Она говорила и говорила, и глаза Берди понемногу стекленели.
В десять Берди наконец-то отпустили: как сказала Марго, ей необходимо вместе с Уильямом проверить счета. Поэтому она оставляет гостью: пусть походит сама, если захочет, заодно почитает брошюры и прочую информацию: статистику и все такое прочее. В том числе больше узнает об услугах, которые предоставляет Дипден.
— Мы оставили вам свободное утро в расписании на понедельник, милая, — добавила Марго, стряхивая крохотное пятнышко пудры с безупречного кремового рукава. — Это значит, что вторая половина дня будет очень загруженной, но мы решили, что вам удобнее в первый же день осмотреться, со всеми познакомиться и все такое.
Марго подняла ухоженную руку и, хозяйским жестом потрогав каштановые кудряшки Берди, рассеянно произнесла:
— У вас прелестные густые волосы, милая, и восхитительные глаза, но я бы предложила вам подумать о контактных линзах. Мы об этом еще поговорим.
— Конечно, — вежливо ответила Берди, испытывая дикое желание плюнуть в эти холодные зеленые глаза.
Как только ей удалось сбежать, она отправилась на кухню. На ее вкус, слишком уж там много сосны и алюминия, но по крайней мере нет ничего розового и антикварного. Она получила чашку кофе и бисквит от суетливой миссис Хиндер, похвалила ее садик с травами: радость и гордость этой суровой дамы, но сейчас едва видимый сквозь залитое дождем кухонное окно, — и решила на часик-другой спрятаться в библиотеке.
Там она обнаружила Эдвину с триллером Джона ле Карре[4]. У нее изменилась прическа. Общий стиль смягчился, седина превратилась в оригинальные прядки на фоне золотисто-каштановых волос. Берди отметила также, что удачная стрижка визуально уменьшила тяжелую челюсть Эдвины и сделала выразительнее глубоко посаженные глаза. Перемены и в самом деле замечательные.
— Вы потрясающе выглядите, а прическа выше всяких похвал, — искренне сказала она Эдвине.
— Да, мне тоже понравилось, — явно обрадовалась та, потрогав мягкие прядки на затылке. — Алистер отличный парикмахер. А вы еще не начали?
— Нет. Первая процедура у меня в двенадцать, а потом весь день забит под завязку. Что у вас следующее?
— Массаж. В одиннадцать, — со вздохом ответила Эдвина, явно не горевшая желанием подвергнуться этой процедуре. — И я на него не рвусь. Мне никогда его не делали. А вам?
— Нет.
Они хмуро переглянулись. Перед мысленным взором обеих, как призрак, возник Конрад, с кислым выражением лица застывший над их распростертыми, далекими от совершенства телами.
— Как вы думаете, нам не придется снимать белье? — с тревогой спросила Эдвина.
— О боги, нет! — пришла в ужас Берди. — Даже думать об этом не хочу.
Эдвина вздохнула и вернулась к чтению.
Берди допила остывший кофе и, решив, что ради сохранения душевного равновесия лучше приступить к работе, неохотно вытащила записи Уильяма, но тут же вспомнила, что забыла попросить у Марго блокнот и ручку. С трудом вытащив себя из кресла, морщась и вздрагивая — ушибленное тело яростно протестовало, — Берди вышла из библиотеки и направилась к кабинету, расположенному рядом. Дверь была приоткрыта. Она уже подняла руку, намереваясь постучать, как вдруг услышала резкий голос Марго:
— Значит, так! С этим покончено!
Раздался голос Уильяма, но что он сказал, Берди не разобрала.
— Ты прелесть, Уильям. Не знаю, что бы я без тебя делала, — сказала Марго уже мягче.
Берди заколебалась: стоит ли их прерывать?
Снаружи внезапно раздался раскат грома, и шум дождя превратился в бешеную барабанную дробь.
— Боже мой! Как надоел этот проклятый дождь! — воскликнула Марго. — Слушай, Уильям, пойди убери все это, милый, хорошо? Мне нужно продиктовать тебе несколько писем и успеть поймать Эдвину до того, как она уйдет на массаж. Поспеши. Я должна успеть к Хелен через… господи, через двадцать минут! Боже, как я ненавижу эти понедельники! Просто ужас, сколько дел!
Ответом ей было опять бормотание, и Берди наконец постучалась.
— Да. — Теперь голос Марго звучал спокойно и властно, а когда дверь открылась, на ее лице уже была улыбка, хотя явно читалось нетерпение. — Да, Верити?
— Можно мне блокнот и ручку? Все мои вещи утонули.
— Милая, ну конечно! Уильям, принеси мисс Бердвуд все, что ей нужно, только побыстрее.
Уильям, который стоял возле стола у стены и держал в руках какие-то папки и чековую книжку, покорно посмотрел на хозяйку, опустил свой груз на стол и хотел было выйти, но Марго его остановила:
— Уильям, только не нужно изображать из себя страдальца, милый. Прости. Так что ты хотел?
— Только этот чек, Марго, за десятое июня. Наличные. Тысяча двести семьдесят три доллара пятьдесят центов. Ты не заполнила корешок.
Марго легонько постучала по зубам тонкой золотой ручкой.
— Это было… это было… — Она зажмурилась, затем резко распахнула глаза. — Сильвер! Тед Сильвер. Генератор, фильтры для бассейна — то да се.
Он сделал пометку и благодарно улыбнулся ей. Можно подумать, мысленно заметила Берди, что она оказывает ему любезность, позволяя выполнять всю работу.
— Уильям все для вас сделает, милая, — сказала Марго, сверкнув зубами. — Вы не против, если я вернусь к своим делам, правда? Я сегодня как выжатый лимон.
Она принялась перебирать те несколько листочков бумаги, что лежали на ее сверкающем столе, создавая видимость деятельности.
— Да, я понимаю, — отозвалась Берди. — Настоящая запарка, верно?
Марго метнула на нее короткий испытующий взгляд, но Берди сумела сохранить бесстрастное лицо, поэтому удовлетворенная хозяйка кабинета вернулась к своему занятию.
Уильям вышел следом за Берди из кабинета и нервно пробормотал:
— У Марго действительно куча корреспонденции. Столько знакомых! И есть даже весьма знаменитые, знаете ли: кинозвезды, члены парламента, да кого только нет. Сэр Артур Лонгли, к примеру, старый, скорее даже, старинный друг Марго.
— Разве он не умер? — сухо уточнила Берди, явно удивленная. Сейчас у нее было вовсе не то настроение, чтобы кому-то потакать.
Уильям оскорбился, но все же неохотно признал:
— Ну да, теперь-то уже умер, но это произошло всего год назад. А до своей смерти он неукоснительно писал Марго каждый месяц. Только представьте! Такой богатый, влиятельный человек!..
— Потрясающе! — воскликнула Берди, попытавшись изобразить восхищение.
Насколько она помнила, сэр Артур Лонгли был напыщенным старым пердуном, который после тридцати лет яростного заколачивания денег посвятил преклонные годы двум своим хобби: беспощадно разносил молодежь страны за нравственную развращенность и при каждой возможности нахваливал себя. Должно быть, оба этих занятия оказались весьма дорогостоящими, потому что после его внезапной кончины на поле для гольфа вдова и кредиторы, к своей огромной досаде, обнаружили, что долги сэра Артура намного превышают его активы.
Впрочем, если бедняга Уильям предпочитает купаться в лучах отраженной славы Марго, пусть это и всего лишь мишура, тем хуже для него: Берди ничего не имела против.
Они дошли до двери кладовой, и Уильям, прежде чем ее открыть, спросил нарочито небрежным тоном, рассматривая свои ногти:
— Вы, случайно, ничего не говорили Марго про… ну, вы знаете… вчерашний вечер?
— Нет. А вы?
— Нет. Алистер попросил предоставить это ему. Но не думаю, чтобы и он что-то ей сказал.
— Скорее всего, нет. Что-то она сегодня расстроена. Видимо, он решил подождать более подходящего момента.
— Возможно.
Внезапно Уильям юркнул в сторону, нырнул в захламленный кабинет напротив кухни и вынес оттуда два блокнота и три ручки.
— Это ваш кабинет? — с любопытством спросила Берди, когда он сунул все это ей в руки.
— О нет. Я сижу с Марго. Это Алистера. Мы храним здесь канцелярские принадлежности. Если вам что-то потребуется, не стесняйтесь, берите. Все так делают. Алистер не против, тем более что сегодня он весь день, с восьми до шести, занят с клиентками.
— Долгий у него день.
— О да! — серьезно кивнул Уильям. — Первый понедельник — долгий день для всех нас. Консультации Алистера длятся два часа вместо одного, и он с каждой дамой отрабатывает все это время, до последней минуты. Он такой перфекционист! Поэтому ему приходится работать без перерывов, но результат великолепный. Каждая гостья к шестичасовым коктейлям превращается в другого человека.
— Даже так? Что ж, с нетерпением жду его консультации. — Берди посмотрела на Уильяма. — Мне кажется, сегодня вы чувствуете себя получше?
Он кивнул и стыдливо пробормотал:
— Это все из-за шока. Джойс меня ужасно потрясла. Я отреагировал слишком остро. Надеюсь, вы не… э-э-э… не считаете, что обязаны рассказать об этом Марго? Или, того хуже, написать. Ну, вы знаете, для Эй-би-си или еще для кого-нибудь. — Его лицо вдруг просветлело: нашел нужные слова. — Это не… не подлежит оглашению в печати, да?
— О, не волнуйтесь! — кивнула Берди, стараясь не фыркнуть.
Господи, в этом месте, как на чаепитии у Безумного Шляпника.
— Ну… гм… мне пора возвращаться. Марго через десять минут уже должна быть в комнате для макияжа. До встречи! — Уильям повернулся и чуть ли не вприпрыжку побежал по коридору.
Берди посмотрела в сторону кухни. Бетти Хиндер там уже не было, но какая-то женщина в белом с ярко-рыжими волосами старательно рубила цыплят: очевидно, готовила ленч.
Берди вернулась в библиотеку, немного поработала, затем, как хорошая девочка, поднялась в свою комнату, чтобы переодеться. Нет никакого смысла расстраивать Марго — еще рано.
Кресло Эдвины пустовало: должно быть, пошла готовиться к ужасам встречи с Конрадом. При мысли об этом Берди содрогнулась. Чтобы отвлечься, открыла одну из папок, которые дал ей Уильям, и уставилась на бабочек, украшавших плотную белую бумагу. Видимо, они относятся ко всему этому слишком серьезно. Интересно, что так сильно расстроило сегодня утром Марго? Она была в бешенстве, это очевидно. Дерзость той горничной? Наверняка нет. Увольнение — это симптом болезни, а не причина. Тогда что? Похоже, про анонимное письмо ей никто не сказал, значит, дело не в нем. И не в Уильяме. Несмотря на отвратительное настроение, Марго разговаривала с ним ласково. А он так жалок в своей благодарности ей за эти мелкие милости.