– Я сказал, довольно! Веди себя прилично. Ты уже вышла из возраста, когда закатывают детские истерики.
Кейди невольно поежилась, но промолчала, напомнив себе что это не ее дочь, а Мака.
– Теперь мне все ясно! – не унималась Габриэла уже со слезами на глазах. – Понятно, почему ты хочешь продать дом! Из-за нее, ведь так? Это что же, пресловутая мужская менопауза? Ум за разум зашел на старости лет?!
– Сядь и успокойся! – рявкнул Мак. – Поговорим потом. Он направился к лестнице. Дочь бросилась следом.
– Но как ты мог, папа?! Как мог? Я думала, дело ограничится разговорами, а ты в самом деле выставляешь дом на продажу!
Жестом остановив Габриэлу, Мак прыжками взлетел по лестнице. Кейди отшатнулась, встретив его тяжелый взгляд.
– Вот черт! Извини, ради Бога, за эту сцену, – сказал он вполголоса. – Не думал, что все так повернется, когда оставлял свои координаты. Я всегда это делаю, на всякий случай.
– Конечно, как же иначе. Не волнуйся, все в порядке.
Кейди бросила взгляд через перила, Габриэла уже исчезла из виду (видимо, села, как и было приказано).
– Твоя дочь – привлекательная молодая женщина.
– Но ведет себя как избалованный ребенок!
– Ну, для детей всегда шок – понять, что у родителей тоже имеется кое-какая сексуальная жизнь.
– Речь не о сексе, а о доме!
– Тебе лучше знать. По-моему, нам самое время одеться. – Кейди направилась к своей комнате, но остановилась, осененная идеей, которая показалась ей удачной. – Знаешь, одеться я оденусь, но вы двое завтракайте без меня. Так будет лучше для всех.
– Вот уж нет! Позавтракаем втроем.
– Тогда всем будет неловко. Пойми, это деликатная ситуация.
– Хм. – Мак немного подумал, криво усмехнулся и кивнул: – В самом деле. О чем я только думаю! Разумеется, это неделикатно – просить тебя разделить трапезу с девицей, которая готова пойти вразнос. Ладно, позавтракаем с ней тет-а-тет.
– Не будь слишком строг, – поколебавшись, предложила Кейди. – Это же не спектакль, она в самом деле расстроена. Вполне нормально, что в молодости недостает житейской мудрости.
– В молодости! – У Мака вырвался смешок. – По-моему, житейской мудрости недостает в любом возрасте.
– Но у молодежи…
– Послушай, Кейди! Как отец, обещаю быть строгим, но справедливым.
В душе Кейди эти слова вызвали странный отголосок. «Как отец». Она не могла сказать о себе «как мать», а значит, не имела права голоса.
– Поступай, как считаешь нужным, раз ты такой эксперт в вопросах конфликта поколений. Только без громких ссор, не то мне придется вмешаться… как женщине.
– Я постараюсь.
Мак скрылся в своей комнате. Кейди снова подступила к перилам.
Габриэла стояла в арочном проеме гостиной. Она так и впилась в Кейди взглядом. Щеки ее пылали.
Повинуясь не вполне осознанной потребности, Кейди решила навести мосты.
Пока она спускалась, Габриэла даже не сменила позы – так и стояла на манер разгневанного Правосудия: руки по швам, плечи напряжены, подбородок вызывающе вскинут. Только подойдя ближе, Кейди заметила, что щеки у нее мокрые.
– Послушай, – начала она, понизив голос, – может, поговорим?
– Нам не о чем говорить! – отрезала девушка.
– Мне так не кажется. Можно, к примеру, обсудить наш обоюдный интерес к твоему отцу.
– От моего отца держитесь подальше! Хватит и того, что вы уже натворили! Напортачили в работе. Учтите, мне все известно!
– И это тебя беспокоит?
– Меня не беспокоит ничто из того, что связано с вами! В его жизни вы не задержитесь, потому что это не может быть всерьез!
– Из-за тебя?
– Из-за моей матери!
– Это вряд ли.
– Он любил ее до безумия!
– Нуда.
– Что «ну да»? Вам-то откуда знать?
– Да уж знаю.
Это заставило Габриэлу потерять на пару секунд дар речи.
– Он, что же, рассказывал вам о маме? Странно… раньше он никогда этого не делал… после разового секса. Что вдруг на него нашло?
– Может, это было естественной реакцией на то, что и я рассказала ему кое-что о своем прежнем браке, – предположила Кейди, поманив девушку за собой на кухню. – У психоаналитиков это называется «поделиться». А теперь скажи, что это за история с визитом риелтора.
– Как будто вы не знаете! – Габриэле явно не хотелось идти на поводу, но разговор уже начался, и она угрюмо последовала за Кейди. – Вскоре после того как вы завалили дело со шлемом, папа завел разговор о продаже дома. Это все ваши происки!
– Тебе не кажется, дорогая, что ты сама себе противоречишь? – Кейди наполнила и поставила на плиту чайник. – Только что ты заявила, что у Мака не бывает ничего настолько серьезного, чтобы чем-то делиться. А теперь выходит, что у нac до того близкие и доверительные отношения, что он пляшет под мою дудку. Да и что мне с продажи вашего дома? Я же не риелтор.
– Очень смешно!
– Ладно, проехали. Хочешь чаю?
– Нет!
– А булочку?
– Нет!
– Дело твое. – Кейди отщипнула от одной булочки, попробовала и причмокнула: – Ням-ням!
– Я думала, папа имел в виду завтрак где-нибудь в чайной, – буркнула Габриэла с откровенным раздражением.
– Это как вам будет угодно. Лично я собираюсь позавтракать здесь – не имею ни малейшего желания быть свидетелем семейной ссоры.
– Почему сразу ссоры? – вспыхнула девушка. – Мы с папой никогда не ссоримся! По крайней мере насчет важных вещей у нас полное понимание.
– Да уж, конечно, – хмыкнула Кейди. – Потому, что твой отец лезет вон из кожи, лишь бы ты была довольна и счастлива.
– Как это понимать?!
– А как хочешь, так и понимай. – Пожав плечами, Кейди заглянула в холодильник в поисках джема. – Интересно знать, утруждаешься ли ты хоть сколько-нибудь ради его счастья. – Она не повернулась, когда за спиной раздался возмущенный возглас. Судя по тишине, дар речи у Габриэлы пропал вторично.
– Ну знаете! – воскликнула та, опомнившись. – По-вашему, выходит, что я помыкаю папой как хочу!
– Вот именно помыкаешь. – Кейди повернулась с банкой в руке. – Очень действенный способ: постоянно будоражить в другом человеке чувство вины. Что-то мне подсказывает, что ты достигла в этом больших высот.
– Почему вы так говорите? – спросила Габриэла. – Это не так, совсем не так! Зачем это мне, чтобы папа чувствовал себя виноватым?!
– Как по-твоему, почему он хочет продать дом?
– Понятия не имею! В последнее время он вообще какой-то странный. Да-да, вот именно странный, не такой, как всегда! А уж с тех пор, как он связался с вами, я вообще не знаю, что и думать!
– Возможно, он занят тем же, чем ты у себя в колледже.
– То есть?
– Живет своей жизнью.
Габриэла уставилась на Кейди с открытым ртом.
– Да, но… – Она несколько раз глотнула, собираясь с мыслями. – Разве для этого так уж необходимо продавать дом?
– На этот вопрос у меня нет ответа.
– Значит, вы не знаете?
– Не знаю. Но каждая из нас двоих не глупа, и вместе мы, быть может, разберемся, что к чему. По крайней мере давай попробуем.
Тем временем Мак изучал свое отражение в зеркале над раковиной и пытался подобрать слова, в которых объяснит все Габриэле. Это не слишком удавалось, тем более что и себе самому он пока не мог ничего объяснить. Он знал, что со временем все поймет, все расставит по полочкам – вот только когда это случится? Очевидно, не сегодня.
До сегодняшнего дня Маку удавалось избегать конфликтов такого рода, разделяя жизнь, как в старой шутке, на семейную и личную: первая всегда имела приоритет, вторую он вел если не втайне, то осмотрительно. С Кейди этот номер не прошел, да ему и не хотелось оттеснять все, что с ней связано, на периферию. А еще точнее, не хотелось надолго выпускать ее из виду. И вот результат.
Тяжело вздохнув, Мак склонился над раковиной и плеснул в лицо холодной воды.
– Вы, конечно, понимаете, что папа на вас не женится? – сказала Габриэла, демонстративно стоя спиной и глядя в окно, на туманный Сан-Франциско. – До вас не женился – и на вас не женится. Вы просто одна из его женщин.
– Да? – Кейди наполнила две чашки чаем и перенесла на стол. – Тебя, быть может, это немного удивит, но я не готова считать себя «одной из женщин» все равно чьих.
– Скажите пожалуйста! – Габриэла бросила на Кейди пренебрежительный взгляд и пожала плечами. – Думаете, вы особенная?
– Я не думаю. Я уверена.
– А собственно почему?
– Да потому, что комплексами мучаются только те, кто все время занят самокопанием. Я знаю, что я особенная, и никогда не имела ни времени, ни желания подвергать эту истину сомнению. Может, все-таки выпьешь чаю? Я налила и тебе.
Габриэла повернулась, бросила было на чашку уничтожающий взгляд, но потом все же взяла ее и вернулась на свой пост у окна.
– Не стоит заранее волноваться, – примирительно сказала Кейди. – Мы с твоим отцом даже не заговаривали о браке.
Несколько секунд девушка сверлила ее рентгеновским взглядом. Трудно сказать, какие были сделаны выводы, но она смягчилась настолько, чтобы остаться лицом к Кейди.
– Давай вернемся к продаже дома. – Кейди отпила немного янтарного напитка, наслаждаясь знакомым вкусом. Доела булочку. – Молчание не решит проблему. Что ты сама думаешь о мотивах отца?
– Мне о них ничего не известно. Но я почти уверена, что это как-то связано с вашим появлением!
– А я, наоборот, совсем в этом не уверена. – Кейди сочувственно посмотрела на напряженную фигурку у окна. – По-моему, это напрямую связано с тобой.
– Глупости! Я вовсе не желаю, чтобы он продавал дом.
– А как бы ты его описала?
– Кого?!
– Не кого, а что. Дом.
– Как описала? Ну… – Габриэла замялась.
– Сколько в нем спален? Велика ли кухня? Есть ли сад?
– Ну… четыре спальни. Две ванные. Кухня огромная, старомодная такая… – По мере того как она перечисляла, голос все больше проникался теплом. – Когда мама умерла, мы с папой взяли за привычку вместе готовить. Есть сад, тоже огромный: множество зеленых лужаек, плодовых деревьев… есть даже цветник. Там я давала вечеринку в честь окончания школы.