Комендант быстро увеличивал набор «фамильных» драгоценностей.
Иоанн видел, как «поселенцы» задабривали его челядь, добиваясь частых встреч и через эти встречи – все большего влияния на него.
Какая разница, кто из них покажется ссыльному более интересным? Никакой, если рассматривать Иоанна VI как низложенного Елизаветой императора.
А если увидеть в нем будущего императора, у которого не меньше законных прав на престол, чем у дочери полковой маркитантки Елизаветы – «дочери Петpa», ворвавшейся на российский престол на штыках пьяных гвардейцев…
Интриги, интриги…
Под воздействием умных книг и бесед с весьма образованными людьми из заморских стран был у Иоанна чрезвычайно развит особый тип логического мышления, который вырабатывается от книжного образования. В большом деревянном доме, в котором Иоанн жил после отъезда родственников, было немало икон в красном углу, картин, портретов на стенах. Комендант попытался значительно сократить их число: на многих портретах Брауншвейгской династии были изображены атрибуты императорской власти. Мало ли какая сволочь доложит матушке Государыне Елизавете Петровне, что «брауншвейгцы» кичатся своим недолгим пребыванием на российском престоле? Но то ли эта мысль пока никому в голову не пришла, то ли Елизавета к этим шалостям была снисходительна…
В самой большой комнате висели портреты Анны Леопольдовны и младенца Иоанна, писанный еще в короткую бытность его императором, о чем и говорилось в надписи по низу холста. В детстве у императора было курносое приятное лицо, на лоб спускались густые соломенные волосы.
На более позднем портрете была изображена правительница Анна Леопольдовна с императором Иоанном VI Антоновичем. В правой руке у него скипетр, за спиной же виднеется императорская корона, словно бы временно снятая с золотистой головы императора и ожидавшая своего часа.
А вот и загадка. Странная картина висела в большой спальне Иоанна. На ней он был изображен в младенчестве: лежит в люльке, глядя на окружающих его муз и богинь, воплощающих таланты наследника. Фемида же, слева от колыбели, лукаво подглядывает из-под сползшей повязки, словно взвешивая на весах шансы младенца Иоанна на долгое и спокойное правление.
Самое же неожиданное было то, что между гербами Брауншвейгской династии, прямо над двуглавым орлом российского самодержавия был изображен большой глаз, смотрящий на Иоанна. Глаз был голубой, а зрачок ярко красный, вызывавший сравнение с яхонтом.
Пять лучей, идущих из глаза, достигали тела Иоанна.
Глаз был помещен в треугольник, а тот – в пентаграмму.
Самой же крамольной Иоанн считал гравюру, помещенную в багетную раму.
На ней был изображен он, Иоанн, в профиль, в греческой тунике, густые соломенные волосы сдерживала простая повязка. У портрета, с точки зрения Иоанна, было одно достоинство: надпись мелким рукописным шрифтом помещена так, что текст почти закрыт нижней планкой рамы. Надпись же была: «Иоанн VI, Императоръ и Самодержецъ Всероссiйский».
Если бы о наличии столь далекой от хода исторических событий претензии стало известно Елизавете Петровне, жди гнева и неприятностей. Но портрет висел в проходной комнате между гостиной и «кабинетом» Иоанна, в глаза никому не бросался, любителей искусств при дворе низложенного императора не находилось… Интриганов и доносчиков было в избытке – а вот надо же… Может, и доносили, да посмеялась лишь дочь Петра, уже сполна и навсегда добившаяся того, о чем мечтала.
Каково же было удивление Иоанна, когда английский путешественник, чей корабль потерпел крушение на подходе к Архангельску, привез к нему в Холмогоры пять монет с изображением его, Иоанна, лика.
Изображение на монетах и даже надпись точно соответствовали изображению и надписи на гравюре, висевшей в проходной комнате.
Иоанн испугался. Лорд, однако ж, его успокоил:
– Монеты чеканены в те месяцы, когда вы (слово «Государь» он избегал, как и словосочетание «ваше величество») были императором. Стало быть, все верно.
– Но, сударь, извольте обратить внимание: я был императором, увы, короткое время в младенчестве. На портрете же и на монете изображен человек никак не меньше двадцати лет… В чем сей парадокс?
– В том, благослови вас Господь на долгую жизнь и благие дела, что пути Господни неисповедимы, – туманно отвечал английский вельможа.
Появление монеты совпало еще с одним событием в монотонной жизни сидельца.
Настоятель холмогорской церкви Успения Пресвятой Богородицы отец Мисаил выписал знатного мастера иконных и парсунных дел из Тобольска с целью писания большой иконы для алтаря храма.
Был ли это Иван Никитин[1], которого освободила из сибирской ссылки матушка Анна Леопольдовна, Иоанн так и не узнал. Три недели, что автор знаменитого алтаря в Тобольске писал образ, Иоанн пролежал в лихорадке, а когда выздоровел и пришел в храм, был поражен сходством Богоматери с Анной Леопольдовной, а младенца Иисуса – с собой в детстве.
Впрочем, чтобы заметить это сходство, нужно было поместить рядом икону и парный портрет, что в голову никому, естественно, не пришло.
Так и осталось это тайной – как и многое другое, связанное с Иваном Никитиным.
Иоанн полагал, что художник, по навету отправленный в ссылку во время правления Анны Иоанновны, в благодарность за подаренную свободу создал столь странную икону.
Однако обвинить его в святотатстве никто б не решился: слишком условным было это сходство.
У иконы были и другие таинственные особенности.
Она повторяла традиционную композицию мадонны с младенцем Иисусом. Но если на двойном портрете все было ясно – Анна Леопольдовна на момент писания портрета была правительницей России, и короне Российской империи не возбранялось маячить над головой младенца, то на иконе браслет с крупными рубинами на руке Богоматери выглядел как рискованный намек на право Иоанна на престол.
Еще более странным Иоанну, неплохо знавшему историю, было увидеть на иконе украшающий одеяние Божией Матери знак христианского ордена госпитальеров иерусалимский крест. Позднее дружба с князем Патрикеевым, графом Чижевским и князем Миловановым-Миловидовым помогла Иоанну многое понять в загадках ордена.
Он помнил, как в далеком уже 1764 году ворвался в его камеру в Шлиссельбургской крепости безумный Мирович.
– Государь, вы свободны!
И тут же был пронзен шпагой начальника караула.
Попытка окончилась неудачей. Теперь окровавленная шпага начальника караула и палаши караульных направлены на него. Вот и смерть.
Но что это? Падают со стоном его убийцы. На пороге камеры князь Патрикеев и граф Чижевский.
– Правь нами, император Иоанн!
И он правил. Шесть лет. Потом, в 1770-м, вдруг пропали его друзья и советники – Патрикеев и Чижевский. Обратный заговор вновь привел на престол Елизавету, а его – сюда, в камеру Шлиссельбургской крепости. В ту камеру, в которой он уже провел много лет. Ирония судьбы. Возможно, Елизавета за время ссылки в монастыре чему-то да научилась и правит сейчас Россией как надо. Он этого уже не узнает. На окне – решетки. Ему шестьдесят семь лет. Все в прошлом. Или нет?
В коридоре послышались крики, звон клинков. Сдавило сердце. Издалека он услышал крик князя Патрикеева: «Где император?»
Или показалось?..
Часть перваяРубины баронессы Корф
Глава перваяКинжал Наполеона
Взмокшими от волнения пальцами он нащупал рукоятку кинжала… Сон был страшный. Снилось Михаилу Ивановичу Романову, что, неслышно вскрыв толстую стальную дверь, в его квартиру в Лялином переулке проникли грабители.
A брать в этой четырехкомнатной квартире ворам было что. Михаил Иванович с тех пор, как осознал, что носит ту же фамилию, что и русские цари, увлекся историей России – в юности собирал книги, альбомы… А в зрелые годы, когда в начале 90-х создал при своем НИИ, косвенно связанном с космосом, коммерческое предприятие, кооператив «Крупорушка», смог собирать и вещи, напрямую связанные с династией Романовых. На каком уж сэкономленном материале бывшие конструкторы космической техники создавали эти крупорушки, сейчас никто и не вспомнит. Взлетел бизнес до небес, наделали крупорушек, напродавали их по стране, и производство прекратилось. То ли космическая сталь на складах кончилась, то ли рынок насытили, а скорее всего, заработав первый миллион и поняв, что границы бизнеса четко определены, Михаил Иванович переключился на инвестиции, удачно вложив все деньги, полученные от красиво выполненного банкротства своей космической фирмы, в банковское дело.
Нет смысла подробнее описывать дальнейшую деловую биографию Михаила Ивановича Романова, тем более что не о ней речь, да, честно говоря, и жить-то ему осталось всего ничего.
Тут куда интереснее, во что вкладывал Михаил Иванович честно, своей собственной смекалкой и беспринципностью заработанные деньги.
А вкладывал он их, конечно же, не только в расширение бизнеса, но и в углубление удовольствия.
Михаил Иванович коллекционировал царское оружие. Царское не по определению, а по принадлежности. То есть то оружие, которым владели представители династии Романовых.
Не нужно обладать особой фантазией, чтобы представить себе, какие это были дорогие вещи. Во-первых – раритет, во-вторых – историческая ценность, в-третьих – ценные металлы и драгоценные камни, которые при изготовлении этого оружия использовались.
Диапазон был велик: от шпаги для фехтования, принадлежавшей последнему государю Николаю II (золоченый клинок, золотая гарда) до кинжала царя Михаила Романова, входящего в саадачный набор.
Это была самая ценная реликвия в коллекции Михаила Ивановича.
Саадачный набор, состоящий из футляра для лука и колчана для стрел, являлся неотъемлемой частью «Большого наряда русских царей». Над ним целый год трудились десять лучших кремлевских мастеров.
Среди прорезного, покрытого эмалью узора, украшавшего поверхность обоих предметов, были размещены медальоны с эмалевыми же изображениями. На луке – московский герб, Георгий Победоносец, поражающий дракона, двуглавые орлы, единорог, лев и грифон, на колчане – двуглавый орел и единорог.