В кирпичной кладке русской печи боров играл основную роль в том, чтобы изолировать отток тепла во время топки; нередко его называют кувшином.
Устройство пальца требовало особого сооружения трубы: никаких помех для наблюдения за пляской огня на пальце со всех сторон святилища. Коленообразное сооружение в виде буквы Z изготавливалось отдельно и подлежало обжигу. Лишь после этого оно вмазывалось в трубу. Боров оснащался глиняными вьюжками, способствующими чистке дымохода и его перекрытию.
В период монголо-татарского нашествия враги нередко искали ночлег в избах. Тогда хозяева, жарко истопив печь, перекрывали боров плитой из известкового сланца, – выделения из него в сочетании с угарным газом смертельны. Вину за случившееся враги возлагали на насекомое – боров; его вслед за монголами стали называть караханом, что означает «черный хан». Такова история дошедшего до нас слова «таракан».
Враги, зная о наличии тайного покровителя домочадцев, живущего в трубе, стали взимать дань с дыма, то есть трубы (отсюда выражение «вылететь в трубу», то есть разориться). Населению пришлось отказаться от труб и топить избы по-черному, используя волоконце.
Бадь – сосуд для жидкостей, изготовленный в виде бочки трапециевидной формы, с широким основанием. Бадь изготовлялась из вербы, стягивалась обручем из корней вяза, соответствующим образом обработанных.
Бадья, всегда наполненная водой, стояла в доме, в недоступном для света месте. Вода из нее использовалась для хозяйственных нужд и в случае пожара.
Сухая бадь имела ту же конструкцию, но из твердых пород дерева, и не наполнялась водой. Эта жесткая конструкция имела дополнительные, стягивающие клинья. По внутреннему объему изготавливался водонепроницаемый сосуд из шкур буйвола, в виде кож, обработанных в квасцах и прополисе. Сосуд предназначался для лечебных ванн и купания детей.
Сухая бадь – гордость мужа. По ее размерам гость судил о дородности его супруги. В выражении «о, какая бадь!» заключался смысл «как прекрасна жена». Сухая бадь по форме действительно напоминает добрую жену, хранящую тепло домашнего очага. Температуру воды в бадь можно доводить до 60 градусов Цельсия и сохранять не подогревая долгое время. Прогрев самой воды осуществлялся за счет раскаленных в печи камней. Чтобы сохранить тепло, бадь укрывалась сверху холстом, пропитанным прополисом и воском. Когда ванна окончена, отточный канал отводил воду в заранее подготовленные емкости. Осушенную кожаную камеру вытягивали за петлю из бади и подвешивали для полного просушивания, не отделяя от краев деревянного каркаса.
Обыкновенная бадь (наливная) часто использовалась для содержания нерестовых рыб – их выпускали в запруды после паводков.
Бросо – семенной фонд. О неприкосновенности его знал каждый член племени и свято исполнял заповедь предков. Бросо в количественном отношении соответствовал страховому фонду. После сбора нового урожая страховой фонд подлежал замене и шел в употребление в текущем году. По мере обмолота создавался семенной фонд. Семенной и страховой фонды хранились раздельно – в разных амбалах (складах). Устройство амбалов над водной гладью, в пойме запруд, – гарантия от уничтожения фонда при пожарах и нашествии грызунов.
Прежде чем засыпать в закрома зерно, его сортировали сквозь решета из суровой провощенной нити, а также направляли по наклонным желобам; диаметр отверстий в них нарастал на пути движения зерна.
Амбалы обрабатывали гашеной известью, окуривали составом трав (полынь, пижма, багульник, цвет и стебли красной бузины). Семенной и страховой фонды зерна пересыпали золой лиственных пород – против паразитов злака. Злейшие враги злаковых культур – спорынья и головня. Засеянные полосы подлежали тщательному осмотру. Малейший признак, что на растениях паразиты, – и пораженные растения удалялись из посева и сжигались на костре. Растения-паразиты не только уничтожали урожай, подобно стихии огня, – головня могла уничтожить племя, а спорынья – испепелить урожай.
Замененный страховой фонд освобождали от золы по мере употребления. Промытое зерно проращивали, сушили, мололи, и оно шло на изготовление солода и яда.
В поокской земле широко культивировали овес, просо, бобы, горох. Но особое внимание уделяли гречихе. Ее называли гаруна за внешнее сходство зерна с храмом трехгранной пирамиды гара. Семенной фонд гаруны хранили особо. Считалось, что «цвет гаруны целит, молодит и бессмертье родит». Свежие стебли, листву и соцветие гречихи использовали в пищу. Особо полезным считалось сосать пережеванную кашицу из соцветий. Проделав эту процедуру несколько раз, человек уменьшал риск заразиться в течение года простудными заболеваниями.
Славились своим фондом и фруктовые сады. Яблоня считалась священным древом; она олицетворяла развитие рода. Начало ее плодоношения на тринадцатом – пятнадцатом году связывалось с началом зрелости девочек. Яблоневые насаждения культивировались долгие годы, и случалось нередко, что племена, которые прибыли на отдохнувшую землю, подавали на стол как праздничное угощение яблоки, взращенные далекими предками. В пересыпанных опилками отборных яблоках хорошо хранились семена. Изъятие семечек и их посадка поручались детям, ими руководил опытный садовник. Вкусив сочную мякоть яблока ранней весной, дети заостряли на вкусе внимание, сохраняя в памяти аромат на всю жизнь. Прививок на дереве не производилось; чистые сорта взращивались за счет искусственного опыления. С совершенствованием сортов яблонь связывался принцип вознесения по родословной седьмы.
Засев полос производился сохраненным семенным зерном, смешанным на одну треть с мелким речным песком. Взятая в горсть порция смеси рассеивалась сквозь пальцы. Этот способ посева и дал название высеваемому зерну – бросо. После засева пашни следом прогоняли мелкий рогатый скот – остриженный. Втоптанный копытами посев надежно укрывался от птиц.
Благога (благо богини га) – засеянная пашня с дружными всходами. Тяжелый суглинок поокской земли с трудом набирал плодородие; тучные земли смыты волной спешего (Балтийского) моря; поокские берега зияли белыми черепами известняка. Такие следы оставил после себя всемирный потоп. Лишь болота да тихие заводи копили плодородие.
С большим трудом население возводило террасы, используя ил и жёг леса, с надеждой ожидая всходов посеянных культур. Одомашненные буйволицы облегчали труд земледельца и служили приманкой для самцов из пущи.
На берегу реки росалки, купаясь в росах, возносили гимн ночному светилу и воспевали благога, засеянное в зажели их будущими мужьями. Заливные луга использовались под яровые и огородные культуры. Озимые посевы во избежание затопления произрастали на возвышенностях.
По мере угасания племени поля, которые ранее возделывались, использовали для культивируемой посадки леса. На этих участках высаживались хвойные породы вперемежку с ягодными кустарниками. Широкие междурядья возделывались под посев. Когда посадка окончательно приобретала формы жизни леса, остаточное население практически переходило на ягодное возделывание.
Ягодный сбор шел на мену – злаковые и крупяные культуры обменивали у населения молодых племен через ведунью или ягу. Ко времени полного угасания старого племени на возделывавшейся прежде пашне уже поднимался чистый бор, в котором возводили новую зажель. Чистый бор, оставленный последующим племенам, называли «велий благога».
Культура возделывания земли белой расой не допускала дербу (дикую поросль березняка, осины, черемухи) на возделываемой лесопосадке и использовала дикий подлесок как топливо. Впоследствии эта отдохнувшая земля подлежала подсечно-полосной обработке.
Случалось, что мор полностью истреблял поселения и дерба вступала в свои права. Осина и березняк властно вырывались на обработанный клок земли, превращая его в трудно поддающийся обработке участок. Такое место подлежало огненно-подсечной обработке с последующей корчевкой места.
ВОЕННОЕ ИСКУССТВО
Воинство – гвардия аргаима: высокомобильное воинское подразделение с опорными пунктами близ гардаров; оно обеспечивало внутренний порядок, готовое в любой момент прибыть в указанное место. Мобильность и маневренность подразделений поддерживались надежной связью посредством балагар – языка огня, наиболее быстрого способа «передачи информации»: с помощью сигнального костра, разжигаемого на господствующих высотах открытого пространства и по берегам рек (балагар – еще и распорядитель команд по подаче сигналов). В состав воинства входило обученное воинскому делу население из числа восьми – десяти поколений, а также особо отличившиеся в воинском мастерстве лица, достигшие тридцатилетнего возраста. Подразделение, сформированное для ведения боевых действий или для сопровождения лиц за границы общества белой расы, именовалось ратью.
Вой – воин низкого ранга, защитник своего племени, вставшего на путь, где оно развивало культуру белой расы под командованием ее представителя. В состав такого воинства входили дети, рано лишившиеся родителей по вине последних. Юным воинам прививалось чувство жестокости и жажда мести за постигшее их несчастье. Нередко вой сводил счеты с насильником отцом и исполнял функцию охранника собственной матери, пребывающей в резервации. Вой не отлучался от племени или рода и мог производить детей, которые подвергались кастрации (как и он сам) и причислялись к более низкой касте (ср.: «каста» и «кастрация» – общий корень у этих слов).
Рассредоточенное воинство находилось в постоянной боевой готовности, несмотря на занятость своим хозяйством. Хозяйственная деятельность воинства заключалась в основном в сооружении инженерных построек – как в военных, так и в мирных целях; помогало оно и возделывать земли, убирать урожай.
Воинство подчинялось командному лицу – представителю гардара и при необходимости служило составной частью рати. За вольности, то есть освобождение от обязанностей жизни племени, воинские поселения именовались слободами.
Мужское население селищ не имело возможности быть освобожденным от распоряжений ведуньи и своих жен и вступало в военные действия в случае крайней необходимости, отдельным ополчением. Такое мужское население именовалось зольным, то есть сидячим у очага. За допущенное самовольство мужчину называли назольным (диктующим волю). Такие неуживчивые мужчины бежали в слободы, но привязанность к дому и хозяйству заставляла их возвращаться. По возвращении их ставили на жох от костра на огласной площади, что служило грозным предупреждением.