенность.
Бить не решались.
А без давления хозяин все отрицал и наворованное у народа добро сдавать отказывался. Раскрыть же дело было крайне важно. Позднее такие дела будут называть «резонансными», то есть находящимися в центре внимания средств массовой информации и начальства.
Пригласили понятых. Продолжили обыск. Хозяин курил и матюгался. Капитан Сидоров, руководивший обыском, терял терпение. Руки чесались… Агент, в точности информации от которого капитан Сидоров не сомневался, дал чистую наводку – у этого «писателя», что грозил написать самому Руденко, где-то здесь были спрятаны 20 неучтенных женских шубок из модного после войны котика. Что казалось Сидорову вполне логичным, поскольку нервный хозяин до последнего времени служил начальником охраны мехового комбината. А что охраняешь, то и имеешь – это была железная сидоровская философия.
За годы службы в милиции Сидоров стал большим психологом. По перекошенной роже шубного охранника чуял – шубы здесь. Дом обыскали до кирпичика. Хозяин лишь зубами скрипел. А стали стены сарая крушить – завыл. Тут и понял Сидоров: фарт пошел. И точно – нашли шубейки в тайнике между стен сарая.
Ему бы Сидорову на том обыск и закончить: что искали, то и нашли. Крути, Сидоров, дырку в гимнастерке. Ему бы ночью сюда вернуться (хозяин и его жена уже в кутузке бы ночевали), и поискать самому главный схрон: у такого хитрована наверняка такой должен быть.
Но… Черт попутал. Награды захотелось.
– Ищите дальше, – приказал он хриплым от азарта голосом.
Кто ищет, тот всегда находит. Схрон оказался под стыком стен сарая. А в нем – молочный пятилитровый бидон, набитый деньгами.
Был у Сидорова второй раз шанс остановиться. А он хрипит:
– Ищите дальше.
В другом углу под стыком стен – литровая стеклянная банка, обернутая ветошью. А в ней – камушки. Бриллианты, сапфиры, изумруды, рубины…
Тут Сидоров растерялся. Бойцов с хозяевами и бидоном ассигнаций отправил в райотдел, а сам позвонил из райотдела начальству, на Петровку.
Там полковник внимательно посмотрел на свет банку с камнями и, упершись взглядом в переносицу Сидорова, тихо спросил:
– Считали?
– Изъяли с понятыми. Но я решил, что считать и оценивать лучше у вас. Тут специалисты. А шубы – в отделении. И бидон с ассигнациями.
– Ну и хрен с ними…
– А что теперь?
– Поедем в Тверь, – хохотнул полковник.
– Зачем? – растерялся Сидоров.
– Шутка, – успокоил начальник наивного капитана.
Ехать пришлось недалеко.
На Старую площадь.
В приемной весьма высокопоставленной бабенки полковник оставил Сидорова под присмотром кареглазого, с озорной улыбкой референта и юркнул за обитую коричневой кожей дверь.
Капитан Сидоров огромным усилием воли минут десять сдерживал страх и непреодолимое желание помочиться.
– Молодец, Сидоров, – сказал полковник, притворив за собой кожаную дверь. – Благодарность в приказе, отметят по партийной линии и, вполне возможно, награда – когда подсчитают прибыль в доход государства.
– А когда подсчитают?
– Когда надо, тогда и… держи, – он протянул старый потертый портфель.
Прибыв в отделение и закрывшись в кабинете, Сидоров достал банку и посмотрел на свет.
Бриллиантов в ней заметно поубавилось.
В камнях, благодаря разговорам с батюшкой и изучению схрона в Ярославской области, он разбирался.
Две трети банки занимали небольшие бриллианты. Сверху лежали три рубина: один очень большой, даже не верилось, что настоящий, и рядом – два поменьше.
«Ну, коли специалистам рубины не глянулись, – решил Сидоров, – так и не надо щи с мухами мешать».
Банку с бриллиантами он сдал по инстанции. А рубины оставил себе. Поди докажи в такой ситуации – кто, что, сколько и почем. Тем более, что вскоре полковник стал комиссаром милиции третьего ранга, а Сидорова премировали месячным окладом.
А он не в обиде. Рубины, он проверял, самые настоящие. Антиквар и ювелир Соломон Израилевич Рутгайзер лично подтвердил. Перед тем как по этапу пойти. Он был дока, ему Сидоров верил как себе…
Глава шестнадцатаяПрофессор Милованов-Миловидов
– Итак, вернемся к нашим баранам, в смысле – рубинам, – почему-то шепотом сказал своему отражению в зеркале Юрий Федорович.
Усилием недюжинной воли он пытался выстроить свое представление о взаимосвязи рубинов в наметившейся композиции, но у него ничего не получалось.
«Хорошо, – сказал он себе, – будем фиксировать камни по основным показателям – размер и цвет. Потом из них отберем «исторические рубины», то есть те, за которыми тянется хвост легенд – упоминания в мемуарах, письмах, документах. И соответственно, изображения которых могут присутствовать в иллюстративных источниках…»
Он вспомнил, как ему звонил заместитель руководителя президентской администрации Котин. Все, кому надо, знали, что он – человек Осины. Знали и делали вид, что так и надо. Ну и ладушки, соблюдаем правила игры.
Разговор с Котиным был краток.
– Юрий Федорович?
– А вы ожидали услышать по этому телефону кого-то другого?
– Ну зачем так… Сегодня вы всем нужны. На сегодняшний день вы – необходимое звено, объединяющее противоборствующие кланы.
– Если вы имеете в виду мою роль третейского судьи криминального мира, то…
– Все мы знаем, что настали новые времена, и Командира не все воспринимают как оракула, изрекающего истины в последней инстанции.
– Тогда о чем речь? У меня ипостасей много… И вопросов много…
– У всякого вопроса есть цена. Есть цена любви, есть цена ненависти.
– Ваш друг-олигарх хочет вернуться на историческую родину? Причем на белом коне?
– Не обязательно – на коне, можно на белом самолете…
– Хотите прощупать, что с ним будет, когда он из белого лайнера выйдет в белом костюме?
– Ну, к этой теме мы еще вернемся… На моей должности каналов для получения эксклюзивной информации более чем достаточно.
– А звоните старому профессору…
– Звоню не потому, что вы старый, а потому, что профессор.
– Ясно, нужна профессиональная информация, причем срочно – иначе бы назначили рандеву на нейтральной территории, как обычно, в итальянском ресторанчике «У Марио».
– Мечтаю там с вами снова пообедать. Надеюсь, найдем вечные, а не сиюминутные темы для дискуссии.
– Что за сиюминутная тема возникла в вашем почтенном ведомстве?
– Не столько в ведомстве, сколько в моей голове. Речь идет о рубинах.
– Слушаю, – не выдав удивления, сказал профессор.
– Скажите честно, по вашему ощущению, какой из драгоценных камней обладает наибольшей энергетикой?
Милованов-Миловидов отхлебнул холодного зеленого чая. Чтобы оправдать паузу, пояснил:
– Извините, чаю отхлебнул, горло сохнет.
– Вы ж курить бросили…
– А у меня не от курения, от диабета. Так значит, жена попросила подарок, а заботливый муж думает, как бы соединить приятное с полезным?
– Примерно так.
– Примерно, это значит – не обязательно жена…
– Итак? – собеседник не хотел отвлекаться на шутки.
– Вам коротко или с примерами?
– Сейчас – коротко. Хочу получить конкретный ответ на конкретный вопрос.
– Рубин.
Сказал и подумал – этого не обманешь, все равно раскопает.
– Пример?
– Можно – литературный?
– Можно.
Профессор тянул время, пытаясь понять игру и ту степень откровенности, которую он может себе позволить, не сливая стратегической информации.