Здесь есть решетчатая дверь. Йоахим не может разглядеть, что за ней. Он тянет за ручку, упираясь ногами, но дверь держится крепко. Ему бы взять что-нибудь, чтобы поддеть ее, какой-нибудь рычаг. Тяжело дыша, он ходит по залу, ковыряясь ногами в грудах мусора. В конечном итоге его нога натыкается на что-то жесткое. Он нагибается и берется руками за полутораметровую стальную трубу. На этот раз он действует осторожнее, аккуратно прощупывает ее, избегая острых краев. Смотрит на дверь. Она должна открыться. Это его последний шанс. Ему нужно увидеть, что там внутри. Йоахим возвращается к двери, вставляет трубу в узкий промежуток между дверью и дверной коробкой, наваливается всем весом, надавливает. Слышится скрежет металла. Он чувствует, как дверь не поддается поначалу, но в конце концов медленно со страшным скрипом открывается. В лицо Йоахиму — вонь, как только он наклоняется вперед. Какой-то сладковато тошнотворный запах, выдержать который невозможно. Йоахим заглядывает внутрь, вернее, вниз. Это оказалась всего лишь шахта лифта. Утренний свет падает на дно шахты. Там внизу должна быть дверь. Ничего, кроме большой стаи голубей.
Йоахим отходит от шахты лифта и жадно вдыхает несколько более свежий воздух. Теперь он чувствует облегчение и подавленность. Это знаменует окончание его безумного путешествия. Луиза Андерсен — это призрак, вымышленный образ в голове Йоахима, теперь он это признает.
Наверное, так бывает у всех нас, думает он. Любовь — это скорее вымысел, идеал, за которым мы все гонимся и которого не существует в реальном мире, то, чего мы не можем найти в другом человеке. Йоахим полагал, что нашел любовь, но она зиждилась на недоговорках, на том, что они не слишком много говорили ни о прошлом, ни о будущем. Так обычно и бывает. Следует избегать реальности. Ты переключишься на другого человека, если у тебя к нему возникнет тяга? Будешь ли ты по-прежнему любить меня, если я заболею? На все эти вопросы мы не можем ответить честно, если будем верить в этот дурацкий вымысел об истинной любви.
Обо всем этом думает Йоахим, возвращаясь в город. Ему стало легче. Он готов уже бросить эту затею. Да, у него же куча денег на счету в банке, и почти три года у него была большая любовь, а такое случается далеко не у всех. Теперь он должен начать путешествовать… Йоахим останавливается. Оборачивается назад, в сторону фабрики: она, как черная туча, которая закрывает собой утреннее солнце.
«Да брось ты это», — бормочет он сам себе, но возникает впечатление, что его тело и разум перестали говорить на одном языке. Он ведь не заглянул в печь как следует. В этот гигантский плавильный котел, в котором были сделаны эти железки, висящие теперь в отвратительной подземной камере пыток.
Йоахим поднимается по уже знакомой ему лестнице, разыскивает бездомного, который преспокойно валяется на своем матрасе, покуривая сигарету, и дружелюбно поглядывает на Йоахима, когда тот заходит в его угол.
— Ты что это, решил переехать сюда? Это моя комната, — заявляет он.
— Я только хотел попросить у тебя зажигалку. С возвратом, — нетерпеливо выпаливает Йоахим.
Бездомный достает ее из кармана.
— Я у тебя ее потом заберу.
Йоахим снова идет к лестнице, подхватывает по пути кипу бесплатных газет, лежащих кучами на полу. Он останавливается перед печью. Вонь стоит невыносимая — не как от обычного мусора. Он берет четыре листа, скручивает их и поджигает. Теперь он держит горящий комок из газет над зияющей черной дырой. Бумага сгорает быстро, и он вынужден бросить ее. Комок распадается, превращаясь в маленькие искорки, медленно опускающиеся на все то, что лежит на самом дне. То, что когда-то было живым и дышащим человеком, с бьющимся сердцем и видящими глазами. Руки раскинуты в стороны, спина выгнута, ноги заброшены назад в каком-то неестественном положении, лицо повернуто вверх, и на нем нет ни кожи, ни глаз — только черные дыры, почти один лишь череп. Если бы не длинные черные волосы, Йоахим бы не догадался, что это была женщина.
39
Каролина — дочь Уильяма Хирша? Эта мысль не выходит из головы Елены всю дорогу от Виде-Сане до Силькеборга. Почему она об этом ничего не сказала? Почему она обосновалась в ее семье? Такая милая, мягкая женщина, преданная чуть ли не до самоотречения.
Елена паркует авто на дороге, не подъезжая к дому, и некоторое время сидит на месте, словно чего-то ждет. Она не видит машин ни Эдмунда, ни Каролины. Из конюшен доносятся какие-то звуки.
Елена поднимается по лестнице в холл. Здесь царит полная тишина. Она поспешно направляется в гостиную, открывает дверь и проходит по длинному коридору, останавливаясь перед дверью в комнату Каролины. Елена знает, где та живет: она несколько раз приходила к ней дать поручения. В саму комнату ее никогда не приглашали, Каролина лишь приоткрывала дверь. Что это она прячет? Дверь заперта. Запертая дверь в собственном доме Елены. Какие-то тайны, недомолвки. Нет, пора с этим кончать.
Елена давит плечом на дверь, пытаясь открыть ее. Дверь не поддается. Замок тут такой же, как и на остальных дверях в доме, поэтому Елене не приходится тратить много времени для того, чтобы взять ключ от одной из уборных. Ключ подходит, она поворачивает его, и дверь легко открывается. Она оказывается в помещении, напоминающем изолированную квартиру. Две комнаты, одна следует за другой: сначала спальня, а потом ванная с длинной ванной. Каролина Хирш — таково ее имя? Елена решительно подходит к комоду, выдвигает ящик за ящиком и тщательно обшаривает их. Но ничего не находит. Тогда она открывает дверцы шкафа и, пораженная, разглядывает длинные ряды костюмов, висящих на вешалках и сложенных на полках. Ей что, это тоже все пересмотреть? Да. Это ее право. Так думает Елена, бросая одежду на пол. Блузки, шарфики — одежда пожилых женщин, которую надевают, когда уже не нужно выглядеть привлекательной или же когда красоту сменяют на практичность.
Елена слышит, как что-то упало, потом видит, что это грохнулась на пол шкатулка для украшений. Елена поднимает ее и слегка встряхивает. Внутри что-то есть. Но нет ключа. Елена спускается по лестнице на кухню. Сначала пробует открыть ножом, засовывая лезвие под крышку. Нож начинает гнуться. От этого становится больно пальцам. Тогда она пытается всунуть туда напильник для заточки ножей. Ничего не получается, и она принимается колотить краем шкатулки по кухонному столу, чтобы сбить крышку или вообще разбить. Она имеет моральное право знать, что там.
— Простите, что вы делаете с моей шкатулкой?
Елена оборачивается. Перед ней стоит Каролина с испуганным видом.
— У вас есть ключ?
— Я вообще не собираюсь…
Но Елена перебивает:
— Дайте сюда ключ!
Каролина никак не реагирует.
Елена продолжает свое: один за другим следуют еще три удара. Щель уже достаточно большая, чтобы вставить туда напильник. Замок так и не поддается, но Елена, не отрывая глаз от шкатулки, пытается вытрясти наружу ее содержимое. Ей удается взяться за цепочку.
— Это моя цепочка, — всхлипывает Каролина, стоя в дверях.
Елена тянет ее на себя, но на другом конце цепочки есть кулон, который не позволяет ее вытащить. Она слышит шум мотора автомобиля, подъезжающего к дому. Выглядывает в окно: это Эдмунд. Ничего страшного, Елена должна получить ответ на свой вопрос.
— Эта цепочка досталась мне от матери.
— От Розы? — сурово спрашивает Елена, глядя прямо в глаза пожилой женщине.
Каролина медлит с ответом:
— Да. От Розы.
— Что вы делаете в моем доме, с моими детьми? Кто вы такая?
— Похоже, вы уже знаете, кто я такая, — отвечает она и поворачивается, услыхав шаги.
Подходит Эдмунд и смотрит то на одну, то на другую.
— Елена, ты здесь, мы искали… Что здесь происходит? — спрашивает он, разглядывая шкатулку и изуродованную кухонную столешницу.
У него под глазами черные мешки, волосы растрепаны, одежда помята. Это явные признаки бессонной ночи. Елена начинает испытывать угрызения совести и новое чувство нежности к этому высокому, красивому мужчине, стоящему перед ней. Она его подозревала совершенно безосновательно. Дело было не в нем, а в Каролине.
— Эдмунд! Каролина совершенно не та, за кого себя выдает.
Он делает шаг вперед.
— Я не понимаю… О чем ты говоришь?
Он удивлен. Но какая-то интонация в его голосе смущает Елену. Вместо удивления в нем появилась суровость, колкость, глаза сощурились.
— Каролина — дочь Уильяма Хирша, который был вторым основателем нашей фирмы вместе с моим отцом. Он был евреем, и его убили немцы. Его жена, Роза, будучи беременной Каролиной, бежала в Америку… И вот теперь Каролина здесь. В нашем доме. Я не знаю точно, какие у нее намерения, но более чем уверена, что она нацелена на деньги и будет шантажировать нас тем или иным способом.
Голос Елены даже дрожит от возбуждения.
— Елена, — тихо останавливает ее Эдмунд.
Он подходит прямо к ней. Ему приходится контролировать каждое свое движение, но Елена видит, как в нем все кипит. Он вне себя от злости. Почему? Неужели он не слышит, что она говорит? Или, может быть, он ей не верит?
— Елена, ты не в себе. Ты все это себе придумала, — успокаивает ее Эдмунд, обнимая ее за плечи.
— Оставь меня! — возмущается она. — Я не сумасшедшая! Ты послушай, что я тебе говорю: она обманывает нас.
Эдмунд открыл было рот, чтобы что-то сказать, но его перебивает резкий голос Каролины:
— Не стоит, Эдмунд. Она этого так не оставит.
Эдмунд отпускает Елену и смотрит вниз, опираясь при этом на кухонный стол.
— Каролина… — Он пытается остановить ее.
Она лишь качает головой.
— Рано или поздно она об этом узнает, — продолжает она таким же спокойным голосом, каким разговаривает и с детьми. — Будем надеяться, что в этот раз она это воспримет лучше, — говорит она, улыбаясь.
В этот раз? Что она этим хочет сказать? Елена так и стоит возле мойки с напильником в руке.
— С чего бы мне начать… — раздумывает Каролина, мельком бросая взгляд на Елену и останавливая его потом на зеленом газоне под окнами. — Ваш отец, Елена…