— Нет, не у меня. Он живет на квартире у моей домохозяйки. Я гораздо более скучный, чем вы думаете. Я работаю… Здесь видно, чем я занимаюсь. И в это время мне нужен покой. Сосредоточенность. Именно поэтому я арендую целый дом. Все бы испортилось, если бы возле моей мастерской жил какой-нибудь словоохотливый сосед.
— Вы снимаете весь этот дом? — ошарашенно спрашивает Йоахим.
— Раз я могу себе это позволить, почему же не отвязаться на полную и не жить так, как я хочу? Вам это не нравится? Датчане всегда раздражаются, когда узнают, что в моем распоряжении находится весь этот дом, который мне, в сущности, не нужен. А почему бы нет? Я здесь отлично себя чувствую. Все, что мне требуется, находится в этом помещении. Моя домохозяйка заботится обо всем, когда я в мастерской, поэтому у меня нет необходимости тратить свои силы на что-либо помимо искусства. Если я хочу пообщаться с людьми, то выхожу на улицу или же приглашаю к себе гостей. Если они сами ко мне не напрашиваются, — добавляет он с милой улыбкой, глядя при этом на Эллен, которая тут же отвечает ему не менее радостной улыбкой.
Женщины молчат и внимательно слушают их разговор. Коллисандер незаметно переходит на английский, так что все могут принимать участие в разговоре. Вскоре все присутствующие за столом живо обсуждают требования людей к тому, что следует придерживаться норм, подавлять свои мечты и быть нормальным. То есть связать себя по рукам и по ногам.
— Я считаю, что заслужил право жить так, как хочу, поскольку достиг успеха своим искусством, — заявляет Коллисандер и смотрит прямо в глаза Йоахиму. — Это жуткая правда, друг мой. Пока человек не добился успеха, он является рабом чужих представлений о том, каким ему быть, как себя вести, как жить.
Билли что-то бубнит о том, насколько это истинно, и лепечет что-то смутное о мире, в котором все живут в гармонии. Коллисандер нежно поглаживает его по голове и шутя выгибает брови, глядя на женщин, — те прикусывают губы, чтобы не рассмеяться. Разговор продолжается, ужин идет своим чередом, но Йоахим чувствует горечь от слов Коллисандера. Хотелось бы ему вместо времени, проведенного с Еленой, достичь немного большего успеха?
Эллен возвращается из уборной, единственного места в этом помещении с закрывающейся дверью. Йоахим откидывает голову назад и смотрит в потолок. Видны потолочные балки и соединяющие их доски. Их крошащееся старое дерево красиво смотрится рядом с крупными каменными блоками в стенах.
В другом конце комнаты, недалеко от кровати, находится отдельно стоящая большая ванна из отполированной латуни. Йоахим долго рассматривает несколько железных крюков, прикрепленных с интервалом в один метр по всей длине средней балки. Мысли о подвале пыток не покидают его ни на минуту. Он постоянно ищет подтверждение этому. Может быть, Эллен права, а он вбил себе в голову это подозрение, и теперь ему все мерещится в этом свете. Крюки в балке могли остаться с того времени, когда это помещение использовалось для чего-то другого. Например, для зернохранилища с тяжелыми мешками, которые следует перемещать с места на место. Или для мяса, которое должно было сушиться подвешенным. Все это нельзя считать невероятным.
Йоахим вздыхает от уныния. Эллен совсем пьяна. Йоахим видит, как взгляд Коллисандера пробегает по ней сверху вниз. Эллен уже открыто отвечает на него лучезарной улыбкой, почти вызывающе. Йоахим слишком резко поднимается, отчего стул, стоящий за ним, переворачивается, и он еле успевает его поймать.
— Нам следовало бы уже поблагодарить вас за гостеприимство, — громко заявляет он.
— Как, уже? — недоумевает Эллен.
— Нас еще ждет работа.
Эллен пожимает плечами и недовольно ворчит.
— Не так-то это и важно, — говорит она, шатнувшись в сторону Коллисандера.
Йоахим подхватывает ее под руки, прежде чем она плюхнулась на стул.
— Это важно. Тебе, кстати, еще предстоит найти время для завтрашней экскурсии по мастерской Коллисандера, — произносит он с деланной улыбкой.
Он наклоняется к ней ближе и шипит на ухо:
— Пойдем же, Эллен. Я серьезно.
Эллен в последний раз смотрит на Коллисандера, глубоко вздыхая при этом.
— Я приду посмотреть на твое легендарное творение завтра? — спрашивает она с нескрываемым вожделением в голосе.
Коллисандер отвечает ей, глядя на Йоахима.
— Никто еще не видел «Загадочной женщины», — говорит он, берет ее руку, нежно целует, не вставая при этом.
— «Загадочная женщина», — повторяет Эллен. — Ты умеешь все окутать таинственностью.
Три другие женщины встают и прощаются с ними, пылко прижимаясь щеками к Эллен. Потом они крайне сдержанно кивают Йоахиму, который явно не произвел на них хорошего впечатления.
Когда дверь за ними захлопывается, Эллен начинает протестовать против столь раннего ухода.
— Почему это было необходимо? — спрашивает она, стоя перед домом.
— Ты же знаешь, зачем мы здесь. — Йоахим серьезен.
— Как? Ты все еще не выбросил из головы этой ерунды? Ты не веришь, что Елена может справиться без… — Эллен не завершает предложение.
Теперь Йоахим снова узнает ее. Ревность.
— Елена на свободе, Йоахим. Она богата. Богатые помогают друг другу, и поэтому им все сходит с рук, — шепчет Эллен.
Йоахим видит, насколько она пьяна.
— Иди домой, — приказывает ей Йоахим. — А я только загляну к нему в мастерскую. Я мигом.
— Не понимаю… Что ты там рассчитываешь найти?
— Разумеется, ничего, — отвечает Йоахим, замечая отчаянье в своем голосе. — Но так всегда делают, — поясняет он. — Если кого-нибудь подозревают, полиция всегда так делает: обыскивает подозреваемых…
Эллен обрывает его:
— Полиция? А ты что, полиция?
Йоахим смотрит на нее, набрасывает шаль ей на плечи.
— Ты найдешь дорогу назад, в гостиницу?
— Да пошел ты!
— Что?
— Ты не единственный, кто должен увидеть его загадочное произведение искусства.
Йоахим на мгновение задумывается. Потом осторожно кладет свою ладонь ей на руку. Он предпочел бы сделать это один. Она пьяная, и от нее много шуму, хотя шум, доносящийся из комнаты, явно перекрывает их. Молодой человек запел снова, женщины продолжают разговаривать друг с другом. Йоахим делает первый шаг к лестнице, проходящей по внешней стороне фасада к мастерской.
— Сними свои туфли на шпильках, — шепчет он.
Она подчиняется. Йоахим в нерешительности раздумывает, следует ли открыть дверь. За последние дни он уже совершал и не такое, и тем не менее это несколько иное.
Он все-таки открывает дверь. Помещение освещается только лунным светом, проникающим сквозь окна в потолке. Но и этого достаточно. Эллен стоит безмолвно. Да это и понятно: для нее это такое же величие, как для Йоахима было бы общение с Хемингуэем.
Здесь повсюду находятся картины. Некоторые стоят на мольбертах, другие сложены штабелями у стены. Они в самом разном состоянии, но на всех есть признак, присущий только Коллисандеру: использование натуральных красок — обугленное дерево, цветочные пигменты. Это чувствуется по запаху.
Йоахим ходит от картины к картине, совершенно потерянный, слышит шаги Эллен. Его тело ощущает тяжесть и слабость, словно под гипнозом. А может быть, эта краска ядовитая? Они тут что, ходят и вдыхают ядовитые пары, полученные из местной флоры?
Картина стоит на мольберте посреди комнаты тыльной стороной к ним. Они подходят ближе. Эллен впивается пальцами в его руку, и он чувствует, что ее трясет. Картина маленькая, в ней нет ничего грандиозного. Эллен берет картину и осторожно поворачивает ее.
— Загадочная женщина, — шепчет она.
Она такая простая. На ней изображено только женское лицо, и больше ничего. Она стоит спиной к зрителям, но смотрит через плечо. Видны ее губы… Она что, улыбается? В ее глазах есть что-то нежное. Вокруг нее красное небо: может быть, это закат и пропадающий горизонт. Йоахим не в силах ничего сказать. С одной стороны, это вполне банально. Но в этом есть нечто… неземное.
— Нет, — шепчет Эллен надломленным голосом.
— Она такая маленькая, — говорит Йоахим.
Она сжимает его руку, Йоахим чувствует себя опустошенным. Это что, и все? Значит, он все-таки ошибся. Художник не имеет никакого отношения к убийству Луизы.
Разочарованный, он высвобождается от руки Эллен и смотрит на нее. У нее на глазах слезы. Неужели это настолько грандиозно? Он не разделяет ее восторга. Мир живописи не его стихия.
Он снова смотрит на «Загадочную женщину». В ней что-то есть… Ну да, в ней больше жизни, чем в реальном человеке. Но что же все-таки делает эту картину такой особенной? Краски? Нежные красные лучи вечернего солнца? Это скорее отпечатанная репродукция, чем рисованная картина. Но это еще не все, тут еще дело и в полотне. Он подходит ближе.
— Йоахим, — шепчет Эллен, когда он протягивает руку.
— Что?
Она качает головой.
— Ты что, не видишь?
Не видит чего? Йоахим проводит кончиками пальцев по туго натянутому холсту. Он сухой и тяжелый. Пористый. Это не обычный холст — а что, папирус? Он наклоняется к картине, внимательно изучает ее, прищурив глаза. Нет, это не переплетающиеся растительные волокна. Это более мягкий материал, который с самого начала был единым куском. Это кожа животного? Он снова проводит пальцами.
— Давай уйдем отсюда. — Она тянет его за руку.
Его пальцы продолжают невозмутимо двигаться дальше, и снова это ощущение тяжести и слабости. Такое впечатление, что его мозг не работает с прежней скоростью, словно он что-то просмотрел. Его палец останавливается на отверстии, которое скрывается на красных губах женщины. А вот еще одна дырочка, в зрачке. И еще одна на левом ухе. Получается треугольник.
— Йоахим…
Эллен не подходит к картине. Это удивляет Йоахима. Такое впечатление, что эта женщина окружена запретной чертой, которую Эллен не хочет преступать. Три отверстия: ухо, рот, глаза. Треугольник. Йоахим проводит пальцем по отверстиям. Маленькие пустоты, отсутствие жизни. Ну и что из этого? Это ни хрена не значит. Он так ничего и не нашел.