Как писал И.П. Шаскольский, «к сожалению, данное известие дошло до нас не в первоначальном виде: оно на каком-то этапе подверглось литературному приукрашиванию – в первоначальный текст добавлены религиозные рассуждения о помощи бога, Богородицы, святой Софии»18.
То есть утверждало, что сами очевидцы использовать религиозные рассуждения не могли.
Была даже выдвинута теория, что вначале была написана светская биография Александра Невского, затем дополненная религиозными мотивами, но позднее она была опровергнута советскими исследователями19.
Сегодня большинство историков понимают и признают, что в Средние века преобладало религиозное мировоззрение, т. е. люди искренне верили в существование высших сил и в их вмешательство в человеческие дела.
Отсюда вытекает и готовность увидеть проявления сверхъестественного в том, что человек неверующий просто отбросит по принципу «почудилось или померещилось», объяснив случайностью или совпадением. Понимание окружающих явлений также было обусловлено религиозным мировоззрением и ожиданиями самого человека. Однако это совсем не означает целенаправленного обмана со стороны авторов или составителей, как то подавала атеистическая пропаганда.
Также в Житии активно используются известные образы, часто заимствованные из литературы, в первую очередь религиозной.
У советских историков это вызывало откровенное неприятие. В лучшем случае такие образы воспринимались как некие художественные вставки, не имеющие отношения к действительности.
К примеру, описывая князя Александра, автор Жития пишет так: «…и красив он был, как никто другой, и глас его – как труба в народе, и лицо его как лицо Иосифа… сила же его была частию от силы Самсона, и Бог дал премудрость Соломона, храбрость же его – как у царя римского Веспасиана»20.
Использование этих образов дало советским историкам право писать, что «сравнения заимствованы из книжных источников» и относятся скорее к области литературы, а не к истории21.
Строго говоря, а что невероятного в указанном отрывке? Да, для описания используются общеизвестные (в то время) литературные метафоры, когда некие персонажи описываются через сравнение с известными личностями. Современный человек вполне может сказать, что некий персонаж красив, как, скажем… киногерой (точнее, сыгравший его киноактер). То есть перед нами – отсылка к образам, знакомым людям того времени.
Конечно, понятие красоты – вопрос вкуса. Строго говоря, Иосифа Прекрасного мы представляем только по описаниям и изображениям, созданным много позднее его смерти (если считать его реальным персонажем). То же касается и других персонажей.
Давайте задумаемся, насколько допустима информация, которую сообщает автор Жития, о том, что князь Александр Невский был крепок, силен и привлекателен внешне, имел зычный голос, был умен и храбр?
По поводу умственных качеств Александра мы можем судить по его действиям. Разные историки по-разному оценивают результаты его деятельности, но все сходятся на том, что перед нами – крупный политический деятель своего времени, успешно проводивший свою политику. Это позволяет сделать вывод, что князь был умен.
Известно, что Александр Ярославич много раз участвовал в боях, регулярно совершал путешествия, нередко сопряжённые с немалой опасностью. Так что его вполне можно назвать храбрым человеком. Кстати, именно как Александр Храбрый он упоминается в новгородских летописях22.
Мог ли при таком образе жизни князь выработать громкий, как мы бы говорим сегодня, командирский голос? Это вполне допустимо и логично, особенно если предположить, что к его словам обычно прислушивались.
Далее перейдём к его физическому состоянию, во всяком случае, на фоне других людей того времени. Все, что мы знаем о том времени, позволяет утверждать, что княжеская семья и окружение по сравнению с простолюдинами питалась намного лучше. Даже в голодные годы князья и их окружение не страдали от недостатка продовольствия. Более того, они намного чаще потребляли высококалорийную мясную пищу в отличие от простых людей.
С другой стороны, указанная группа людей регулярно испытывала серьёзные физические нагрузки, поскольку их образ жизни подразумевал активные физические занятия: тренировки с оружием, многочисленные конные поездки, отдых в виде охоты и т. д. Участие в битвах, даже при наличии охраны и пр., означало и, если можно так выразиться, естественный отбор: слабые и ленивые (не тренировавшиеся с оружием) имели намного меньше шансов выжить в бою.
Сочетание хорошего питания и физических нагрузок, безусловно, способствует формированию крепкого, физически развитого человека и хорошей наследственности у его потомков.
А поскольку хорошее питание характерно далеко не для всех членов средневекового общества, то разве не будет такой человек выделяться на их фоне?
Добавим к этому, что смерть в возрасте 46 лет подразумевает, что князь, скорее всего, ушел из жизни, т. е. запомнился своему окружению не дряхлым старцем, а довольно крепким мужчиной. Ну а крепкого и здорового мужчину вполне можно назвать и физически привлекательным.
Таким образом, использование привычных общеизвестных тогда образов свидетельствует о стремлении рассказать людям о данном персонаже, используя знакомые читателям образы, и вовсе не означает желания их обмануть.
Вполне допустимо предположение, что, используя подобные реминисценции, автор Жития пытался поместить своего персонажа в определённый смысловой ряд, подчёркнуть его близость к положительным персонажам библейской истории.
И здесь мы подходим к следующей группе аргументов против использования Жития как исторического источника, во всяком случае, касательно хода битвы.
Дело в том, что, начиная с девяностых годов XX века, в российской исторической науке произошёл серьёзный поворот, поскольку в связи с отходом от обязательного единого мировоззрения в исторической науке стали появляться новые идеи и подходы.
Важную роль в этом сыграл Н.И. Данилевский, который абсолютно справедливо поднял вопрос о необходимости перехода к пониманию записей в исторических источниках с учётом мировоззрения их создателей, т. е. о том, что историкам необходимо (по возможности) понять, что именно хотел сказал автор; необходимо воспринимать исторические источники во всей их полноте23.
Отсюда ученый сделал вывод, что «Житие Александра Невского» следовало понимать не как биографию политического деятеля и полководца, а как нечто другое24. Ведь жития «не составлялись для прославления героических летописцев или талантливых политиков. Они писались по определённым канонам для доказательства и прославления святости своих персонажей»25.
О том же пишет известный исследователь древнерусской литературы Ю.К. Бегунов: «…святые не герои, они лишь примеры или модели совершенной жизни… Поле битвы святого – духовная нива»26.
Соответственно, сторонники данной точки зрения считают, что автор и переписчики различных вариантов и переписываний Жития «не стремились изобразить этого князя таким, каким он был в жизни, а конструировали образ идеального воина»27.
Эти доводы позволяют сделать вывод о полной оторванности Жития от реальной жизни. Подчёркивается, что «значительная часть информации о нем, это… повторяющаяся или уникальная информация»28, то есть речь идет либо о неких заимствованиях из других источников, повторяющихся в литературе того времени («повторяющаяся информация»), либо о сведениях, не подтвержденных другими источниками.
Поэтому Н.И. Данилевский резко выступает против использования заимствований, которое, «безусловно, должно быть исключено из рассмотрения как информация о реальном ходе событий»29.
В другой своей работе Данилевский приводит ссылки на литературоведов, которые установили, что «значительная часть информации Жития… представляет собой прямые или косвенные цитаты»30. Далее он приводит наблюдения Е.В. Барсова, который, сравнивая «Повесть о разорении Иерусалима» Иосифа Флавия и Житие, говорит о том, что «литературная часть Жития состоит в тесной внутренней связи с повестью Флавия». Затем высказывания В.Й. Мансикки о том, что так же, как в войсках Веспасиана описано Флавием шесть героев, так и в Житии при описании Невской битвы упоминается шестеро храбрейших воинов. Показано, что один из них, как и персонаж Жития, сражается посреди неприятельского строя и возвращается к своим, второй гибнет от ран, окруженный многочисленными врагами, третий бесстрашно сражается верхом.
Далее В.Й. Мансикка сравнивает персонажей Жития и Библии, показывая, что как у царя Давида были некие храбрецы, так и у Александра были свои герои.
Все это позволяет И.Н. Данилевскому «удалить все приведенные факты из Жития, имеющие аналоги в античной литературе и Библии, сопоставить оставшиеся части с НПЛ и прийти к выводу, что оба текста – помимо уникальной информации, содержащейся в каждом из них – опираются, судя по всему, на общую основу… Реконструкция сражения 1240 г., основанная на этой информации, может носить гипотетический характер»31.
Строго говоря, сам факт того, что автор Жития заимствовал форму описания из библейских сюжетов и античной литературы, особого удивления не вызывает, количество таких заимствований в средневековой литературе велико и общеизвестно.
Приведенные примеры воинской доблести также не уникальны – случаи, когда воины во время боя оказывались в строю врага, гибли от многочисленных ран или сражались верхом, повторялись не раз.
Сам И.Н. Данилевский приводит следующие примеры: князь Александр (согласно Житию) ранил вражеского лидера в лицо, то же сделал князь Довмонт в Раковорской битве, а также герой Девгентевых деяний. Налицо явное повторение32.
Кроме того, и Александр, и Довмонт выступили против врага, «не дождавшись полков новгородских, с малою дружиной» сражение при Раковоре завершается – как и битва на Чудском озере – преследованием врага «на семь верст»