Внезапно до Рэйчел дошло: это была игра, и Габриэль играл в ней роль адвоката дьявола — отстаивал точку зрения, которой не разделял. Таким образом он отводил подозрения, заставлял окружающих думать, что Рэйчел для него — всего лишь школьница, которую он столь снисходительно терпит.
Как только Рэйчел это поняла, его насмешка, его очевидное неодобрение перестали обижать. И когда Грег тоже встал на ее сторону, она дерзко улыбнулась Габриэлю и засмеялась в его недовольное лицо.
— Ты в меньшинстве! Платье остается. Но если ты будешь очень хорошо себя вести, я позволю тебе потанцевать со мной, чтобы смягчить горечь поражения.
Едва прием начался, Рэйчел забыла о досадном разговоре. Возбужденная, немного ошалевшая от объятий, поцелуев, поздравлений и бесконечного потока подарков, она уже не думала о мнении Габриэля.
Лишь некоторое время спустя перед ней снова всплыл его каменный взгляд, в котором не было ни восхищения, ни тепла. Неужели она ошиблась и тот разговор не был игрой? Невозможно.
Однако сомнения уже пустили корни, и она начала замечать кое-что другое: то, как он старательно держится подальше от нее, с какой сверхъестественной ловкостью уклоняется от танца, то надменное, холодное выражение лица, с каким он смотрел сквозь нее, будто ее не существовало вовсе.
Ну, хорошо же, она ему покажет! Неизвестно, какая муха его укусила, но ей нет дела! Это ее праздник, и она намерена чертовски хорошо повеселиться.
И она веселилась: меняла партнера каждый танец, пила шампанское как ситро, преувеличенно громко смеялась малейшей шутке и столь же преувеличенно бурно флиртовала с каждым, кто проявлял к ней малейший интерес.
Все это, однако, не произвело нужного эффекта — Габриэль стоял у стены в дальнем углу зала и хмуро наблюдал. Его густые брови сошлись к переносице, а глаза были темны и непроницаемы. Только раз он открыл рот, когда она, как бы случайно, оказалась рядом, якобы чтобы наполнить бокал, и взглянула на него с укоризной.
— Куда ты спрятался на весь вечер? Не пора ли нам с тобой потанцевать?
— По-моему, у тебя нет недостатка в партнерах.
— О, да, я чудесно провожу время, — скрыла она за бравадой разочарование. — А сейчас, если позволишь, я бы выпила еще вина.
— Разумно ли это? — Габриэль неодобрительно нахмурился. — Не пора ли притормозить? Учти — шампанское ударяет в голову.
Однако Рэйчел уже понесло. Подняв бокал, словно салютуя, она насмешливо сверкнула серыми глазами.
— Оно ударяет и по другим, более интересным местам! — произнесла она, вильнув бедрами.
Жесткие морщины на его лице стали еще глубже.
— Думаю, нам надо поговорить, Рэйчел.
— Поговорить? У меня есть более интересные занятия. Мне весело!
— После приема — перед сном.
Это было слишком похоже на приказ, и она критически изогнула бровь.
— Разве так назначают свидание, дорогой? Леди любят, когда за ними ухаживают…
— Рэйчел…
Угроза в его голосе звучала слишком явно; и к тому же Рэйчел действительно была не прочь провести с ним время.
— Так и быть — после приема.
И все же она не удержалась от еще одного небольшого укола — история с платьем не давала ей покоя.
— То есть если не поступит лучшего предложения, — бросила она и умчалась, не дожидаясь, когда тучи, сгустившиеся у него на лице, обрушатся грозой на ее голову.
Но худшее было впереди.
Вскоре после того, как музыканты взяли перерыв и все пошли на ужин, Рэйчел вдруг обнаружила, что Габриэля нигде нет. Путем осторожных и как бы случайных расспросов, она узнала, что последний раз его видели разговаривающим с Амандой Брайант, старшей сестрой Бекки, одной из подруг Рэйчел.
— Она просто глаз с него не сводила, — рассказывала Бекки, непристойно смакуя каждое слово. — Могу себе представить — такой красавчик! А об Аманде и говорить нечего — известная штучка.
Да, уж слишком известная, пригорюнилась Рэйчел. Сестра Бекки была высокой, знойной брюнеткой с роскошной фигурой, все достоинства которой подчеркивало узкое черное платье.
— Они сбежали. — Бекки сделала испуганное лицо, намекая, что знает, зачем они сбежали. — Аманде все надоело. Я слышала, она сказала Габриэлю, что не любит детские утренники.
Детские утренники! Если и существовали слова, способные подсыпать соли на раны Рэйчел, то это были именно они.
— Ну, эти двое слишком старые и скучные, — объявила Рэйчел, отчаянно пытаясь сохранить лицо.
Но она по-прежнему отказывалась верить, что поведение Габриэля — не просто продуманное прикрытие. В конце концов, говорила она себе, можно ли вернее убедить недоверчивых родителей в их с Габриэлем исключительно родственных отношениях, чем откровенно флиртовать с другой?
Эти доводы помогли бы, если бы она сама в них верила. Остаток вечера был безнадежно испорчен, и Рэйчел облегченно вздохнула, когда все наконец разъехались.
Габриэль все еще не вернулся, но, похоже, это волновало только ее. Было уже далеко за полночь, и она валилась с ног от усталости.
— Я пойду спать, если вы не против. — Она не могла больше слушать восторги матери и Грега по поводу «замечательно» прошедшего вечера. — Я совершенно изнемогаю! Спасибо вам за чудесный праздник.
Рэйчел действительно изнемогала, но заснуть не могла. Она слышала, как Грег и Лидия тоже отправились к себе. Наконец дверь внизу хлопнула, и Габриэль тяжело прошел по ступеням.
На мгновение она замерла — вдруг он идет к ней? Но шаги удалялись по второму пролету лестницы — в мансарду.
Рэйчел не знала, на что решиться. Если она побежит прямо сейчас, он наверняка посмеется и скажет, что она напрасно ему не доверяет. Хуже того — это будет выглядеть по-детски. Намного лучше подождать и спокойно поговорить с ним утром.
Но ждать она определенно не могла. Мысли о Габриэле не давали покоя: она должна была видеть его прямо сейчас. Пусть он посмеется над ней — это лучше, чем лежать здесь и изнемогать от неизвестности. В конце концов, он сам хотел поговорить с ней!
А потом, может быть, он снова поцелует ее, как той ночью. И этим поцелуем покажет, что считает ее настоящей женщиной, а не ребенком. Он погладит ее своими руками, расстегнет пуговки пижамы…
Кровь быстрее побежала по жилам, заставив ее выскочить из постели. Даже не набросив халата, она беззвучно выскользнула из комнаты и слегка улыбнулась, услышав храп Грега в дальнем конце коридора.
У лестницы в мансарду она вдруг остановилась в нерешительности. И именно в этот момент до нее долетел странный звук из-за двери — нечто среднее между сдавленным стоном и протестующим криком. Звук быстро пропал, и снова наступила тишина.
— Габриэль, ты здесь?
Ответа не было, и Рэйчел подумала, что ослышалась.
Может, он еще не вернулся и до сих пор где-то гуляет? Но тут до нее явственно донесся скрип кровати, и, воодушевленная, она проворно повернула ручку и распахнула дверь.
— Габриэль!
Снова тот странный звук. На этот раз было похоже на сдавленный смех, словно кто-то уткнулся лицом в подушку.
— Габриэль, ты здесь?
— В чем дело, Рэйчел?
Резкий и неприветливый, его голос заставил ее отпрыгнуть, как испуганную кошку. От холодного тона ей стало не по себе.
— Я… я просто хотела видеть тебя.
— Видеть меня!.. — Снова, как тогда, на вечере, на нее повеяло угрозой. — Какого черта?..
— Габриэль, пожалуйста! Я просто хотела…
Слова замерли у нее на губах. Габриэль шевельнулся, потом протянул руку и резким щелчком включил лампу на столике у кровати.
Рэйчел заморгала от внезапного света и вдруг застыла от неожиданности. Это невозможно…
Габриэль сидел в постели, его широкая грудь была обнажена, темные волосы в беспорядке падали на лоб. А рядом с ним, едва оторвав от подушки взъерошенную голову, с пылающей жаром оливковой кожей, с губами, опухшими от поцелуев, лежала Аманда Брайант.
Габриэль!
Рэйчел пыталась произнести его имя, но от шока у нее перехватило горло, и она только беззвучно открывала рот.
Габриэль нетерпеливо вздохнул.
— В чем дело, малыш? — процедил он с убийственной насмешкой. — Не можешь уснуть? Хочешь, чтобы я почитал тебе на ночь сказку? Прости — не могу. Как видишь, я занят…
Повернувшись к женщине рядом, он провел пальцем по ее полной груди, мрачно усмехнувшись, когда она чувственно изогнулась.
— Я занят делами — взрослыми делами. Теми, которыми большие дяди и тети…
Но Рэйчел больше ничего не слышала, она кинулась в свою комнату, будто все дьяволы ада гнались за ней по пятам…
Еще и сейчас Рэйчел беспокойно ворочалась в постели, вспоминая ту ночь. Мягкий хлопок простыни казался грубым наждаком, а слезы обжигали глаза, не принося облегчения.
Она не представляла, как прожила последующие дни. Габриэль, правда, несколько облегчил ей существование — он почти не появлялся, пропадая если не на работе, то где-нибудь в другом месте, предположительно с Амандой, и у Рэйчел не было возможности поговорить с ним.
Через две недели он опять поругался с отцом и уехал. Ей пришлось вынести еще одну, последнюю, ужасную встречу с ним, прежде чем он ушел из ее жизни, она верила, навсегда.
Медленно, не сразу Рэйчел научилась жить снова, похоронила прошлое. Но сейчас ей, похоже, придется начинать все сначала.
Чемодан — первое, что увидела Рэйчел, вернувшись домой вечером следующего дня.
Он стоял у стены, у подножия главной лестницы, и Рэйчел остановилась, разглядывая его, — ей показалось, что время вернулось на четыре с половиной года назад.
— Что это значит?
Вопрос сорвался у нее с губ, едва Габриэль спустился по лестнице с тонким кожаным чемоданчиком в руках.
— Как видишь, уезжаю.
— Уезжаешь? — Мысли завертелись вокруг этих убийственных слов. — Но почему? Куда?
— Возвращаюсь в Америку.
Его тон был спокоен и равнодушен, а устремленный на нее взгляд — непроницаем. Он ответил только на вторую часть вопроса, отметила про себя Рэйчел.