ать французской легенды. Мы уже показали всю трудность, какая имеет место, если допустить принимаемое Шимроком превращение легенды, переданной Вольфрамом. Грааль, как блюдо с головой или же как камень, не мог без странного скачка перейти и в чашу Тайной Вечери. Как скоро легенды о последней были в обращении задолго до романов, то почему не допустить, что Грааль образовался из нее сразу? Французская легенда могла быть старше немецкой. Сюжеты, которые были обрабатываемы в бретонских романах, не были в застое и постоянно подвергались то тем, то другим изменениям; эти изменения были тем больше, чем далее были виновники их от первоначального сказания. Легенда о Граале могла иметь общую участь сюжетов бретонского цикла.
Шимрок не представил ясных фактов особенного чествования и значительного обращения в легендарной сфере блюда с головой Иоанна Крестителя до Вольфрама и происхождения оттуда Грааля. К существованию всего этого до Вольфрама он заключает главным образом из позднейших фактов, да и из этих фактов один вовсе не имеет значения, по крайней мере, слишком сомнителен, а другой нуждается еще в разъяснении: это – рассказ «Мабиногиона» о Передуре и одно из обвинений, которые возводили на тамплиеров; факт же, относящийся к более раннему времени, составляет весьма слабое доказательство.
Шимрок думает, что для восстановления первообраза легенды о Граале нужно к (мнимому) блюду Вольфрама прибавить голову, которая встречается на нем в «Мабиногионе». По мнению Шимрока, в «Мабиногионе» уцелела в этом случае «подлинная и древняя черта». Насколько основательно рассуждает Шимрок, понятно из прежде сказанного о блюде с головой в «Мабиногионе» о Передуре. Но если бы даже дело шло о Граале в «Мабиногионе»[117], то все-таки указываемая в нем черта не имела бы значения. Она могла играть роль только ввиду прежнего взгляда на «Мабиногион» как на источник рыцарских романов. В настоящее время думают, что было наоборот, и так как «Мабиногион», где говорится о блюде с головой, также сложился из романов, в которых нет ничего подобного[118], то и этому блюду нужно приписать позднейшее происхождение. Сам Шимрок считает сказку о Передуре переделкой произведения севернофранцузского трувера, а между тем все-таки думает, что блюдо с окровавленной головой – подлинная и древняя черта, говорящая в пользу тождественности рыцарей Грааля (Templeisen) и храмовников (Tempelritter). Но научно ли относить к древнейшему складу саги черту, встречающуюся в одном из позднейших пересказов ее, сложившемся по источникам, которые не знают этой черты? В известных доселе романах ее нет, и едва ли основательно думать, что она могла бы найтись в каком-нибудь из утерянных. «Мабиногион» о Передуре обнаруживает значительное искажение и забвение подробностей, имевших место в его источнике, хотя, с другой стороны, в нем удержаны некоторые мелочные черты оригинала[119]; очевидно, что оно составилось и выработалось не в письменных только пересказах и приняло местный оттенок, и несправедливо усматривать вместе с Шимроком у автора его желание «закрыть иноземное происхождение рассказа». Шимрок говорит, что почитание обезглавленного Крестителя откликается в древнейшей форме саги Грааля. Уж не «Мабиногион» ли представляет эту древнейшую форму ее? По крайней мере, мы не нашли у Шимрока ничего другого, что можно было бы назвать с его точки зрения «alteste Gestalt der Gralsage» (древнейший склад саги Грааля). У де Борона и у Мапа, считаемых древнейшими авторами романов о Граале, нет ничего, что говорило бы о связи последнего с Иоанном Предтечей.
Тамплиеры в сражении. Средневековая миниатюра
Второй намек об этой связи и выработке Грааля из культа Иоанновой главы Шимрок видит в обвинении, взведенном на тамплиеров, в поклонении демону в образе головы, которое Шимрок принимает – не так, как наш русский ученый г. Веселовский – в буквальном смысле. Если бы встречались посторонние свидетельства о Граале как о блюде с головой, тогда могло бы быть ещё какое-нибудь право на отнесение упомянутого обвинения к чествованию Грааля как блюда с головой. Но о Граале нигде не говорится прямо в таком смысле. Поэтому, если бы и доказано было чествование храмовниками головы[120], то этим не было бы ещё установлено, что то был Грааль или что этот последний имел какую-нибудь связь с упомянутой головой. Указывают на одинаковые свойства Грааля и храмовнической головы, но эта почва очень шатка. Между предметами и порождениями фантазии может быть точка соприкосновения кроме генетической родственности их. Отдельно взятые черты, даже целая группа их, могут иметь множество аналогий, но следует ли на основании последних гадать сейчас о происхождении легенды? И в настоящем случае причиной сходства качеств чаши Грааля и храмовнической головы могла быть одинаковость тенденций при разрисовке той и другой.
Шимрок не отказывается усматривать вместе со многими другими учеными какое-то соотношение между сказаниями о Граале и доктринами тамплиеров[121]. Он ссылается между прочим на указываемое учеными сходство названия служителей Грааля с названиями членов упомянутого ордена и на некоторое подобие обычаев первых, по Вольфраму, обычаям тамплиеров.
По нашему мнению, все это дает лишь право думать, что некоторые романисты имели в виду тамплиеров при внесении тех или других подробностей в свои произведения и при изображении рыцарей Грааля, и нет оснований заключать, что все сказание и его идеи заимствованы у храмовников, которые, впрочем, могли быть знакомы с этой легендой и даже обработать ее по-своему. Тамплиеры являются не во всех романах о Граале, и в первых из этих романов идея рыцарского ордена Грааля не выступает ясно.
Грааль у Вольфрама – блюдо (sic); в «Мабиногионе» о Передуре вместо Грааля является голова на блюде; при этом вспоминается голова И. Крестителя, которую чтили тамплиеры; следовательно, Грааль был первоначально блюдом» с головой Иоанна Крестителя.
Таков вкратце у Шимрока ход изложенных нами пока доказательств основного его положения.
В пользу предположения, что Грааль на более древней ступени развития легенды о нем был блюдом с головой Иоанна Предтечи, говорит, далее, по мнению Шимрока, то обстоятельство, что генуэзцы посвятили капелле Иоанна Крестителя доставшуюся им при взятии Кесарии драгоценную чашу, которую уже Гелинанд приурочивал к Граалю. Мы полагаем, что это посвящение случилось без приведения в соотношение чаши с Иоанном Предтечей; по крайней мере, ничто не заставляет думать наоборот. О генуэзском сосуде, сколько нам известно, никогда не было легенды, которая связывала бы его хоть как-нибудь с Иоанном Крестителем, да и sacro catino, как сказано уже, начали отождествлять с Граалем лишь в XIII столетии. Чашу, которую признавали драгоценнейшей реликвией, естественно было поместить в храме Иоанна Крестителя, который считался покровителем Генуи и которого мощи почивали там с 1008 г.[122] Нет ничего особенного в том, что были сохраняемы под одним кровом две важнейшие городские святыни, почти одновременно прибывшие в Геную. Могут сказать, что помещение знаменитой чаши в капелле Иоанна Крестителя получает значение в ряду других фактов, говорящих о связи Грааля с Иоанном Предтечею, но мы видели уже, что это за факты.
Усекновение главы Иоанна Предтечи. Фреска Фра Анжелико, XV в.
В доказательство соприкосновения Грааля с почитанием Предтечи Шимрок обращает внимание еще на то, что в романе о Граале важные события совершаются дважды в Иоаннов день, а не в Пятидесятницу, когда обыкновенно происходили собрания и пиры витязей Круглого Стола. Но роман Кретьена де Труа об Эреке начинается так:
Однажды вешнею порой
На Пасхе в гордый замок свой
Король Артур для совещаний
Всю знать собрал в Карадигане[123].
В прозаическом «Персевале», изданном Потвином, говорится по поводу назначения Артуром собрания на Иоаннов день: «Et por ce, la veust – il retenir à cel jor que la Pantecouste estoit trop prochienne, ne n’i péussent pas tuit estre cil qui adonc i seront». Английская аллитеративная поэма «Сэр Гавейн и Зеленый Рыцарь» начинается описанием празднования Рождества Христова Артуром и рыцарями Круглого Стола. Из этого видно, что, хотя Пятидесятница наичаще является в романах временем собраний Круглого Стола, избираются для того иногда и другие дни, как не в одну Пятидесятницу происходили торжественные придворные собрания во Франции и в Англии, бывавшие на самом деле[124].
В разборе мнений важна прежде всего критика основ их; падут эти последние – потеряет значение и все построенное на них и примкнувшее к ним; уцелеют они – тогда удержатся и выводы из них и применения их. Поэтому, разобравши основную часть Шимроковой гипотезы относительно Грааля и остановившись подробно на доказательствах Шимрока, потому что они приняты и приводятся у довольно авторитетных ученых, мы, для избежания чрезмерной пространности нашего труда, не станем касаться дальнейшего раскрытия Шимроком его гипотезы. Мы оставим в стороне предложенное Шимроком «Объяснение мифа о Граале», а по поводу указанных им «отголосков немецких мифов» заметим, что эти сближения имеют значение только по отношению к повествованию Вольфрама, а не по отношению к сказанию, послужившему источником для Парцифаля. Нет ни малейших причин допустить предположение, к которому склоняется Шимрок, что «сага о Граале возникла из соединения немецких и христианских элементов».
Что касается местности зарождения легенды, то Шимрок колеблется между Провансом в том широком значении, какое имело тогда это слово, и югом и севером Франции, но готов, по-видимому, отдать предпочтение Провансу.