Загадочная птица — страница 36 из 46

* * *

Наконец они дождались, когда ветер стихнет надолго, чтобы «Сэр Лоуренс» мог выйти в серое неспокойное море. Последние дни в Англии Банкс провел либо в пьяном состоянии, либо сгорая от стыда. Причем теперь он был склонен винить во всем мисс Браун. Зачем она поторопилась, не дождалась его приезда? Банкс не видел выхода, кроме как отказаться от сокровенных планов. Ему нужно было отправиться с Куком, но мисс Браун своим безрассудством сделала это невозможным. И теперь вот он должен плыть, просто чтобы не предать сподвижников, хотя следовало остаться и дождаться ее. Страдание спутало все в его голове и смыло их счастье зимой в Ричмонде. Он пил, чтобы забыть. А когда ветер стих, поплыл в Исландию.

Весь путь до мыса Лизард, а затем на север по Ирландскому морю ветер нещадно трепал корабль, и Банкс, опытный мореплаватель, тяжело страдал от морской болезни. Море было настолько бурным, что пришлось отказаться от намерения пристать к острову Мэн. Погода смягчилась, когда они приблизились к Гебридам, и тогда Банкс, пережив самый темный месяц в своей жизни, снова увидел сияющее солнце.


Она прибыла в Ричмонд поздно вечером и обнаружила, что там ничего не изменилось. За время ее отсутствия в Англию хотя и медленно, но все же пришло лето. Расцвели цветы, ярче зазеленела живая изгородь, на двери таверны появились новые театральные афиши, а в остальном все по-прежнему. Мисс Браун плыла на корабле по штормовому морю, посетила места, которых ни один человек вокруг никогда не видел, а Ричмонд единственное что сделал, так это лениво растянулся под солнцем. Пораженная этим постоянством, она направилась по склону холма, где в условленном месте ждала предупрежденная о ее прибытии Марта. Их встреча ничем не могла привлечь внимание, но если бы кто-нибудь ее наблюдал, то заметил бы, как женщина более крупной комплекции достала письмо и передала другой. А та, немного помедлив, вскрыла его и начала читать.


Моя любимая, пишу эти слова с глубоким страданием. Я вынужден отправиться в путешествие. У меня не было выхода…


Она подержала листок перед глазами, затем сложила и отправила в конверт.

— Пойдемте, Марта. Письмо подождет, а мне нужно поскорее помыться. Поговорим позднее, когда я буду чистая и утолю голод.

В следующие несколько месяцев никаких известий от Банкса в Ричмонд не приходило. В августе, прибыв в Исландию и упиваясь красотами этой скромной страны, Банкс если и вспоминал об Англии, то лишь с облегчением. В сентябре они с Соландером поднялись на вулкан Гекла, и там был момент, когда солнечный свет вспыхнул на поверхности темно-синей талой воды много футов внизу, под ними. Банкс тогда представил, как бы мисс Браун восхитилась игрой красок. К концу сентября вступила в права исландская осень, и Банкс, глядя на сбросившие листву деревья, вспомнил золотистый покров в лесу в окрестностях Ричмонда. А отсюда было уже недалеко и до желтовато-коричневых обоев в спальне, освещенной огнем камина. В октябре экспедиция закончила работы, и они перебрались в Шотландию, где Банкс решил задержаться. Теперь он уже думал о мисс Браун без страха, но горечью, как о чем-то безвозвратно потерянном. И не спешил в Лондон.

К ноябрю, когда он еще находился в Эдинбурге, волосы у мисс Браун отросли достаточно, а некоторые сделанные на Мадейре эскизы превратились в полноценные цветные рисунки. Банкс не подавал о себе вестей, а она думала о нем каждый день. Но это не влияло на твердость ее руки и не отвлекало от заведенного распорядка работы.


Банкс прибыл в Лондон в начале декабря и радовался, что за это время шумиха по поводу его отказа от участия в плавании с капитаном Куком утихла. Его ждало дружелюбное письмо от Кука. Вскоре последовал визит лорда Сандвича, они славно посидели и выпили. Но написать мисс Браун он даже не пытался, рассуждая, что весть о его прибытии широко распространена, и, вероятно, она сама скоро напишет. Тогда он будет знать, как себя вести. Если окажется, что мисс Браун не затаила обиды, то он посетит ее, если позволят дела в Лондоне.

Миновало две недели, но от мисс Браун ничего не было слышно. Тогда Банкс встал однажды утром, приказал подать лошадь и отправился в Ричмонд.

Накануне ночью выпал легкий снежок, и это напомнило ему о поездках в иные, счастливые времена. Но большую часть пути он был слишком погружен в мысли, чтобы любоваться красотами зимнего леса. Когда до дома оставалось менее мили, Банкс словно очнулся и заволновался. Дверь открыла незнакомая служанка.

— Да, сэр, мисс Браун дома. Пожалуйста, подождите здесь, сэр.

Через минуту девушка вернулась.

— Мисс Браун велела, чтобы вы поднялись наверх, сэр. Она рисует, сэр.

Тяжело ступая, Банкс начал подниматься по лестнице, мысленно повторяя слова, которые скажет. Приблизился открытой двери, увидел комнату, залитую солнечным светом. Она стояла у окна спиной к нему, устремив глаза на рисунок. В зеленом платье, из волос, как всегда, выбились непокорные пряди. Банкс едва успел залюбоваться стройностью ее фигуры, как она повернулась и свет позолотил ее лицо.

— Здравствуй, Джозеф.

Он увидел свет в ее глазах и в два шага пересек комнату, чтобы заключить мисс Браун в объятия.


— Неужели ты меня простила?

Они лежали в зеленой спальне. Прошло чуть более года с тех пор, как это случилось в первый раз. В окна светило солнце, покрывая рябью постельное белье. Они едва обменялись парой слов, торопливо раздеваясь, иногда встречаясь взглядами, чтобы рассмеяться и прерваться для поцелуя. Затем рухнули в постель, несвязно шепча друг другу слова нежности, в то время как их тела вели свой диалог. Возможность для разговора наступила, когда они наконец застыли в объятиях друг друга.

— За что я должна была тебя простить? — спросила мисс Браун.

— За то, что позволил тебе уплыть на Мадейру. За то, что мне не удалось прибыть туда самому, потому что я был слишком горд и зол.

— Я все понимала. Самым трудным для меня стало вернуться и обнаружить, что тебя нет.

Он сжал ее сильнее.

— Мне было стыдно смотреть тебе в глаза. Кроме того, экспедиция все равно была неизбежна. От меня ждали действий.

— Я догадалась. — Мисс Браун пошевелилась. — Если бы ты знал, как мне надоело быть мужчиной. Не терпелось опять стать женщиной.

— Ты была хорошим мужчиной?

Ее голова лежала на его плече, и Банкс почувствовал, что мисс Браун улыбается.

— Не очень. В толпе никто внимания на меня не обращал. А вот в Английском Доме почти все сразу же догадались.

Банкс наклонился поцеловать ее. Он наконец-то почувствовал себя дома.


Но все равно это было не совсем то же самое. Пока Кук путешествовал, Банкс чувствовал неловкость, словно какая-то его часть осталась на корабле «Резолюция». Он постоянно предпринимал поездки в Уэльс, в Голландию. В Лондоне много времени уделял научной деятельности, постановке университетских курсов, укреплению позиций в Королевском обществе. Визиты в Ричмонд были спонтанными, и теперь, когда они с мисс Браун оказывались вместе, пропадало ощущение остановившегося времени.

Она изменилась. Необузданная страсть сменилась сдержанностью, и Банкс замечал в ее глазах сомнение, которого не видел раньше. Ночью она была по-прежнему нежна, но днем, когда заходил разговор о будущем, вдруг замолкала и замыкалась в себе. Банкс спрашивал ее, как она проводила время, когда он находился в Исландии, она пожимала плечами и отвечала: «Я рисовала». Однажды он не выдержал, стиснул ее в объятиях и сказал, что они не расстанутся никогда, он счастлив, лишь когда она с ним.

* * *

Сразу после Нового года в Ричмонд стало трудно добираться, и Банкс уговорил мисс Браун переехать в Лондон. Объяснил, что иначе не сможет продолжать работу. Она поселилась в апартаментах на Орчард-стрит, куда доносился шум с Оксфорд-стрит и звон колоколов пятидесяти церквей. А когда ветер дул с запада, ей казалось, что она ощущает лесной аромат. Апартаменты были роскошными, и именно здесь мисс Браун впервые осознала, что стала содержанкой Банкса. Это знали торговцы, снабжавшие ее продуктами, соседи по улице, и ни имя ее, ни фамилия, ни прошлое не имели для них значения. Мисс Браун понимала, что когда съедет отсюда, тут станет жить другая женщина, ее будет посещать другой мужчина, и та женщина тоже ни для кого не будет ничего значить, кроме мужчины, который ее содержит.

И все же жизнь в Лондоне имела свои преимущества. Джозеф постепенно привык к своему новому положению. Его дом на Нью-Берлингтон-стрит стал центром для лондонских мыслителей и философов, а коллекция привлекала знатоков со всей Европы. И шли нескончаемые разговоры. Весь день, с завтрака до ночи. Рождались новые идеи, обсуждались, отвергались, обсуждались вновь. Он делился этим с мисс Браун, когда они лежали ночью рядом, забыв о сне, беседовали, спорили, пока не замечали, что огонь начал гаснуть в камине, и, удовлетворенные, заключали друг друга в объятия.

Драгоценные для нее дни. А затем Банкс февраль и март пробыл в Голландии, оставив ее одну на Орчард-стрит. Теперь ему было легче уехать, сознавая, что по возвращении она встретит его здесь, любящая и мудрая в равной мере. Что могло быть лучше после двух месяцев, проведенных в обществе мужчин? Но самое главное, для мисс Браун отсутствие Банкса являлось в известной мере благотворным. Не так давно жизнь без него казалась ей пустой и неполноценной, но пребывание на Мадейре все изменило. Ее дух окреп, перед ней раздвинулись горизонты, пали стены. Теперь мисс Браун рисовала по-другому, со свободой, которая казалась безграничной. Он уехал, а она взяла свои краски, бумагу и начала рисовать.


Он вернулся в конце марта, веселый, любящий и помолодевший. Сообщил, что летом должен отправиться в Северный Уэльс к Пеннату[11], чтобы вместе совершить поездку по региону. А в следующий раз изыщет возможность, чтобы они поехали туда вместе, и она увидит дикие, заросшие мхом болота и знаменитую гору Сноудон. А ей здесь предстоит какое-то время провести в обществе очень приятного молодого человека, которого зовут Йоханн Фабрициус. Он датчанин, ученый-энтомолог, приедет изучать его коллекцию.