Слово «многажды» означает, что Сбыслав Якунович несколько раз атаковал противника. И выходил из боя, чтобы атаковать вновь.
Скорее всего, боярин наносил несколько ударов, проносясь вдоль строя, и отъезжал. Тогда удары противников, тем более скользящие, приходились на доспехи.
Это возможно против пешего противника, стоящего в строю, но не во время массовой атаки, когда всаднику некуда отвернуть в сторону, а во время кружения воинов перед пешим строем.
«3-й – Яков, родом полочанин, ловчий бе у князя. Се наехав на полк с мечем и похвали его князь» («Третий Яков, родом полочанин, был ловчим у князя. Этот напал на полк с мечом, и похвалил его князь»)184.
И вновь всадник атакует шведов с оружием ближнего боя, а не с копьем. Обратим внимание, что он атакует полк, то есть крупный отряд шведов, скорее всего, построенный.
Можно предположить, что Яков Полочанин, как и Сбыслав Якунович, утратили свои копья во время предыдущей атаки и, оказавшись перед строем шведов, действовали оружием ближнего боя.
Оба персонажа атакуют шведский строй, но, похоже, скорее крутятся около него, атакуя наиболее открытых врагов (во всяком случае, Сбыслав Якунович).
Для понимания того, как стоял строй шведов, перескочим через следующего по тексту Жития персонажа, хотя он и весьма интересен. И прочитаем про воина Савву, представителя «молодых людей», т. е. рядовых дружинников.
«5-й – от молодых его, именем Сава. Се въеха в шатер великий королевъ золотоверхий и подъсече столп шатерный Полци олександрови видевшие шатера падение врадовавшася. Пятый – из младшей дружины по имени Сава. Этот ворвался в большой королевский златоверхий шатер и подсек столб шатерный. Полки Александра, видевши падение шатра, возрадовались»185.
Об этом шатре, чье падение вызвало такой энтузиазм русских, пишут многие исследователи. В литературе встречаются мнения, что шатер играл роль флага для шведов, хотя подобную роль шатры, конечно, никогда не играли. Или что шатер был столь дорог шведскому военачальнику, что тот не мог от него оторваться, и потому его падение означало и гибель командира.
Однако трудно представить, что во время боя шведский военачальник, пользующийся хоть каким-то авторитетом, стал бы сидеть в шатре. Думаем, гибель подобного полководца скорее вызвала бы восторг у шведов.
В любом случае королевич уже был на корабле, и ему явно было не до шатра, а воевода, как мы знаем, честно дрался в центре строя.
Да и смерть руководителя экспедиции явно заслуживала внимания летописцев намного большего, чем крах его походного обиталища.
Кроме того, если бы этот шатер просто стоял посреди других, такое падение мало кто заметил бы, кроме тех, кто находился поблизости.
Ведь каким бы ни был этот шатер, его размеры не могли быть слишком большими, учитывая, что его падение вызвало уничтожение всего одного столба. Да и едва ли все шведские военачальники и епископы ютились в одном шатре, как жильцы советской коммунальной квартиры, или ночевали в маленьких шалашах вокруг него. Следовательно, вокруг стояли и другие крупные шатры.
Следовательно, шатер стоял так, что был виден всем русским, но при этом оставался недоступен – например, потому, что на пути к нему стоял строй шведских воинов.
По условиям местности столь заметен может быть только шатер, поставленный на вершине холма, который находится на мысе между Невой и Ижорой. Как уже говорилось, верхушка холма находилось на высоте десять метров выше уровня реки. Логично предположить, что именно перед холмом, на подъеме, прикрыв фланги реками, и выставили свой строй шведы. Скорее всего, там же, хотя бы частично, находился и их лагерь.
Таким образом, на втором этапе боя шведы успели построить отряды (вероятно, шведов и норвежцев) перед своим лагерем, отступив к холму.
Остается понять, каким образом русские воины, включая сокрушителя шатров Савву, сумели прорвать этот строй, хотя на первом этапе, судя по описанию действий предыдущих персонажей, они больше крутились перед ним.
Для этого вернемся к четвертому персонажу.
Это новгородец Миша.
«4-й – новгородец, именем Миша. Се пеш натече на корабли своею и погуби 3 корабли с дружиной своею» («Четвертый новгородец, по имени Миша. Этот пеший с дружиной своею напал на корабли и потопил три корабля»)186.
Важно отметить, что в Житии сказано не «захватил», а именно «погубил» – потопил корабли, т. е. уничтожил.
И это очень странно. Можно не сомневаться, что тесно связанные с торговлей новгородцы, как, впрочем, и переславские дружинники, хорошо понимали, что любой корабль сам по себе ценная добыча. Вдобавок на нем находится немало хороших вещей: одежда, еда, различные запасы. Зачем же уничтожать то, что можно использовать или продать?
Делать это после боя совершенно нелепо – для чего губить добычу после победоносного сражения?
Да и Житие описывает все как происходившее во время боя.
Конечно, уничтожение корабля противника во время боя на воде имеет смысл. Но бой, судя по данным источников и всем версиям исследователей, шел на суше.
В результате мы видим странную картину – пока русские воины яростно дерутся со шведами, Миша выводит свой отряд из боя, чтобы уничтожить общую добычу.
При этом уничтожить корабль, особенно вытащенный на сушу, не так просто. Надо либо стащить его в воду, отвести от берега и пробить дно. Или сжечь, для чего желательно иметь какой-то горючий материал, например, стог сена или большое количество дров, или полить его смолой. Причем все это надо откуда-то достать, привезти с собой или найти в шведском лагере, что тоже требует определенных усилий и времени.
Быстрее всего было сделать первое – столкнуть брошенные шведами корабли в воду (для чего надо было спешиться, что и отмечено в Житии) и пробить кораблю дно. Видимо, это и было сделано.
В любом случае требовалось какое-то время.
Подобный поступок, мягко говоря, не тянет на героическое достижение, достойное записи в Житии, а выглядит как сумасшествие или вредительство. В этом случае после боя Мишу и его людей как дезертиров, к тому уничтоживших общую добычу, ждала бы не слава, а суд, скорее всего, с весьма неприятными последствиями.
Понятно, что столь нелепые на первый взгляд действия Миши, при этом занесенные в Житие, имеют какой-то смысл, который сыграл свою роль в победе русского оружия.
И его смысл можно понять, если представить себе, что подумали шведы, увидев, как враг уничтожает захваченные корабли, лишая их связи с родиной. О чем размышляли шведский воевода и другие военачальники, понимавшие, что без кораблей движение отряда по заболоченным и пересеченным многочисленными речками лесам будет очень, просто-таки фатально медленным.
Возможно, сыграла роль и угроза королевичу, если воевода заметил его проблемы с Гаврилой Олексичем в сутолоке боя.
Представляется, именно по этой причине шведский воевода отдал приказ атаковать, и шведы ломанулись вперед, спасая корабли.
Они наверняка открывали свои фланги (в силу условий местности) и, безусловно, ломали собственный строй. Все-таки это была не вышколенная македонская фаланга, да и поле битвы наверняка не было идеально ровным, а частично заставлено различными шатрами, собранными для строительства материалами, возможно, срубленными деревьями или выкопанными под фундаменты ямами и т. д.
Оба войска смешались, и началась та злая сеча, о которой пишут и автор Жития, и летописец. Скорее всего, в этой свалке Сава и сумел прорваться к шатру.
Подрубив его, он продемонстрировал всем, что русские уже в лагере, в тылу врага. Безусловно, это воодушевило русских воинов, как и пишет Житие. Однако это еще не означало полной победы.
Возможно, именно в этот момент шведы и победили последнего из русских воинов, упомянутых в Житии.
«6-й – от слуг его, именем Ратмир. Се бися пеш, и обступиша и мнози. Он же от многих ран паде и така скончался» («Шестой – из слуг Александра, именем Ратмир. Этот бился пешим, и обступили его враги многие. Он от многих ран пал и так скончался»)187.
Известно, что конница наиболее эффективна, когда атакует, то есть движется. Стоя на месте, она становится намного более уязвимой.
В обычной ситуации конница должна либо атаковать, либо отойти в сторону и снова атаковать или уходить. Но в условиях, когда русские всадники были скованы оврагами позади себя и относительно небольшими размерами самого участка, а также разбросанными по полю битвы препятствиями, возможность маневрировать у них была сильно ограничена.
Скорее всего, противники смешались, и многие воины оказались в ситуации, когда враг может атаковать с любой стороны.
Видимо, это и произошло с Ратмиром на последнем этапе боя: он потерял коня, оказался отрезан от своих и погиб в бою.
Скорее всего, примерно в это же время Гаврила Олексич встретился с воеводой в центре шведского строя, поскольку, как мы видели, тот оставался на берегу. То есть шведы пришли туда. Хотя русский воин мог и прискакать на помощь своим. Впрочем, учитывая размеры участка, разница невелика.
Наконец, скорее всего, в ходе этой схватки погиб и шведский воевода Спиридон, что донесли наши источники.
Судя по тому, что шведы сумели собрать тела своих воинов, поле боя осталось за ними. Русские отступили.
Но поскольку шведы на месте сражения не задержались, а немедленно покинули его, они не чувствовали себя победителями.
Вероятно, узкий перешеек остался под контролем русских, поскольку иначе шведы могли бы перекрыть его строем или, пользуясь передышкой, попытались бы возвести на нем подобие баррикады.
В любом случае отступление говорит о том, что захватчики сочли свое дело проигранным.
Русские или дали им уйти, не желая новых потерь, или просто не успели снова атаковать их, приходя в себя после жаркого боя.
Житие позволяет нам проанализировать и действия отдельных частей русских, а именно княжеской дружины и новгородцев.