Эллен качает головой.
— Так не пойдет, Йоахим. Неужели ты сам не понимаешь, что это сумасбродная идея? Мне все-таки не следовало рассказывать тебе об этом ужине, — быстро говорит она в своей обычной манере.
Йоахим тоже поднимается и стоит перед ней. Она резко становится замкнутой и неразговорчивой. Такой она ему и помнится. Меняется в настроении, холодеет. Йоахима охватывает печаль. Он все же любит ее. Желает ей всего хорошего, и ему хочется посидеть с этой новой Эллен, которая ведет себя естественно.
— Было очень приятно пообщаться с тобой снова. Надеюсь, ты выяснишь все это, — говорит она ровным и нейтральным голосом.
— Спасибо тебе за помощь, Эллен. Ты для меня действительно много сделала, — прямодушно благодарит ее Йоахим.
Она поворачивается и уходит. Уверенная походка. Он провожает взглядом ее тщедушное тело в дорогой одежде. Неожиданно она начинает идти медленнее, неувереннее, снижает темп, потом останавливается и возвращается к нему.
— Что-то случилось? — спрашивает он, идя ей навстречу.
— Все-таки ты сможешь прийти на ужин, — сообщает она как-то смущенно.
— Да? — не верит своим ушам Йоахим.
— Туда можно прийти с другом, и ты мог бы сопровождать меня в этом качестве.
Что-то в ее словах заставляет Йоахима отвести взгляд. Он опускает глаза и натыкается на ее маленькие груди. Эллен замечает его бесстыдный взгляд, и он спешит опустить глаза еще ниже, на ее белые сандалии, застегнутые тонким ремешком, который подчеркивает изящество ее ножки и золотистую кожу. Теперь она говорит почти шепотом.
— Но в этом случае мы должны делать вид, что мы снова вместе.
Йоахим раздумывает. Бредовая идея. Но не настолько бредовая, как Елена, сидящая в тюрьме.
— Что ты на это скажешь, ты, истукан? — спрашивает Эллен.
50
Елена не понимает, откуда у нее появилось ощущение, что весь мир качается, а земля колеблется из стороны в сторону, даже когда она едет в автомобиле. То ли это после прогулки на лодке, то ли после подводного плавания. Она все еще сидит в автомобиле и смотрит в зеркало заднего вида. Спрашивает себя, не паранойя ли у нее, и все-таки останавливается чуть выше, на дороге, ведущей в лес, вместо того, чтобы оставить машину на гравиевой парковке, принадлежащей «Таверне Юльсё».
В последний раз осматривается вокруг, прежде чем войти в крытое соломой фахверковое здание. Снаружи уже много автомобилей, а внутри тепло и суетно. Кофейный аромат напоминает Елене о том, что сегодня она еще ничего не ела и не пила. К ней подходит молодой человек в ослепительно белой рубашке и черной жилетке.
— Вы заказывали столик? — приветливо спрашивает он.
Елена подумывает о том, чтобы спросить, нет ли свободного столика, — сначала что-нибудь перекусить. Но замечает любопытные взгляды посетителей. Одна женщина незаметно кивает в ее сторону и что-то шепчет мужу на ухо.
— Я хотела бы пообщаться с хозяином, — торопливо говорит она вместо заказа.
Ей следовало бы надеть какую-нибудь шляпу или хотя бы темные очки. Она по-прежнему забывает, что ее персона многим известна. К счастью, официант тоже замечает, что присутствие этой женщины вызывает ажиотаж. Он чуть заметно кивает и предлагает ей пройти за ним. Они идут по коридору, затем официант останавливается перед одной из дверей и стучит.
— Открыто, — раздается голос изнутри.
Пока официант распахивает дверь, Елена делает глубокий вдох.
— Пришла Елена Сёдерберг. Она хотела бы поговорить с вами.
Сначала тишина, потом Елене слышатся какие-то еле разборчивые слова:
— Сёдерберг… она… — больше ничего не понятно.
Дверь захлопнулась. Проходит меньше минуты, и официант снова появляется перед ней:
— Входите, пожалуйста.
Елена заходит, и официант закрывает дверь. Перед ней стоит какой-то мужчина. Высокий, широкоплечий, с выдающимся орлиным носом, довольно пожилой: ему, вероятно, лет семьдесят. Он выглядит ошеломленным и тем не менее подходит к ней с улыбкой и протягивает руку для приветствия.
— Мариус Флинт, — представляется он.
Елена обращает внимание на все, что разбросано на его столе. Ее бумаги никогда не выглядели так, когда она вела дела в ресторане на острове. От этих воспоминаний у нее щемит в сердце. Как ей не хватает ее кухни, специй, окна, выходящего на старую часть гавани, ее отличных ножей. Всяких мелочей. Ей не хватает этих мелочей.
— Располагайтесь.
Флинт указывает рукой на стул с высокой спинкой, больше похожий на трон, стоящий у противоположного конца стола. На стуле хорошая обивка, вызывающая приятные ощущения в ее уставшей спине.
Мариус Флинт откидывается на спинку своего стула, заводит руки за голову и доброжелательно смотрит на нее.
— Что привело сюда досточтимую фру Сёдерберг? — радушно спрашивает он.
Елена вспоминает, что о ней писали в газетах. Неужели он уже знает о ее расследовании? Елена откашливается и принимает решение перейти сразу же к сути.
— Ежегодно «Сёдерберг Шиппинг» переводит средства «Таверне Юльсё». Вам об этом что-нибудь известно?
Она изо всех сил старается, чтобы ее голос звучал нейтрально, но замечает, что он немного дрожит.
— Это старый договор, — отвечает Мариус.
И ничего больше. Его лицо остается совершенно невозмутимым.
— С какой целью он был заключен?
Он пожимает плечами и продолжает смотреть на нее все так же невозмутимо.
— Это было еще до того, как я сюда пришел. Мой отец работал на вашего отца, а деталей я не знаю, — равнодушно сообщает он.
— Но ведь ваш отец сейчас не работает на «Сёдерберг Шиппинг»?
— Мой отец умер. — Собеседник раздражен.
— Я не считаю нормальным, что эти платежи продолжают осуществляться таким способом, — не успокаивается она.
Мариус пристально смотрит на нее.
Теперь ей это становится заметно: под этой доброжелательностью кроется нечто другое. Теперь он уже наблюдает за ней так же внимательно, как и она наблюдает за ним. Они, как два дуэлянта, каждый из которых выжидает, что противник выстрелит первым. Как ни странно, от этого у Елены спадает напряженность. В ее руках прекращается дрожь, а голос начинает звучать увереннее. Она на верном пути.
— В каких отношениях были ваш отец и Хирш?
— Кто это, собственно говоря?
— Хирш? — спокойно переспрашивает Елена.
Флинт пожимает плечами.
— Никогда о нем не слышал.
— А почему вы говорите «о нем»?
Этот вопрос возымел больший эффект, чем она рассчитывала. Высокий мужчина угрожающе встает перед ней. Елена тоже поднимается и смотрит ему в глаза. Она чувствует, что та стерва, которую боялись и ненавидели сотрудники, снова вернулась, стоит здесь и требует ответа.
Мариус садится на место. Пытается собраться и снова надеть свою прилизанную маску вежливости.
— Я был тогда всего лишь ребенком, но я слышал, что он пропал во время войны. Его схватили немцы, не так ли?
Елена кивает головой.
— Деньги, которые до сих пор поступают, являются платой за ту услугу, которую ваш отец оказал моему… — Слова Елены словно зависают в воздухе.
Она напряженно ждет. Хотя она и уверена в своей правоте, но ей нужно нечто большее: какое-нибудь подтверждение, признание с его стороны. Но этой фразой она уже не застигла его врасплох: он смотрит на нее абсолютно спокойно.
— Послушайте, — обращается он к ней. — Мой отец был удачливым бизнесменом. Он заключил выгодный договор, и я пользуюсь этим по настоящее время. Мне больше нечего сказать по этому делу. Договор и оплата по нему должны действовать, пока я жив. Я не вижу необходимости больше говорить об этом.
Она не продвинулась в своем расследовании, теперь это ясно. И все же она тихо говорит:
— По этому договору нет никаких документов. Я могу остановить платежи в любое время.
Глаза Мариуса превращаются в узенькие щелочки.
— Я полагаю, наша встреча подошла к концу. Было очень приятно видеть вас, фру Сёдерберг.
— Вы знаете, что я могу прекратить платежи, — не унимается Елена, не обращая внимания на попытку хозяина заведения выпроводить ее таким вежливым способом. — Я останавливаю выплаты. Но если вы решите рассказать мне то, что знаете, мы могли бы посмотреть, стоит ли в действтительности услуга вашего отца таких денег, — договаривает она с решительностью в голосе.
— Вы не можете прекратить платежи, поскольку есть договор, существующий на бумаге.
— Тогда я хотела бы на него взглянуть, на этот договор.
— Нет. Поверьте мне, это не доставит вам удовольствия. И вы его не увидите, — тихо произносит он. — Как только вы остановите выплаты моей фирме, договор будет опубликован, и вы сможете прочитать его в газете. Тогда у вас будет масса времени. — На лице Флинта улыбка, хотя по голосу заметно, что он перепуган. — Этот договор похоронит «Сёдерберг Шиппинг». Тысячи людей станут безработными, вы потеряете все. Это было причиной, по которой ваш отец пошел на такую сделку. Он не славился своей благотворительностью.
Елена отъезжает от таверны и пытается связаться с Йоахимом, хотя бы для того, чтобы услышать его голос, но он не отвечает. Только бы он не изменил свое мнение! Только бы не счел ее жизнь и все, связанное с ней, лживым и порочным.
Скоро наступит вечер, но до сумерек еще далеко. Вдоль извилистой дороги живым частоколом стоят деревья. Время от времени появляются просветы, сквозь которые видно озеро вдали за склоном. Мысли роятся в ее голове.
Договор. Мариус сказал, что договор существует на бумаге. Но Елена помнит: в головном офисе не существует никакого договора — так сказала Карен. Неужели Эдмунд и Каролина изъяли его? Елена должна искать в другом месте, начать все сначала. Отец Мариуса. Он был случайным свидетелем или тут кроется нечто большее?
Позади нее едет черный автомобиль, едет быстро. Сначала Елена чуть увеличивает скорость, но автомобиль по-прежнему не отстает. Тогда она едет медленнее и сигналит, чтобы он ее обгонял. Наконец-то этот идиот проезжает мимо.