Есть, безусловно, и различия. Главное — Едигей Москву не взял. Хотя… он получил 3 тыс. рублей отступного. Это больше, чем годовая ордынская дань с Московского княжества. Так что, если не страдать особой доверчивостью к летописцам (а что они умеют врать, мы уже убедились), можно подумать, что столицу ему все же сдали.
Литовский князь (в данном случае Свидригайло Ольгердович, незадолго до этого принятый на русскую службу и оставленный охранять город) на этот раз Москву не защищал, смылся. И гибнут москвичи не от татарских сабель, а в основном от голода. Так что никто и не утверждает, что рассказ о взятии Москвы Тохтамышем — точная калька с рассказа об осаде ее Едигеем. Но и совпадения не могут быть случайными. Для этого их слишком много.
Можно, конечно, сказать, что это автор статьи о нашествии Едигея пользовался рассказом о взятии Москвы. Но беда в том, что в статье 1409 г. нелепостей нет, в отличие от статьи о Тохтамышевом нашествии. И еще: как раз после нашествия Едигея, как мы помним, и стали писаться летописные рассказы об этих временах. Так как вы думаете, что с чего копировали? Историю о недавнем нападении со старых рассказов о делах двадцатилетней давности, или наоборот?
Между прочим, рассказы о нашествиях Тимура и Едигея — не единственный мыслимый источник истории о взятии Москвы Тохтамышем. Однажды на Лихачевских чтениях М. А. Салмина выступила с докладом, в котором обосновала, что «Летописная повесть о нашествии Тохтамыша», содержащаяся в Новгородской IV, Софийской I и Новгородско-Карамзинской летописях (датируемых М. А. Салминой XVI в.), является иносказанием. Описываемые в ней события отражают не взятие ордынским царем Тохтамышем в 1382 г. Москвы, а завоевание в 1563 г. Полоцка московским войском, передовой полк которого возглавлял бывший царевич крымский Тохтамыш. Был такой, внук хана Ахмата, кузен тогдашнего касимовского царя Шах-Али. Он участвовал в заговоре против Давлет-Гирея Крымского, а после провала бежал к ногаям. Иван Грозный пригласил его в Москву, именую при этом султаном, — так, как титуловался Тохтамыш старый. В 1556 г. Тохтамыш Крымский прибыл в Москву. И потом командовал авангардом русской армии в Ливонской войне. И на Казань ходил, все тем же воеводой передового полка.
Если так, получается, что Пространный рассказ вообще писался в XVI в. и был потом вставлен в летописи, датируемые традиционно XV в. К сожалению, нигде полного текста доклада не нашел, так что судить не могу. Но о-очень интересно!
Синодик «по летописи» и дворец на костях
Так что там было в 1382 г.? И было ли вообще? Ситуация тут еще сложнее, чем с Куликовской битвой, поскольку независимых источников вообще нет. Имеется Синодик, в котором есть такие строчки:
«Преподобным Архимандритомъ, и игуменомъ, священноиереомъ и диакономъ, священноинокамъ и инокинямъ и всему православныхъ Христiанъ множеству, мужемъ и женамъ и младенцемъ, нужне скончавшимся отъ огня и мечя, и въ воде истопшимъ и въ пленъ поведеннымъ отъ прелестнаго взятия богомерьзкого царя Тахтамыша славнаго сего града Москвы, и всемъ предреченнымъ симъ Христiаномъ православнымъ, вечная память»{320}.
Запись эта следует в нем сразу за цитировавшейся уже записью о погибших в битве с Мамаем. Но… странная она какая-то. Если до этого везде молятся за конкретных погибших людей, то здесь — за всех скопом, безымянно. При этом даже в Кратком рассказе о нашествии Тохтамыша названы имена двух убитых архимандритов (Семена и Иакова) и игумена Акинфа Крылова. Что помешало создателям этой записи Синодика поставить их имена? Хотя бы так, как это делалось в предшествующих записях. К примеру: «Дмитрiю Манастыреву, и Назару, и дружине ихъ, избiеннымъ отъ безбожных Татаръ на Воже, вечная память»{321}. Здесь все соблюдено: сначала поминают павших начальников, а после них обобщенно всех простых. Так же выглядит поминовение и героев Мамаева побоища. Но здесь почему-то все по-иному.
Насколько я разглядел, во всем Синодике так сделано еще два раза. Один — по жертвам чумы. Второй — «иже избiеннымъ въ градахъ, и въ селахъ мниховъ, и Iереовъ, мужъ и женъ, и детскъ полъ отъ безбожного Едигея, вечная память»{322}. С одной стороны, вроде все правильно: во всех трех случаях речь идет о массовых жертвах. Это может заодно служить лишним доказательством, что на Куликовом поле погибло не так много людей.
Но с другой стороны… В случае с чумой и Едигеем люди умирали не в каком-то одном городе, а на огромных пространствах. И в летописях никаких имен погибших не фигурирует. А в случае 1382 г. мы имеем дело вроде бы только с Москвой, где, по сведениям самих летописей, пало 12 тыс. человек (князь заплатил 150 рублей за похороны, при том что за 80 покойников давал рубль). С потерями от эпидемии заведомо несопоставимо, тогда от чумы или холеры целыми городами мерли, а болезнь-то по всей Руси гуляла. Да и Едигей разрушил и разграбил большую территорию, чем Тохтамыш. Кстати, а что это в Синодике только за москвичей погибших молятся? Вроде бы в летописях говорится, что он и другие города брал?
Так что, если честно, это место в Синодике странное. Заставляет подумать: а ну как оно внесено в Синодик задним числом, из летописей? Скажете: не может быть? Не торопитесь! Вот что пишет М. А. Салмина относительно другого Синодика: «С. К. Шамбинаго в своем исследовании называет „Лаврский Синодик“ № 818 XVII, интересным тем, что в него, как можно судить, включены и имя Федора тарусского, и брата его Мстислава, и князя Дмитрия (по-видимому, Монастырева), и Дмитрия (по-видимому, Минина). Однако этот Синодик поздний, имена павших на Куликовом поле вписаны в него, как показывает сличение, по-видимому, из рассказа о Мамаевом побоище Никоновской летописи, составленного на основе „Сказания о Мамаевом побоище“ с включением Летописной повести»{323}. Так что это не я выдумал, это уважаемые исследователи говорят, что такое возможно. Если так могли составляться синодики с именами погибших в Мамаевом побоище, почему такой же финт не мог произойти с поминанием «жертв Тохтамыша»?
Часто говорят: есть же конкретные следы массовых захоронений москвичей, убитых при взятии города Тохтамышем. При этом современные исследователи кивают на М. Н. Тихомирова, писавшего об этом в своей книге «Древняя Москва. XII–XV века». Кости-де нашли там, где потом был установлен памятник Александру II.
Поднял первоисточник. Выяснилось, что Тихомиров в нем ссылается на «Историю города Москвы» И. Е. Забелина, вышедшую в начале XX в. Забелин на самом деле пишет, что при создании в Кремле на Зарубной площади в конце XIX в. памятника Александру II были найдены под землей груды перемешанных человеческих костей, причем, это были не полные скелеты. И делает вывод: «Все это несомненные свидетели страшного по кровопролитiю нашествия Тохтамыша въ 1382 г.»{324}. Но сам-то он, опять-таки, костей этих не видел. Просто цитирует архитектора этого памятника Н. Султанова.
Но когда дальше читаешь книгу Забелина, возникает сомнение: а обоснованно ли он соотнес найденные на Зарубе захоронения с XIV в.? Видно, что основание для такого отождествления у него только одно. Раз кости разрозненные, значит, людей кто-то порубал. А когда в Кремле рубили массу народу? Правильно, в 1382 г. Об этом же летописи говорят.
Но мы-то уже имели возможность убедиться, что все проверять нужно. Заглянем в книгу Султанова. Он пишет: «До постройки памятника юго-восточная часть Московскаго Кремля была местомъ довольно запущеннымъ. Подъ горой, весь уголъ между церковью св. Константина и Елены и Кремлевскими стенами былъ занятъ сараями и дровянымъ складомъ»{325}. Когда начались земляные работы, рабочие быстро наткнулись на следы старинных строений и разного рода древности. «Массовыя земляныя работы были тотчас же остановлены и заменены правильными археологическими раскопками, причемъ было обращено самое строгое вниманiе на то, чтобы по возможности ни одинъ предметъ древности, ни одинъ обломокъ не исчезъ безследно»{326}.
Дальше архитектор Султанов повествует, что в культурном слое были найдены фундаменты и часть подвалов построенных здесь при Борисе Годунове Приказов. Под фундаментами же — множестов костей. В одном месте располагалось кладбище, «гробы которого были насквозь пробиты дубовыми сваями»{327}.
«Кроме правильнаго погребенiя были найдены целыя груды костей и череповъ, перемешанныя съ землей, въ полномъ беспорядке; попадались места очень небольшiя по объему, напр., в три-четыре куб. аршина, где костей было очень много, но кости эти по своему числу совершенно несоответствовали определенному числу костяковъ; напр.: число череповъ было гораздо больше числа тазовыхъ костей или голеней. Такiя места, очевидно, представляли собой вырытыя некогда небольшiя ямы, въ которыя въ безпорядке были свалены части разрубленныхъ труповъ»{328}.
Вот эти ямы Забелин и счел упомянутыми в летописях захоронениями погибших при взятии Москвы Тохтамышем. Но надо сразу отметить: Султанов такого вывода не делает. Больше того, он не упоминает о находках в этом месте каких-нибудь вещей, которые можно было бы связать с XIV в., зато очень много пишет об изразцах XVI в. и о всяких вещах из Приказов. Что же касается костей, то архитектор ни разу не упоминает о том, что на них найдены следы пожара. А ведь Москва-то в 1382 г., если верить летописи, горела, и многие люди погибли в огне. Однако Султанов говорит лишь о том, что ниже фундаментов Приказов нашли еще «следы и остатки деревянных построек, погибшихъ отъ пожаровъ»{329}.
Что это за деревянные строения, поясняет, как ни странно, именно Забелин: «Местность, где при Годунове были выстроены упомянутые Приказы… въ особенности достопамятна темъ, что въ древнее время она была занята дворомъ князя Андрея Ивановича, младшаго сына вел. Князя Ивана Калиты. Въ томъ дворе жилъ и знаменитый решитель Куликовской битвы, сынъ Андрея, Владимiръ Андреевичъ Храбрый, съ супругою Еленою Ольгердовною, которая после кончины мужа, схоронивши всехъ своихъ сыновей, оставила дворъ своему внуку, Василiю Ярославичу, единственному въ живыхъ наследнику всего рода Владимiра Андреевича»{330}. Потом эту землю забрал себе Иван III, выстроивший здесь себе деревянный дворец на то время, пока строился каменный. 16 июля 1493 г. дворец великого князя сгорел. И до 1565 г., пока не построили Приказы, «исторiя этой местности… неизвестна»{331}.
Вот теперь, по-моему, все очевидно. Совершенно понятно, что найденные при раскопках кости не относятся к XIV в. Ну действительно, не будем же мы на полном серьезе предполагать, что массовое захоронение жертв Тохтамыша устроили в усадьбе Владимира Серпуховского! И потом серпуховские князья еще сто лет на могильнике жили. И Иван III — тоже. Лучшего места себе для дворца он, безусловно, найти не мог! Не иначе тянуло целикого князя на кладбище!
Следы сгоревших деревянных построек — это остатки великокняжеского дворца 1493 г. После того как он был уничтожен пожаром (а Иван переехал в каменные палаты), местность оставалась в запустении. Вот в это время, безусловно, на пустыре могли кого-то и хоронить. Впрочем, как раз то кладбище, гробы которого были потом проткнуты сваями, вполне может быть кладбищем времен серпуховских князей. При усадьбе вполне могла быть церквушка, а при ней — захоронения слуг и т. п.
Массовые же захоронения разрозненных частей тел при таком раскладе относятся, скорее всего, уже ко времени существования Приказов. Не надо забывать, что среди них был и Разбойный приказ. От него остались выкопанные при строительстве памятника кандалы и прочие милые игрушки. Очевидно, разбойников здесь и держали, да и казнили, наверное. Четвертование на Руси — любимое наказание для таких случаев. Вот вам и разрозненные части тел! И без всяких следов воздействия огня на костях. Так что считать эти находки подтверждением взятия Тохтамышем Москвы не приходится. Просто Забелину хотелось пофантазировать, а остальные за ним повторяют. Ну, понятно: лень же первоисточник посмотреть!
А может, все было так?
В общем, отрицать, что в 1382 г. какой-то конфликт был, трудно. Но вот между кем и кем, по какому случаю и в каких масштабах… Напомню: как мы выяснили, ссориться Тохтамышу с Дмитрием было вроде бы не с чего. В 1380 г. против Мамая они действовали дружно. И потом сразу же начался обмен послами. Дмитрий своих шлет в Сарай уже осенью 1380 г. Летом 1381-го послы Толбуга и Мокшей (не русские, кстати) возвращаются. В тот же год на Русь едет сарайский посол Ак-ходжа (Акхозя русских летописей).
И вот тут, если верить летописцам, происходит что-то невероятное. Ак-ходжа «дошедшее до Новагорода Нижнего, и въвратися въспять, а на Москву не дръзнулъ ити, но посла некыхъ отъ своихъ товарыщевъ, не въ мнозе дружине, но ити не смехау болма»{332}.
Надо отметить, что знаем мы об этом событии не по Троицкой летописи. Из нее Карамзиным выписан был только кусок про то, что «того же лета Царь Тохтамышъ послалъ своего посла къ Вел. Князю»{333}. Остальное — по Симеоновской летописи и Рогожскому летописцу. То есть — по летописям еще более позднего времени. Что там было в Троицкой, мы не знаем. Но и она, как мы помним, написана была по крайней мере через четверть века после событий.
Так чего испугался посол Тохтамыша? Явно не противодействия Дмитрия. Ведь послы того только что уехали из Сарая. Наверняка взаимоотношения между Москвой и Ордой они согласовали, для этого и отправлены были. Надо так понимать, Ак-ходжа должен был Дмитрию ярлык везти.
Историки любят говорить о том, что московское княжество, победив в Куликовской битве, не пожелало платить дань. Ак-ходжа-де как раз за ней ехал, а когда узнал, что ему ничего не светит, повернул назад. Но это бред. Не платила Москва, скорее всего, еще с 1377 г., с потери Мохаммед-Булаком Сарая. Но если Дмитрий посылал послов к Тохтамышу, то вопрос о возобновлении дани не встать не мог. Значит, его либо согласовали, либо должны были согласовать в Москве. Но тогда, не доехав до нее, царский посол не мог знать, согласится ли великий князь московский платить. Что он, на слухи ориентировался? Ну, не делали так! Да и царь ему не спустил бы. Это же прямое оскорбление его царскому величеству! Даже если Ак-ходжа был самоубийцей, он все равно лучше бы в Москве предпочел голову сложить, чем в Сарай, не выполнив повеления Тохтамыша, вернулся.
Зато вполне могло быть другое. Дмитрий согласился платить дань. И попытался ее собрать. Но народ-то уже отвык. Тем более, вроде только что этих татар били, и вдруг опять раскошеливаться?! И люди (а может быть, и подчиненные Москве князья, и бояре) «возбухли». Именно потому и посол повернул назад, что его до Москвы просто не допустили бы. Попытался отправить небольшой отряд, чтобы тот Дмитрию ярлык довез (меньше народу — легче пробраться), но и тот не сумел.
Если дело обстояло так, многое объясняется. Посол вернулся ни с чем. В 1381 г. Тохтамышу выступить еще было трудно, он разборки в Орде заканчивал (напомню, что его монеты в Крыму начинают чеканиться только в 1381 г., а в Астрахани еще и в начале 1382-го сидит Мухаммед-Булак). Но к лету 1382 г. он собрал силы. И двинулся.
Дмитрий и не стал-то защищаться, потому что в случившемся не был виноват. Ушел из города, отсиделся. И Тохтамыш, обратим внимание, осаждал Москву, вместо того чтобы преследовать Дмитрия. Что ему, до Костромы не дойти было? Да нет, просто поход был не против Дмитрия, а скорее в помощь ему! Потому и ярлык московский князь получил после этих событий. С какой бы радости ордынский властитель дал его князю, восставшему против него? Тем более, претендентов было много.
Понятны и сообщения о том, что Дмитрий не мог собрать других князей вокруг себя. Дело даже не в том, что он этого и не хотел. А в том, что князья, когда с них собрались ордынский выход взять, просто отказались подчиняться. Думаю, первым как раз Владимир Серпуховский и был. Потому он и отступил при нахождении Тохтамыша дальше Дмитрия, аж на Волок Ламский (Волоколамск). И там, в отличие от великого князя, собирал войска. И поражение тохтамышевым частям нанес. А вот свой Серпухов защищать не стал. Осознавал, видимо, что иначе был бы там осажден и убит, и все.
Наконец, понятно восстание в Москве против оставшихся там княгини и митрополита. То есть, по большому-то счету, именно против князя. Вспомним: Юрий Всеволдович во время нашествия Батыя тоже из Владимира уехал войска собирать, но никто же против него не восставал. А тут вроде бы герою Куликовской битвы — не простили. Да просто он, очевидно, уже никакой любовью народной не пользовался. Поскольку, повторю, вознамерился подчиниться Орде, а простые люди после Мамаева побоища считали, что наступила свобода.
Вот они эту свободу и пытались отстоять. Но Тохтамыш город взял. Вряд ли хитростью. Скорее восставшие просто не смогли его удержать, поскольку профессиональными воинами все же не были. И другие города татары пограбили, чтобы в повиновение привести. Не столько даже себе, сколько Дмитрию. Потому его и оставили во главе княжества. И уже осенью в Москву приезжает ордынский посол, о чем сообщает Новгородская IV летопись («Тои же осенi къ князю Дмитрiю на Москву отъ Тахтамыша посолъ прiеха Карачъ о мiру»){334}. А князь за это расплатился. На следующий год сын Дмитрия Василий привез Тохтамышу 8000 рублей серебра («а Василья Дмитреевича прiя царь въ 8000 сребра»){335}. Как заметил Горский, это практически равно ордынской дани с Великого княжества Владимирского без учета Москвы за два года{336}. И действительно, в духовной грамоте Владимира Серпуховского говорится, что «а коли выидет дань великого князя ко Орде в пять тысяч рублев…»{337}, а в духовной самого Дмитрия Московского относительно дани с собственно Москвы сказано: «А коли детем моим взяти дань на своей отчине… возмут в тысячю руб.»{338} Если из пяти тысяч вычесть тысячу, как раз получится четыре. Так что 8000 — это за два года.
Впрочем, с размерами дани не все так ясно. Однако то, что Василий привез от отца в Орду много денег, сомнения не вызывает.
Но вот потом, когда дружба Москвы с поволжскими татарами закончилась… Тогда реальное положение вещей в 1382 г. признавать стало неудобно. Пришлось изобретать нечто такое, что бы и полной фальсификацией не было, и князя Дмитрия как-то попригляднее представляло бы. Вот и изобрели. А мы теперь это изучаем.
Нет, я, конечно, признаю, что изложенное выше относительно взятия Москвы — это только гипотеза. Никакими дополнительными по сравнению с традиционной версией фактами она не подтверждена. Но при этом такое построение логичнее, чем то, в верности которого нас столько времени убеждают. От того, что до нападения Едигея Москва с Ордой устойчиво пребывала в дружбе, никуда не деться. Как и от того, что русские правители (впрочем, как и их коллеги в других странах) историю фальсифицируют издревле, — тоже. И если мы хотим на самом деле знать собственное прошлое, а не приукрашенный миф, нам предстоит еще много работы. К примеру, то же самое место Куликовской битвы надо искать не там, где предписали, а там, где оно реально могло бы находится. Не мешало бы и в иностранных источниках повнимательнее покопаться. Вполне возможно, не переведенные до сих пор на русский язык западные и восточные документы содержат сведения, позволящие уточнить наши представления о том времени и его действующих лицах. К примеру, решить все же вопрос: какое именно место немцы именовали Blowasser? Что все же происходило в 1380 г. в Литве? Имели ли генуэзские и венецианские колонии в Крыму дело непосредственно с Мамаем? И так далее. Неплохо было бы и некоторые уже давно введенные в оборот сведения уточнить. А то до сих пор даже относительно даты выдачи Тохтамышем ярлыка Ягайло ученые к согласию не пришли. И разница — 15 лет!
А главное, давно пора отказаться от представления, что история уже написана. Даже в том, что кажется незыблемым, есть множество не то что белых, а просто-таки даже черных пятен. Я не думаю, что после чтения этой книги в сознании моих читателей станет таких пятен многим меньше. Да и не стремлюсь к этому. Я — не сторонник «окончательного решения вопроса». Лучше будет, если мой труд побудит читателей задуматься. И, не принимая ничего на веру, включить в действие свой собственный мыслительный аппарат.
Успехов вам!