Невозможно отрицать, что почти все содержание поэмы де Борона вошло в роман Мапа, несомненно знакомого с произведением де Борона. Мап не внес в свой роман лишь начала поэмы, коротко излагающего историю искупления и повествующего о Тайной Вечере: это не относилось прямо к предмету романа; притом об искуплении предвиделась речь впереди. Некоторые подробности Мап переработал на свой лад и вставил в рассказ по иному плану. Так, у него три чудесных питания, произошедших с Моисеем, случилось после перенесения Грааля в Британию[263], и, по образцу эпизода о Моисее, как он рассказан у де Борона, составлен новый – о Симеоне и Канаане[264]. Мап исправил также некоторые несообразности, встречавшиеся у де Борона. Правителем Иерусалима во время поднятия дела о смерти Иисуса был, по Мапу, не Пилат, a Фелис, произошедшее при этом разрушение Иерусалима отличается от другого. По де Борону, место у стола Тайной Вечери, оставшееся после Иуды, никем не было занято; Мап же не забыл Матфея.
Если при этом содержание источников поэмы де Борона более или менее соответствовало возобновленному нами составу ее в первичной редакции (отрицать такое соответствие, как мы видели, нет оснований), и, следовательно, эти источники не могут быть отождествляемы с Гластонберийской легендой или с какими-нибудь видоизменениями ее и потому не должны быть предполагаемы обращавшимися исключительно в Англии[265], то незачем прибегать в гипотезе тождества источников английского и французского труверов и естественнее предположить пользование произведением де Борона со стороны Мапа, который взял его за исходный пункт и осветил иной идеей[266]. С этим согласуется замечание Хучера, что факты, обстоятельно развитые у де Борона, переданы у Мапа кратко. Можно даже отметить совпадение обоих романов в нескольких фразах. Допустить обратное пользование, то есть пользование со стороны де Борона произведением Мапа невозможно после сказанного выше.
Мы сомневаемся, чтобы Мап имел перед собой латинскую историю Грааля. В подтверждение существования ее в Англии приводятся свидетельства Хелье де Борона в предисловии к роману «Гирон ле Куртуа» и в эпилоге романа о Тристане. Но Хелье де Борон представляет латинскую книгу как бы содержавшей все истории Круглого Стола; по его словам, она была «большой и замечательной»[267]. После этого понятно, насколько заслуживают внимания толки Хелье де Борона.
О той же латинской книге говорит и Люс де Гаст в начале романа о Тристане. Некоторые ученые склонны считать роман Люса де Гаста одним из самых ранних в ряду романов Круглого Стола. Но из приведенных строк предисловия этого романа, упоминающих о «lе grant lestoire dou Saint Graal», кажется, следует заключить, что Люс писал (по крайней мере, цитированное начало романа) после Мапа, или – когда не опубликованный роман о Граале был уже известен по слухам. Замечательно, что Люс де Гаст объявляет себя жившим вблизи Солсбери, где, по словам Мапа, была найдена латинская книга, переложение которой составляет роман «La Quête du Saint Graal».
Если же, несмотря на все это, думать, однако, что Мап заимствовал не у де Борона встречающееся у последнего, а из того самого источника, из которого черпал французский поэт, и если содержание этого источника ограничивать тем, что несомненно вошло в первую редакцию поэмы де Борона, то есть признать его историю Иосифа Аримафейского, не выводившей последнего за пределы Палестины, то оба трувера могли познакомиться с предполагаемым источником независимо один от другого, и де Борону не было надобности путешествовать в Англию за материалами для поэмы.
Хучер постоянно говорит о том, что произведения де Борона и Мапа явились при взаимном их сотрудничестве, и мы находим не лишним коснуться его доводов.
Кроме указанного уже сходства между этими произведениями, Хучер приводит в защиту своей гипотезы и другие факты.
Он старается установить генеалогию де Борона и строить довольно сложные и вместе шаткие подмостки, чтобы подвести его как-нибудь к Мапу.
Опровергая высказанные доселе соображения относительно фамилии, к которой принадлежал автор малого Грааля, Хучер не коснулся указаний Фр. Мишеля[268]. Вспомним, что Хелье де Борон, родственник Робера, написавшего поэму об Иосифе, жил в Англии. В те времена странствований рыцарей переходы их из одной страны в другую были нередки, и нельзя оставлять без внимания английские фамилии de Burro[269] и de Buron. Возражая против мнения Полена Париса, считающего Робера де Борона лотарингцем, Хучер замечает, что местность у Верхнего Рейна, откуда, по словам Париса, происходил Робер, называется Boron, а не Borron, Bourron, Buron или Berron, с каковыми четырьмя прозвищами является в рукописях романов Круглого Стола Робер, автор поэмы об Иосифе Аримафейском. Но он называется в манускриптах нередко и де Борон. Довод Хучера, что поместье де Боронов, к которым принадлежал Робер и которые составляли ветвь фамилии des Barres, должно было находиться вблизи поместий последних, не может иметь решающего значения[270].
Лицо, которое Хучер признает автором поэмы об Иосифе Аримафейском, не может считаться таковым, по нашему мнению. Уже в 1169 г. сын Робера, указываемого у Хучера, является подтвердителем отцовского распоряжения относительно одной части земли, принадлежавшей Роберу. Можно сомневаться в том, что последний был тогда жив. Хучер указывает на опущение в грамоте слова «defunctus», но такого эпитета могли не употребить в виду давности смерти Робера. Знаменательно отсутствие дальнейших упоминаний о нем в напечатанных Хучером актах. Хучер объясняет это удалением Робера де Борона в Англию, где будто бы он переводил с Мапом латинскую книгу Грааля, но ведь Хучер признает также, что Робер возвратился потом во Францию. Робер, указываемый у Хучера, не носит фамилию де Борон ни в одном акте. Хучер старается устранить это затруднение, говоря, что в приписке фамилии (de Borron) к имени Робера не было надобности вследствие известности этого лица, но такое возражение применимо только к грамотам, писанным во Франции, и остается странным, что Робер является без прозвища и в папской грамоте. Предполагая даже, что он был жив после 1169 г. и назывался де Борон, все-таки невозможно принимать его за автора поэмы об Иосифе Аримафейском. Этот Робер должен был иметь в 1169 г. минимум 40 лет, автор же малого Грааля был товарищ по oружию и друг Хелье де Борона, который называет себя молодым человеком в предисловии к роману «Guiron le Courtois», вышедшему в свет не ранее конца первой четверти XIII столетия[271]. Если пресловутое выражение «en peis» в строках рифмованного текста, относящихся к Готье де Монбельяру, толковать согласно с Поленом Парисом, то есть считать однозначущим с латинским «in расе», употреблявшимся в могильных надписях, то автор «Иосифа Аримафейского» жил еще во втором десятилетии XIII столетия. Исходя, в сущности, из того же понимания peis (как видоизменения в правописании слова pais=paix), Хучер относит это выражение к тем излишним собственно словам, которые поэты XIII столетия употребляли больше для рифмы, и полагает, что «en peis» означает: «комфортно, спокойно, на досуге», но и такое объяснение страдает искусственностью.
Не должно ли в силу сказанного различать Робера де Борона, автора нашей поэмы, от Робера, указываемого у Хучера, и причислить первого к другой ветви фамилии де Борон, как и родственника его, Хелье де Борона, о котором нет упоминаний в монастырских документах, извлечение из которых представил Хучер?
Хучер придает значение происхождению фамилии де Борон. На том основании, что Вильгельм II де Барр женился после 1202 г. на Амиции, графине Лейчестерской, вдове Симона де Монфора, Хучер заключает, что и члены фамилии де Борон, составлявшей отделившуюся ветвь де Барров, вошли в сношения с вельможами Генриха II, умершего в 1189 г., в том числе и с Мапом. Потом Хучер дополняет: хотя указываемый им брак случился в 1202 г., но в местности, где жили де Бороны, английские бароны имели постоянные дела. Можно подумать, что Хучер разумеет хоть нескольких баронов: оказывается, однако, что он говорит о тех же Лейчестерах!
Упоминание о городе Мо в большом Граале[272] Hucher готовь приписать де Борону; если же оно принадлежало Мапу, то последний назвал этот город местом рождения Эвалака, по мнению Хучера – из уважения к де Борону. Но не было ли то упоминание следствием уважения к самим Баррам и не было ли у Мапа каких-нибудь оставшихся нам неведомыми отношений к той местности? Известно, что Мап учился во Франции и потом не раз путешествовал по ней[273]. Город Мо был также славен вследствие приурочения к нему нескольких святых. Хучер указывает вслед за П. Парисом на слова: «Franche estoit plus de fière gent que les autres tires», но так мог сказать и англо-француз.
Хучер ссылается далее на известия в романах о Тристане и «Guiron le Courtois»[274], но там не говорится ничего о каких-нибудь связях между Робером де Бороном и Мапом[275].
Приводимое Хучером показание Ms. № 2455 nouv., 8188 anc. de la Bibl. Nat.: «Or dist li contes qui est estrais de toutes les ystoires, si counne Robers de Borons le translatait de latin en romans, à layde de maistre Gautier Map» не современно де Борону, а относится к позднейшей поре. Насколько можно доверять таким позднейшим вставкам, знает всякий, изучавший историю