Попробуем разобраться в этом вопросе. Из В.Н. Татищева известно, что шведы грабили окрестные земли и захватывали в плен местных жителей91, скорее всего, для работы на стройке. Так что многие жители попали в плен или бежали, уводя с собой свои семьи. Понятно, что ни те ни другие не могли участвовать в ополчении.
Даже если бы А.Н. послал приказ на сбор ижорских ополченцев, на него потребовалось бы немалое время – гонцы от князя должны были вернуться из Новгорода, затем объехать разные деревни, собрать воинов. И все это в условиях шведских набегов, когда мужчины наверняка не хотели оставлять свои семьи.
Представляется, что в данных условиях такая мобилизация была маловероятна, во всяком случае в течение нескольких дней. Ведь все источники и исследователи подчеркивают, что русские очень быстро собрали армию, а тут гонцы мчались в Новгород, там принималось решение, затем должны были прибыть обратно, и только тогда Пелгусий мог собирать ополчение.
Вдобавок местные рыбаки просто не имели хорошего оружия и доспехов, а также соответствующей подготовки.
Добавим, что вероятность того, что кто-то из ижорцев, желая спасти родных или по каким-то иным мотивам, сообщит шведам, что русские скоро собираются напасть, была весьма велика.
Поэтому часто встречающиеся в литературе указания на отряды местных жителей представляются ошибочными. Скорее всего, ижоряне ограничились тем, что предоставили армии Александра небольшое количество проводников и разведчиков.
В итоге мы получаем следующие цифры: 200–300 княжеских дружинников, 200–400 новгородцев, 50—100 ладожан.
Командование русской армии
Командующий русскими князь Александр Ярославич хорошо известен исследователям. Сын Ярослава Всеволодовича, тогда исследуемых событий князя Владимирского, на момент сражения был весьма молод – двадцати лет от роду. С 1236 г. он княжил в Новгороде по воле своего отца, в 1239 г. женился, а по древнерусским традициям это означало, что он считается взрослым мужем. Вероятнее всего, как и другие русские князья, он воспитывался как будущий военачальник. Участвовал в походах своего отца с 1234 г.92
Рядом с молодым князем летопись упоминает двух его помощников, по сути, воспитателей – боярина Федора Даниловича и тиуна Якима. Оставляя Александра и его брата Федора в Новгороде в 1228 г., Ярослав оставил и этих людей93.
Тиун, как известно, занимался в первую очередь управлением имуществом и казной, а вот Федор Данилович (судя по отчеству, боярин), скорее всего, был наставником в государственных и военных делах. Если он дожил до 1240 г., то наверняка служил Александру Невскому, возможно, как воевода его дружины.
Из Жития мы узнаем имена двух новгородских бояр, участвовавших в сражении.
Это Сбыслав Якунович и Миша, которые упоминаются в летописях и других письменных источниках.
Первый упоминается аж в 1215 г., причем в ситуации, когда, уже будучи одним из бояр, он был взят князем Ярославом с собой. Позднее в 1217 г. он также упоминается как уважаемый и известный человек94. Если это так, получается, что в 1215 г. нашему персонажу было минимум лет 25–30. Соответственно, на момент Невской битвы ему было не менее пятидесяти лет.
Сбыслав Якунович прожил долгую жизнь. В 1243 г. он был избран посадником и хотя на этом посту особо себя не проявил, скорее всего, занимал его до 1255 г., когда был выбран новый посадник. Это означает, что он прожил около семидесяти лет, что для того времени случай достаточно редкий. Многие князья и полководцы того времени умирали раньше, например, Александр Невский прожил 42 года, Биргер – 50 лет, Бату-хан – 45.
С другой стороны, следует отметить, что в 1215 г. мы видим только упоминание имени Сбыслав, в 1217 г. упоминание идет с отчеством Степаниця, т. е. Степанович95. Представляется более логичным предположение, что в 1215 и 1217 гг. упоминается тезка героя Невской битвы, некий Сбыслав Степанович. Соответственно, участник Невской битвы впервые упомянут в 1229 г.
Тогда мы переносим дату рождения будущего посадника на начало века, ну а наш герой к моменту Невской битвы превращается в крепкого мужчину в возрасте тридцати с чем-то лет.
Вторым персонажем является Миша. Как выяснили советские исследователи, это вовсе не имя простолюдина, а прозвище знатного боярина, основателя знатнейшего новгородского рода Мишничей, впервые упомянутого в 1228 г. в качестве посла князя Ярослава в Псков96. Понятно, что послом, скорее всего, послали взрослого, опытного человека.
Следовательно, ему было не меньше двадцати (а скорее и больше), а родился он, скорее всего, в первое десятилетие века. В бою Миша выступает начальником некоей дружины, т. е. отряда.
Позднее Миша погибнет во время восстания в 1257 г.97
Если предположить, что и Миша прожил порядка пятидесяти лет, можно предположить, что в период похода ему было в районе сорока, возможно, меньше.
Исследователи считают, он был боярином Неревского конца и в этом качестве возглавлял дружину своего квартала.
Возможно, Сбыслав Якунович, вероятно, боярин Прусской улицы, также возглавлял отряд своего конца.
Обращает на себя внимание и то, что оба эти боярина выступают в источниках как верные союзники Ярослава и его сына Александра.
Это может свидетельствовать о том, что дружинники Александра хорошо их знали. Либо, что более вероятно, что именно союзники Александра поспешили сразу собраться под его знамена, проявляя лояльность.
Третий персонаж из числа недружинников князя – Гаврила Олексич. Персонаж, который в Житии не назван ни новгородцем, ни членом княжеской дружины. Одни авторы считают его новгородским боярином, другие княжеским, третьи лидером ладожан.
Следует отметить, что во время битвы он действовал весьма самостоятельно и атаковал шведский корабль. Скорее всего, делал он это с отрядом, потому как дважды атаковать корабль, куда только что затащили раненого шведского королевича, в одиночку маловероятно – скорее всего, королевича несли на судно с экипажем, да и выносили из боя воины.
Это говорит о том, что Гаврила Олексич – один из младших командиров, ведший собственный отряд, вероятно, новгородцев (ополчение одного из концов?), или полк ладожан.
Представляется, что во всех случаях перед нами не просто успешные воины, но и младшие командиры новгородской армии, известные переславским дружинникам.
Также в Житии упоминаются трое дружинников князя. Это Яков Полочанин, ловчий, возможно, один из воинов, прибывших с будущей женой князя, дочерью полоцкого князя; Савва – представитель «молодых людей», т. е. рядовых дружинников, и Ратмир «шестой – от слуг его, именем Ратмир. Се бися пеш, и обступиша и мнози. Он же от многих ран паде и така скончался шестой из слуг Александра, именем Ратмир. Этот бился пешим, и обступили его враги многие. Он от многих ран пал и так скончался»98.
Эта личность требует особого внимания. Следует разобраться, кто он – личный слуга, прислуживающий князю, или близкий дружинник.
Во-вторых, надо выяснить, почему он сражается пешком – как всадник, который остался в бою без лошади, или как пехотинец (например, княжеский слуга, примкнувший к пехоте). Для ответа на эти вопросы следует присмотреться к истории его гибели.
Мы видим, что в бою Ратмир отрывается от своих, его окружают несколько воинов, ему наносят многочисленные раны. Но он не гибнет от них сразу, а падает на землю и только потом умирает.
Представляется, что подобная живучесть была возможна только при наличии надежных доспехов. Такие доспехи, безусловно, стоили весьма дорого, и простой слуга их иметь не мог. Это позволяет сделать вывод, что перед нами достаточно обеспеченный дружинник.
Возможно, выражение «слуга» означает близкого к молодому князю воина, чья гибель запомнилась молодому князю особо. Может быть, это доверенное лицо его отца, приставленный еще к юному княжичу как один из личных охранников и воспитателей?
Основанием для подобного предположения служит то обстоятельство, что Ратмир – единственный из упомянутых персонажей, про которого нам сообщают только то, что он умер, а не совершил нечто, достойное упоминания.
То есть запомнился, собственно, сам факт его смерти (скорее всего самому князю), потому что если бы запомнился кому-то другому, вряд ли бы его вспоминали долго.
Также следует учитывать, что княжеская дружина состояла из всадников и обычно участвовала в бою конной, а Ратмир явно принадлежал к ней.
Учитывая, что Ратмир назван княжеским дружинником, предположение о его статусе и доспехах, вывод о наличии у него коня, причем не одного, потому что вне боя доспехи обычно возили отдельно, выглядит весьма вероятным.
Указание на то, что он бился пешим, скорее свидетельствует о том, что в какой-то момент Ратмир потерял коня. Скорее всего, он был сбит с седла или конь был убит во время боя, но Ратмир успел соскочить с коня и продолжил драться уже пешим.
В целом при анализе состава участников бросается в глаза, что если новгородцы представлены знатными людьми, то все переславские дружинники, упомянутые в Житии, – не командиры, а успешные воины, двое из которых стали известны именно благодаря своим заслугам: ни один не имеет отчества, то есть высокого социального статуса, – в отличие от упомянутых новгородцев.
Напрашивается вывод, что это были наиболее отличившиеся из числа переславских дружинников, чьи успехи запомнились товарищам.
Изучение указанных обстоятельств позволяет попытаться определить, какие рода войск были представлены в отряде Александра.
Мы можем констатировать, что из семи упомянутых в Житии воинов (считая самого князя) только двое бьются пешими (Ратмир и Миша), что каждый раз отмечено особо. Оба явно имели лошадей, то есть спешились во время боя.
При описании действий остальных воинов используется либо глагол «наеха», то есть они в ходе боя наезжают на противника, либо указывается, что они действуют верхом.